В ответ на слова Риллаха Лигант лишь улыбается своей привычной улыбкой, а затем убирает руки под плащ и оттягивает его кулаками, имитируя тем самым выступающую женскую грудь.

— Примерно вот так! — Лигант посылает воздушный поцелуй Риллаху и хлопает ресницами.

Баббар начинает хохотать, привлекая к себе внимание остальных членов группы. Риллах же опускает лицо в ладонь и сжимает переносицу указательным и большим пальцами. Идущие впереди отряда Лераиш с Лифантией лишь несколько мгновений смотрят на короткое представление Лиганта, а затем возвращаются к своему разговору:

— Разве есть утерянные строки из Геннории? — удивляется Лераиш.

— Конечно, — отвечает Лифантия. — Ее постоянно изменяют, тем самым влияя на сознание верующих хегальдин. Всех я не помню, но есть наиболее запомнившиеся мне, те, что, действительно, заключают в себе определенную мудрость.

Он молчит несколько мгновений, формируя в голове мысль так, чтобы процитировать фразы в точности, как он их прочел в свое время, а затем цитирует их вслух:

— «Не упоминай богов своих, если неуверен в том, что рядом нет ушей, не желающих слышать о вере твоей». Или «Не совершай лишь две ошибки в своей жизни — осознать истину, когда уже поздно, и думать, что уже поздно в то время, когда есть время все изменить — и тогда поймешь, что не одной дорогой ведет тебя судьба».

— Общественные проповеди явно идут вразрез с первой заповедью, ведь голос Корда, — произнося имя пастыря, Лераиш невольно морщится. — голос, этого… священнослужителя не заботится о чужих ушах.

— Пастыри умело манипулирует сознанием верующих хегальдин. Каких большинство. В Геннории есть понятия добра, есть понятия зла; но граница между ними настолько огромна, что ни одно существо не может жить на одной лишь стороне. Никто не может быть исключительно добрым или исключительно злым. По сути, Геннория предписывает жить так, как жить невозможно, и именно поэтому она не может устареть. Привносятся лишь некоторые корректировки, которые необходимы в тот или иной период. — Лифантия какое-то время смотрит на отряд за спиной, а затем добавляет: — У змеиного народа врожденный, можно сказать, расовый иммунитет к подобному виду оружия. Их Бог — это их вождь, если можно так сказать. Реальное, наглядное воплощение силы, вызов которой можно бросить в любой момент, оспорив право на правление всей землей Роганрааш.

— Если они верят лишь в то, что видят сами или видели их предки, не значит ли это, что нам придется доказывать нашу силу в бою с ними?

— Не исключено, — коротко отвечает Лифантия, улыбаясь загадочной улыбкой, которая в совокупности с тяжелым взглядом означает лишь то, что он пытается скрыть негативные мысли.

Лераиш замедляет шаг и вскоре оказывается в хвосте отряда. Его взгляд касается крылатых фигур, что кутаются в шерстяные плащи, чьи шаги сопровождаются звуком позвякивающих цепей. В голове невольно возникает картина, где армия чернокрылых шейдим вместе с объединенными племенами шиагарр стоят у стен Эрриал-Тея; где напряжение настолько велико, что потоки времени просто огибают тот участок пространства, где должна пролиться кровь. Но произойдет случайный всплеск, и брызги того же временного потока коснутся одного из воинов, который выпустит случайную стрелу; который первым расправит плечи перед наступлением; и тогда за ним последуют все остальные. Огромная машинерия начнет движение, уничтожая саму себя. Примет ли Вассаго участие в бою, задумывается Лераиш. Возглавит ли младший брат авангард или же останется на стене, наблюдая за всем со стороны. А Шакс? Лераиш уверен, что генерал архонта не будет стоять в стороне, он лично примет участие в битве. В самом эпицентре, в месте, где крови будет больше всего. Но зная его силу… любое место превратится в кровавый водоворот, если только там появится Шакс.

Со странным отвращением к себе Лераиш понимает, что не хочет встречаться с ним на поле боя. Также, как и с младшим братом. Страх ли это или же то крошечное желание вернуть прошлую жизнь? Убедить брата, отца и всех хегальдин, убедить что шейдимы не враги. Несмотря на слова Лифантии, на принятую черную кровь это — желание все еще живо.

Размышления Лераиша прерывает утробный вой, настолько громкий, что источник определить не представляется возможным. Крещендо резко обрывается. Птицы замолкают; кажется, что даже листья в кронах бледных дубов перестают двигаться.

Звучит шелест цепей, и все шейдимы уже держат копья на изготовку. Не сговариваясь, они образуют кольцо вокруг Лифантии.

— У меня плохое предчувствие, — с горькой усмешкой произносит Лигант. Его черные глаза с жадностью всматриваются в пространство перед собой.

— Весьма запоздалое, — с присущей усталостью в голосе отвечает Риллах. — Теперь у всех нехорошее предчувствие.

— Может, это шиагарр?

Звучит вопрос за спиной Лераиша, который остается без ответа. И хотя никто не видел представителей змеиного племени, кроме Лифантии, все уверены, что вой принадлежит чему-то более огромному. Более страшному.

Лераиш кладет копье на левую ладонь, а правую вжимает в его основание, чтобы в любой момент совершить бросок без замаха, без лишних движений.

Возникшую тишину прерывает лишь слабый звон цепи, исходящий от Сэйми — ее руки дрожат. Лераиш замечает это краем глаза.

Новая волна воя заставляет всех крепче сжать пальцы на своих копьях.

— Там… — неуверенно произносит Сэйми, указывая острием в противоположенную от себя сторону. — Я видела движение. Там что-то есть.

Взгляды всей группы устремляются в указанном направлении, но ничего не происходит. Лигант произносит несколько ругательств, после которых отбрасывает косу за спину и восклицает:

— Природа дала нам крылья не для того, чтобы мы беспомощно стояли не земле! Нужно улетать!

— Кроны слишком густы, — отвечает ему Баббар. — Нам не пробиться через них. Нужно найти прогалину.

Но едва ли кто-то решает сделать первый шаг, как недалеко раздаются скользящие звуки, такие, словно кто-то вонзает лопату в землю: ритмично и быстро. В тот же момент Лераиш принимает боевую позицию выкрикивая:

— Баббар, Лигант — в линию ко мне! Сэйми и Риллах — по флангам! Остальные — на дистанцию!

Все занимают свои позиции, и в тот же миг из-за толстого ствола вдали показывается мохнатая голова с клешнями у пасти. За ней выплывает огромных размеров брюхо на длинных лапах, которые пронзают в землю при каждом шаге.

— Твою же мать… — вырывается у Баббара.

— Что бы ни случилось, паук должен атаковать нас, чтобы другие имели шанс его уничтожить, — говорит Лераиш.

— Атаковать нас? — Брови Лиганта изгибаются от удивления. — А плана получше у нас нет? — Он нервно облизывает губы, вращая носок стопы, тем самым создавая себе точку опоры для атаки.

Вместо ответа, Баббар тяжело бьет копьем о землю, а затем начинает кричать, привлекая внимание восьминогой твари.

И его выходка срабатывает. Взгляд трех пар глаз устремляется к источнику шума.

— Вот так, — нервно шепчет Баббар. — Иди к нам.

С внезапной прытью паук устремляется в сторону шейдим, поднимая в воздух тяжелые комья земли при каждом шаге.

— В воздух! — кричит Лераиш, как только тварь пересекает черту, мысленно проведенную им.

В тот же миг три шейдима, коротко взмахнув крыльями, взлетают; и как только мохнатая тварь оказывается под ними — брошенные копья каждого из них, шелестя цепью, вонзаются в плоть паука. После чего следует рывок, и оружия возвращается к своим владельцам. Еще четыре джерида вонзаются в мохнатую голову, но вопреки нанесенному урону тварь не останавливается. Она слепо врезается в шейдим, что стояли за спинами Лераиша, Лиганта и Баббара; и тех отбрасывает. Остается только один, тот, чья шея зажата в зазубренных клещах.

Воя от боли, разъяренный паук делает резкие движения туловищем. Шейдим в его хватке превращается в тряпичную куклу, что захлебывается собственным воплем.

Хруст. По воздуху разливается черная кровь. Оторванная голова беспомощно бьется о ствол дуба и падает на землю.