- Рассказывай.

- Храбрая девочка…

Он сел, охватил руками колени, голову опустил, и Томе почудилось, что в нем снова что-то переменилось, теперь по-доброму. Долго молчал, потом заговорил непривычно быстро, нервно, без всякой рисовки. Снова лег на спину, смотрел в небо. Пуговицу куртки в пальцах крутил, пока не сломал. Взялся ва другую, и ее сломал.

Тома слушала его бесстыдную мужскую исповедь, не решаясь прервать, страшась, что в эти минуты он возвращается снова к себе - худшему, стыдясь его и боясь, что вот сейчас он на нее взглянет и поймет, что с ней творится. Не выдержала, сказала:

- Довольно. Прекрати.

Он замолк на полуслове.

- Бахвалишься… - трудно проговорила она. - Разве это жизнь человека? Животного!

Он усмехнулся.

- Хочешь сказать - зверя. Что же, зверь-это неплохо. Зверь, по крайней мере, силен. И свободен. Свободен, миледи, вот что главное.

- Это свобода? - вскинулась Тома.- Да, захотелось выпить - выпил. Захотелось морду набить - набил. Захотелось девчонку под ноги себе кинуть - кинул. И тебе кажется, что это свобода? Никакая это не свобода - зависимость, и ты раб, раб - понимаешь?

Он сел рывком. Лицо его резко исказилось, поползло на сторону.

- Это я - раб?-процедил едва слышно.-Я раб?

Придвинулся к ней мягким кошачьим движением, и она осталась на месте, понимая что лучше не суетиться. А когда он стиснул руками, словно железными наручниками, оба ее запястья, не стала вырываться. Глупо меряться физической силой с Волковым, безнадежно глупо и опасно. Иная сила должна была найтись в ее душе, и только эту силу могла Тома противопоставить его закаленной и отточенной наглости.

- Сейчас поглядим, кто здесь раб, - вкрадчиво говорил Волков, уже плохо владея собой. - Может, мне до сотни как раз тебя не хватало. - Он приблизил к ней вплотную свое налитое кровью лицо, его дыхание обожгло ее щеку. - Велю раздеться - разденешься, никуда не денешься. Велю…

Она перебила:

- Отпусти руки.

Он молча смотрел в ее глаза.

- Отпусти руки, - тихо и четко приказала Тома. - Разве так спорят?.. Я сейчас докажу тебе, что права, но чтобы доказать, мы должны говорить спокойно, как человек с человеком. Со зверем я говорить не умею.

Он все так же близко и зло смотрел в ее глаза.

- У меня болят руки, Витя, - совсем другим, домашним тоном сказала Тома, впервые назвав его по имени.

Волков разжал пальцы. Поглядел на ее побелевшие, с красно-синими вмятинами руки. Тяжело перевел дыхание.

- Ты ведь не собирался угрожать мне и гадости говорить, не за тем в лес звал, - мирно сказала Тома, потирая пальцами запястья. - Просто привык делать, что в сию минуту захотелось. Вот я и говорю, что ты не хозяин, а раб сиюминутного своего желания. Желания и у зверя есть, и именно у зверя нет контроля над собой. Захотел есть - убил. Нет, это не тот пример, - быстро сказала она. - Мне трудно это хорошо объяснить, но ты постарайся понять.

- Сделаю усилие, - процедил Волков.

- В каждом человеке, может быть, есть зверь. Вернее, что-то от зверя. Но человек на то и человек, чтобы совладать с ним. Не выпускать наружу. Выпустишь - потом сам с ним не справишься. Это насчет хозяина и раба. Не перебивай, я еще не все сказала. Ты часто мускулами играешь. Силой похваляешься. И пользуешься. - Она взглянула на свои руки. - Ну, сильный ты, физически сильный от природы парень. Это твоя заслуга? Нет. И хвастаться нечем. И пользоваться этой силой, как сегодня со мной, стыдно. Из этой силы, без сильной души, знаешь, что может получиться? Слабость, ничтожность. Из физически сильного раба своих желаний фашист может получиться, вот кто!

Волков, уже довольно спокойно и миролюбиво слушавший ее, снова закаменел. Сказал с угрозой, цедя слова:

- Забери свои слова назад.

- Я правду сказала.

- Забери, пока не поздно.

Он смотрел на нее в упор, сузив глаза, стиснув зубы, и желваки ходили под кожей.

«А ведь он и убить может», - ощутила вдруг Тома. Не отводя взгляда от лица, пошарила рукой по траве, отыскивая палку. Палки не было, и она вся напряглась, кулаки сжала…

15

Из Центрального райотдела сообщили: в универмаге задержана женщина. Сняла со стенда отрез шелка, отвечать на вопросы отказывается, требует: «Везите к Ивакину, ему буду отвечать».

- Привезите, пожалуйста, - попросил Ивакин.

Встал из-за стола, заходил по кабинету. Не хватает только, чтобы это оказалась Зина. Зашел в комнаты работников отделения, поговорил с Цурканом. Молодец Павел, такое за несколько дней провернул! Завтра можно возбуждать уголовное дело. Интересно получилось: кража из аптеки, злоупотребления на заводе «Фарма-ко» и подделка больничных листов и рецептов, как поначалу казалось, не связанные между собой, объединились, круг замкнулся.

Вадим вернулся в свой кабинет, услышал - подъехала машина. Посмотрел в окно: ну, конечно, она самая. Кулаком по стене от досады стукнул. вина вошла с улыбкой, плюхнулась на стул. Юбка задралась, обнажив толстые ноги, обтянутые светлыми капроновыми чулками. Чулки лопнули где-то выше колен, побежали широкие стрелки, и Зина кое-как затянула их черными нитками.. Заметила, что штопки ее открылись, натянула юбку на колени, положила сверху потертую белую сумочку. Уставилась на Ивакина круглыми глазами.

- Что же ты не явилась тогда? - спросил Вадим раздраженно. - Я людей беспокоил, общежития добился, работа хорошая.

- А я, может, работать не хочу!

Он остановился перед ней злой, руки сунул в карманы. Спросил, чуть наклонясь:

- Воровать легче?

- Воровство мое не доказано и никогда доказано не будет, - с усмешкой ответила Зина. - Упал со стенда отрез, я его подняла, хотела повесить на место, а меня хвать за руку. Ясно? Вот оно как было. Для всех так было. Тебе-то я могу сказать, что не сам собой крепдешин упал, с моей помощью. Писать ты этого в протокол не будешь, я не подпишу и всюду от своих слов откажусь, ученая.

- Раньше краденое сбывала, теперь сама крадешь… - начал Ивакин.

Зина запальчиво выкрикнула:

- Я краду, а ты чистенький? Думаешь, не знаю, откуда у вашего брата гарнитуры импортные? Да вон костюмчик на тебе японский, сто шестьдесят рэ стоит. Не на выход - на работу таскаешь. Я все знаю! Мне надо было украсть, надо, чтобы такому, как ты, деньги отдать. Не таращись! Начальник паспортного стола, такие же звездочки, как ты, небось, носит. Пропишет человечка - сотняга в кармане.

- Не пачкай людей! - едва сдерживая гнев, сказал Вадим. - За клевету тоже на скамью подсудимых сажают.

- Ты не пуга-ай, - пропела Зина. - За правду не садют. А ты прикидываешься или так-таки святенький?

Щелкнул замок сумки-Зина достала паспорт, бросила на стол, победно взглянула на Ивакина.

- Легко нашего брата в городе прописать, а? То-то. Теперь погляди: прописка на месте.

Вадим открыл паспорт, внимательно осмотрел штамп, подошел к окну и там еще осмотрел. Послюнил палец, потер. Обернулся к Зине.

- Расскажи, как дело было.

- Есть у меня одна краля знакомая.

- Поведешь меня сейчас к этой женщине.

- Ты что, с приветом?

- Зина!

- Думаешь, все продажные? Давай сюда паспорт.

- Паспорт я тебе после экспертизы отдам. Тебя обманули, Зина. Это фальшивый, поддельный штамп. Рисованный.

- Врешь?

- Правда.

Зина вскочила, багровая вся. Сумка шлепнулась на пол.

- Га-адина! - закричала она. - Я из-за нее воровкой заделалась, чтобы сотню эту насобирать. Ну, погоди… Я этой Лариске святой рожу так изукрашу…

- Красивая Лариска-то? - невзначай спросил Вадим.

- Смазли-ивенькая, ничего не скажешь. Волосы белые, ровные, по плечам болтаются. Гла:за, как у кошки.

Вадим достал из ящика стола несколько фотографий, протянул Зине.

- Она! - Зина шлепнула себя по колену. - Вот она, моя раскрасавица!

- Где ты с ней встречалась?

- В парке. Она, стерва, адреса не давала. А задаток сразу взяла. Ну и я не дура, пошла за ней, выследила. Дом тебе покажу. А вернет она? - забеспокоилась Зина. - Деньги-то?