Вечером, дома, меня вновь охватила тоска. До чего же невыносимо сидеть вот так, одной, длинными вечерами, наедине с горькими мыслями — о будущем, о ребенке, об Игоре. Недавно бабушка Бакланова (все-то она знает!) сказала: «Игорек — вот кто будет отцом хорошим твоему ребенку. И чего мешкаешь, не пойму…» А разве я не знаю этого! Но взваливать на плечи Игоря такую обузу… Имею ли я на это право?..

Ужинать не хочется. Сегодня ко мне, наверно, никто не зайдет — все на свадьбе. Я рада за Кириллова. Но надо помочь и Виктору: необходимо найти его мать. Отправить розыскное письмо и указать город, в котором последнее время он жил с ней. Виктор помнит этот город.

На что же намекал тогда Виктор?.. Ах, да, он выражал опасение, чтобы не случилось так, что мой ребенок, как и он, Виктор, останется без отца. Без отца!.. Горько и тяжело… У ребенка должен быть отец, должен! И я очень хочу, чтобы им был Игорь. Что-то Булатов последнее время благоволит к нему, на каждом диспетчерском совещании восхваляет Игоря за «хватку». Мне Батя не оказывает подобной чести. Если заходит в коммерческий отдел, старается не замечать. Ну и пусть не замечает! Только бы это не повлияло на работу. Я все больше убеждаюсь, что Булатов вновь заболел показухой. Без конца превозносит себя! Недавно приехал в Усть-Гремучий корреспондент областной газеты. Булатов лично водил его по порту. И как-то смешно получилось: не успели еще построить душевую, ни одни грузчик еще и не помылся в ней, а Булатов уже хвастает: вот, мол, смотрите — лучшей душевой, чем у нас, нигде на Камчатке нет! Меня это хвастовство раздражает. Но тут же я думаю о новом поселке. Ведь Булатов действительно искренне хочет побыстрей построить такой поселок, какого нет на Камчатке! Он многое пытается сделать для портовиков. И немало сделал. А как же тогда понимать случай с Карпухиным? Меня Булатов вправе не замечать. Должно быть, ему не нравится все, что происходит со мной: разрыв с Валентином, беременность… И вот теперь всюду шепчутся о том, что «место» Пересядько займет Игорь. А вдруг Булатов начнет мстить Игорю из-за меня?.. От всего этого можно с ума сойти! Невыносимо тяжело оставаться наедине с мыслями, которые не дают покоя ни днем ни ночью.

ГЛАВА XI

Мне иногда хочется запереться в комнате и никого не видеть до той минуты, когда случится то, чего я с такой тревогой жду. Но пока еще впереди месяца три, не меньше. Жгучее чувство стыда, главным образом перед Игорем, терзало меня, вносило в душу мучительное раздвоение. В голове беспорядочно теснились всевозможные планы. Я должна что-то предпринять, что-то сделать, чтобы исчезло это непередаваемо тягостное чувство. Я легла на тахту. В поселке говорят, что у Пересядько скоро свадьба — женится на молоденькой врачихе… Она совсем недавно приехала на Камчатку. Не открыть ли ей глаза на будущего супруга? Тьфу, какие дурацкие мысли лезут в голову! Она, очевидно, любит Вальку!..

За окном ревет штормовой океан. Хлещет проливной дождь. Я подошла к окну. Не давали покоя тревожные мысли о будущем. Разве не может случиться, что Игорь, который любит меня, начнет вдруг упрекать?..

По стеклу быстро стекают струйки воды. За окном — неуютно и холодно. Та же непогода и в моей жизни. Я давно не виделась с Игорем. А вдруг он кем-нибудь увлекся!.. Воображение рисовало сцены одну невероятнее другой. Гулко стучало сердце. Мне вдруг захотелось помчаться к дому, где живет Игорь. Кружилась голова, в глазах плыли красные, синие, желтые круги… Кое-как накинув плащ, я рванула дверь и — столкнулась с Александром Егоровичем!

— Куда это ты летишь?

— Просто так, — замялась я. — Хочу немного пройтись, душно что-то…

— Да ты что! На улице льет как из ведра. И потом, я ведь к тебе. Дельце хочу одно поручить, а то, смотрю, ты совсем раскисла.

— Что за «дельце»?

— Тоже мне хозяйка: стала на пороге — и ни туда, ни сюда. Что же я, в коридоре буду объясняться с тобой, что ли? — Улыбнувшись, Александр Егорович пристально посмотрел на меня. — Что с тобой происходит, Галина? На тебе лица нет. Случилось что-нибудь?

Промолчав, я вошла к себе, сняла плащ и подвинула стул Александру Егоровичу. Меньше всего мне хотелось говорить с ним сейчас.

— Так что же произошло, Галя? — вновь спросил он участливо.

— Ничего… ничего не случилось, — ответила я. — Просто тяжело, душно…

— Э, матушка, это еще только цветики… Сколько месяцев-то?

— Около шести… — смущенно ответила я.

— Так, так… Значит, ты твердо решила с Пересядько не сходиться? Впрочем, это твое личное дело, — сказал Бакланов и, помолчав, добавил: — Ты уж как хочешь, а мне сейчас нужна твоя помощь.

— Да я с удовольствием, Александр Егорович! Что нужно делать?

— Говорят, последнее время в Панине ты сидела на учете и планировании в портофлоте?

— Верно, — настороженно сказала я, — а коммерческий отдел все-таки мне ближе…

— Да никто тебя и не собирается переводить из коммерческого отдела, — досадливо махнул рукой Бакланов. — Просто я хочу, чтобы ты по вечерам помогла Полубесову войти в курс дел и наладить учет и портофлотское планирование.

— Помочь Сашке? Но ведь он работает в главной диспетчерской!

— Работал. Флот растет не по дням, а по часам, а учета никакого. Полубесов закончил мореходку. Вот его и посадили на учет и планирование. Ты, Галя, помоги ему, глядишь, и тоска твоя быстрей пройдет.

Александр Егорович оказался прав. Я втянулась в работу, и на сомнения и терзания не оставалось времени. Домой приходила поздно. Днем работала у себя, в коммерческом отделе, а вечерами корпела с Сашкой над бумагами портофлота. Я еще раз убедилась, что бумагомарание не мужское дело. Их стихия — штурвал, машина, все что угодно, только не учет и не планирование. Страшно запущено все, в бумагах — хаос и неразбериха. Сашка не мог сказать, сколько тот или иной катер перевез груза в тоннах и сколько сделал тонно-миль. Многих погрузочных ордеров вообще не хватало, в то время как они фигурировали в цифрах отчета о выполнении плана. Чуть ли не очковтирательство!

— Саша, где же погрузордера или коносаменты?

— А черт их знает, где они. Те, что я обнаружил, когда пришел сюда, сдал в бухгалтерию, а насчет остальных можно узнать в ТЭКе[5].

Работы было столько, что пришлось документы брать домой и корпеть над ними по ночам. В ТЭКе я знала всех девчат. Мне часто приходилось проверять их таксировку и отчеты по судам, и теперь, в свою очередь, я попросила их помочь нам. И вот почему. Погрузордер, подписанный получателем после принятия груза, сдается в ТЭК, а там выписывают коносамент. Так делалось при перевозке песка. А вот на уголь коносамент выписывали сразу же при погрузке; и часто получалось, что при выгрузке на причале, скажем рыбокомбината, угля не хватало и в портофлоте оказывалась недостача его. И тогда срочно требовалась выверка. Между прочим, в ТЭКе работала теперь экспедитором грузового учета Аллочка. Мы с ней сразу нашли общий язык. Правда, сначала она даже обиделась за Сашку: неужели он сам не способен постичь азы учета? Но потом поняла — не окажи ему помощь, Сашка так бы запустил дело, что потом невозможно было бы разобраться и платежи с клиентов поступали бы не вовремя. На транспорте дело всегда поставлено так: сначала деньги на бочку, а затем уже работа. До Сашки учетом никто по-настоящему не занимался, и деньги своевременно не взыскивались. Мы с Аллой решили шуму не поднимать: за это могло попасть многим, в том числе и Александру Егоровичу — начальнику портофлота. Уселись за выверку полученных платежей и не поданных к оплате погрузордеров и коносаментов. А их оказалось немало. Тогда мы с Сашкой съездили к получателям, проверили на месте количество принятого угля. И вдруг оказалось, что в портофлоте по документам угля не хватает. Старшины барж приняли одно количество, а сдали гораздо меньше. Мы отправились на склад порта выяснить, почему в коносаментах показано завышенное количество угля. Ведь из-за этого в портофлоте недостача. Что за чертовщина? Не в реку же сбрасывают уголь!