Верно! Батя просто неузнаваем! Какая забота о людях! И что за озарение на него напало? Нет, шутки в сторону, но я внутренне соглашалась с ним. Молодец!

— Обрубить крылья нашей мечте мы не позволим! — энергично постукивая в такт словам ладонью о стол, говорил Семен Антонович. — Если строить город, так уж настоящий. Дешевкой нас потчевать нечего! Терпели неудобства — потерпим еще с год. Зато портовики будут жить в квартирах с центральным отоплением, с ваннами и водопроводом. Придет человек домой — душа от тепла растает, угольную пыль есть где смыть. А на рыбокомбинатовцев вы не кивайте. По нужде можно и в собачьей конуре жить…

Пока он говорил, в маленьком зале «Богатыря» царила такая тишина, что я явственно слышала, как тикают часы у сидящего рядом со мной Игоря.

— Здорово старик пыль выбивает, а? — прошептал Сашка.

— Дает прикурить строителям! — весело ответил Игорь.

И строители, и гости-инженеры словно ожили. Еще бы! Строителям, наверно, тоже по душе, что ставить придется настоящие, добротные, благоустроенные дома.

Булатов без промедления начал подсчитывать, чем строителям может помочь порт.

— Коль так, будем возводить городок сообща. Одному подрядчику не по плечу такое дело. Порт может подбросить лишний кран, добыть пемзу или перлит[4] для блоков. Проектировщиков же прошу проектировать здесь, на Камчатке, а не в московских кабинетах. Так, что ли, я говорю, парторг? — спросил он у Бакланова.

— Так, — согласно кивнул тот.

За столом президиума согласовывали цифры, сроки, а сидевшие в зале портовики шумно переговаривались.

— Нашего Батю на мякине не проведешь! — ликовал Полубесов.

«Нашего Батю»!.. Был бы он всегда таким чутким, нужным людям. Ведь он может… может!»

Объявили перерыв. Я окинула взглядом зал, увидела Толю с какой-то незнакомой девушкой и спросила у Сашки:

— С кем это Пышный?

— Вы заинтригованы, миледи? — улыбнулся Сашка. — Тогда отвечу — это крановщица Аникина Раиса. Между прочим, если не ошибаюсь, мировая деваха, приехала из Владивостока.

Толя что-то оживленно говорил девушке. Мне захотелось рассмотреть ее поближе, но не удалось — к нам подошли Бакланов и молодые проектировщики. Александр Егорович, обращаясь к Игорю и Сашке, сказал:

— Надо как-то устроить ребят. Вы оба холостяки. Поспите на полу денек-другой, а? Одеяла и простыни ЖКО подкинет. Ну как?

— Можно. И, раз уж так, давайте знакомиться, — с готовностью протянул гостям руку Сашка Бес.

С «Богатыря» шли все вместе. Москвичи то и дело расспрашивали про землетрясения, про извержения вулканов. И вдруг один из приезжих громко сказал:

— Камчадалы, а краба живого покажете?

— Да хоть сейчас! — ответил кто-то весело.

Тут же было решено ночью отправиться за крабами. Проводив меня, Игорь сказал:

— Я тоже, Галка, пойду за крабами. А потом мы закатимся к тебе завтракать. Договорились?

— Хорошо, Игорь, — согласилась я.

Издали закричал Сашка:

— Галина, приготовь витаминчик «ша», не урони камчатской чести перед москвичами!

Ребята взяли у Вани Толмана снасти и металлическую бочку для варки крабов. Посудина эта всегда стояла у нас за домом.

На следующее утро — еще не было и шести — я проснулась от шума в коридоре. Вошла возмущенная Наталья Ивановна.

— Иди полюбуйся. Страх-то какой!

Накинув халат, я выбежала в коридор. Оказалось, что краболовы принесли два мешка отваренных клешней и трех огромных еще живых крабов, которые расползлись по коридору. Проектировщики хохотали от души. Взгляд мой упал на Сашку, и я, глядя на него, тоже рассмеялась. Полубесов стоял возле мешка, серьезный, с взъерошенными волосами, а физиономия его была вся вымазана сажей. Он, очевидно, не знал, над чем смеются ребята, и все повторял:

— И чего тут смешного, не понимаю! Подумаешь — живые крабы; вам, москвичам, конечно, смешно, а мы к ним привыкли…

Сжалившись, Наталья Ивановна дала ему зеркало.

Посмотрев в него, Сашка отшатнулся, снова приблизил зеркало к лицу и, поняв наконец, что в нем не чья-нибудь, а его собственная физиономия, закричал:

— Хлюпики несчастные, сознавайтесь, кто меня вымазал? — Потом посмотрел еще раз в зеркало и захохотал. — Молотки! Надо же так! Черт возьми, неужели я в таком виде шел по Усть-Гремучему?

Мы еще долго смеялись над его несуразным видом.

В коридор вышли Толманы, Александр Егорович и главный инженер Арктикстроя. Он ночевал у Баклановых.

Главный инженер присел над живым крабом и стал внимательно разглядывать его. Санька Бакланов принялся объяснять ему, что краб своей клешней может перекусить проволоку.

— Неужели? — серьезно удивился инженер.

— Честное пионерское!

Ко мне подошла Наталья Ивановна и тихо сказала:

— Галина, организуем завтрак у тебя, у нас тесновато.

— Конечно, конечно!

— Крабов положим в тазы, дадим гостям по ножу, скорлупу пусть бросают в ведро, мясо — в рот. Здорово, а? И тарелок не надо!

Я быстро выложила из мешка в таз вареные клешни и понесла в комнату. Игорь и Сашка колдовали над какой-то настойкой, главным компонентом которой был, конечно, спирт.

— Как в аптеке! — смеялся Полубесов, большой приверженец, как он говорил, «живительного бальзама».

Нетерпеливые москвичи, усевшись за стол, спрашивали:

— Что это вы там изобретаете так долго?

— Сейчас испробуете — ахнете, — важно ответил Сашка. — «Особая камчатская»!..

Вошли Александр Егорович и главный инженер Арктикстроя. Их посадили на самые почетные места. Александр Егорович спросил, ухмыльнувшись:

— Галина, что же это получается — пьянка с утра?

Я даже не успела ответить — вмешался Игорь:

— Александр Егорович, так это ж не пьянка! Просто пригубим по рюмочке за знакомство и за проект с ваннами.

— Ну, если так, тогда валяйте, — кивнул Бакланов и тут же добавил строго: — Только чтоб все было в порядке, с вас потом спрошу. Не правда ли, в коллективе и аппетит лучше? — обратился он к инженеру.

Главный инженер, улыбнувшись, охотно согласился с Баклановым. За крабов взялись дружно. Я никак не могла приноровиться вскрывать клешни. А у Сашки это получалось довольно ловко: развалит панцирную оболочку — и пожалуйста, чуть ли не банка крабов! Белая сочная лапка лежит перед ним — так и хочется стащить ее у Сашки. Мужчины выпили, завязался разговор о ловле крабов…

Глаза наших гостей, несмотря на бессонную ночь, так и искрились смехом. Москвичи были просто в восторге от поездки. Кто-то вспомнил, как вымазали Сашке лицо, и снова поднялся смех. Александр Егорович, не поняв, удивленно спросил:

— Над чем вы хохочете? Ну-ка, рассказывайте, и я не прочь повеселиться. Вот ты, Полубесов, ответь — трудно ловить крабов?

— Ничего мудреного нет, — ответил Сашка. — На сетки положили по разрезанному бычку — это рыба такая, — пояснял он главному инженеру. — Голова у бычка огромная, а туловища совсем нет, сразу тонкий хвост идет. Ну, потом сетки спустили на дно посередине залива, на берегу развели костер и поставили бочку с морской водой, Игорь дежурил, а мы спать завалились…

Тут все снова захохотали. Даже Александр Егорович с главным инженером заулыбались, хотя и не знали еще, в чем дело.

— Ну а дальше что? — еле удерживаясь от смеха, спросила я у Сашки.

— А чего дальше? Когда проснулся, последних крабов сварили. Сел я пробовать их, а тут как раз ребята приплыли с очередным уловом и давай хохотать. И как это меня сажей вымазали, до сих пор не пойму! Поверите — еле вымылся, все лицо мочалкой изодрал. Жжет, будто кто горчицей смазал.

Наталья Ивановна попросила Игоря объяснить, как это получилось.

— Сетки надо было менять через каждые два часа, а Сашка так крепко заснул, что поднять его было невозможно. Тут-то мы и решили вымазать его. Сажу, соскобленную с бочки, в которой варились крабы, смешали с маслом… Ей-богу, Сашка даже облизывался во сне. Хохотали мы так, что и мертвого разбудили бы, но только не Полубесова… Что же вы думаете — продолжал спать! Проснулся он только тогда, когда мы уже собирались домой, и эдак лениво спросил: «Как там дела, мастера?» Мы ответили, что ловля закончена. Тут синьор этот встал, потянулся и сказал: «Сон я, мальчики, видел — мечта!» — «Какой?»- — «Сидел в «Арагви», пил пиво и ел шашлык. Хорошо все-таки во Владивостоке!..» А когда мы уселись, Сашка уточнил, что ловить крабов все-таки лучше, чем веселиться в «Арагви».