- Уже получается,- рассердилась Люда,- и хорошо получается.

- Я не об этом. Уметь-то я прекрасно умею…

Вадим улыбнулся.

- Особой скромностью ты никогда не отличалась.

- Ага,- Тома кивнула.- Я свой план имею. Хочу вместе со своей ясельной группой перейти в садик, а потом в школу, провести эту группу по всем ступенькам до экзаменов на аттестат зрелости. Что вы переглядываетесь? Я знаю, этого трудно добиться, но я все равно добьюсь. Когда они в первый класс пойдут, я как раз институт кончу.

- Самая настоящая измена,- Люда была обижена не на шутку.- У тебя, оказывается, свои планы, а детская комната гори синим огнем.

- Если я выполню свой план, в детской комнате. меньше будет работы. Головой ручаюсь: из моих ребят люди получатся, что надо. Подумайте, Людмила Георгиевна, что такое детская комната? Это же штопка на дырявом платье школы.

- Долго фразу сочиняла?

- Не так, скажете? Если школа не допустит брака, детская комната отомрет сама собой. Ну что вы обижаетесь, Людмила Георгиевна? Неужели вы думаете, что детская комната сохранится при коммунизме?

- Значит, отказываешься от работы?

- Нет, я работать буду, но так, как сейчас. Яслей не брошу… А где все? Патрулируют? Мы догоним. Салют!

Тома исчезла так же внезапно, как появилась. За окном рыкнул мотоцикл, и стало тихо. Вадим и Люда переглянулись, но ничего не сказали. Вадим поднялся.

- Пора и мне.

- Плохо мне будет без тебя, Вадим.

- А я не собираюсь с тобой расставаться.

29

- Мама, мама, ко мне гости пришли!-возбужденно кричал Алька..

Два мальчика стояли в дверях, не решаясь войти.

- Мама, это Славик и Вовка,- теребил Киру сын и громко шептал: - Помой, пожалуйста, яблоки, мама, и еще что-нибудь дай.

- Вы есть хотите?-спросила Кира ребят.

- Нет,- ответил Славик, круглолицый и нежный, как девочка, мальчуган в новых желтых полуботинках и толстом голубом свитере.

- Хочу,- потупившись, сказал Вовка.

Весь его вид говорил о том, что он голоден, продрог в одной фланелевой рубашонке, что ему неловко оттого, что сандалии его порваны и грязны.

- Я приготовлю яичницу,сказала Кира, уходя на кухню.

Алька взял товарищей за руки, ввел в комнату.

- Вот здесь я сплю,-говорил он, и глаза его радостно блестели,- Это мой стол, здесь я делаю уроки.

А в той комнате спит моя сестренка, она еще маленькая.

- Ребята, идите сюда!-позвала из кухни Кира.

- Подождите!

Алька бросился к матери, зашептал:

- Не надо на кухне, мама, ну я тебя очень прошу, это же гости! Давай застелим мой стол, ты же делаешь так, когда гости приходят. Это же мои гости!- убеждал Алька.

Кира достала из шкафчика прозрачную пластиковую скатерть, дала Альке.

- Ура!- закричал он, убегая.

И тотчас снова появился на кухне, достал сервизные тарелки.

- Зачем ты эти берешь?- спросила Кира.

- Так ведь гости же!.. Что еще брать, мама? Хлеб, да? И соль? А к яичнице что? А на сладкое? А конфеты уже кончились? Я сбегаю в магазин, а мама? Я быстро!

- Орехи есть.

- О-о, орехи!

Алька суетился, раскладывал ножи и вилки по всем правилам, и лицо его горело. Мальчики молча сидели за столом, осматривались.

- Мама, ты мне тоже кусочек яичницы положи,- шептал полчаса назад пообедавший Алька.-А то получится, что мы их кормим, а не угощаем.

- Какая разница?

- Ну как ты не понимаешь? Положи, ничего, я съем.

Алька ненавидел яичницу.

Кира с усмешкой подала ему тарелку, и он унес ее в комнату. И снова появился на кухне.

- Что же вы не едите, остынет,- сказала Кира.

- Мама, а вина у нас нет?

Кира с изумлением посмотрела на сына.

- Да ты что, Алька?!

- Мама, это же гости! Ну хоть самую капельку, понимаешь?… С водичкой.

Он уже доставал рюмки.

- Поставь сейчас же,- рассердилась Кира.- Иди к ребятам.

Алька умоляюще смотрел на нее.

- Иди, я сама принесу, что надо.

Кира достала банку с наклейкой «Черная смородина», положила по ложке варенья в каждый стакан, достала из холодильника сифон, наполнила газировкой стаканы и, не зная, правильно ли поступает и не надо ли было хорошенько отчитать сына, отнесла стаканы в комнату.

- Вот вам шипучка.

- Спасибо, мама!- восторженно крикнул Алька и некстати сказал товарищам: - Это моя мама, знакомьтесь.

А потом Алька сделал открытие, и ребята, зашумели, забегали по комнате, трогая и по-новому рассматривая каждую вещь.

- Послушай, мама, оказывается, самые первые люди слова не придумывали и буквы тоже, они их с предметов срисовывали. Смотри, мама,- Алька разложил на столе четыре ореха: целый, орех со спичкой (с веточкой, пояснил он), половинку ореха и две скорлупки спинками друг к другу.- Видишь, мама, видишь, что получилось? О-р-е-х.

- Это случайное совпадение, -сказала Кира.

- Ничего не случайное! И «ухо» срисовано, и «шкаф»-он распахнул створки,- смотри, это же буква «ш», разве ты не видишь?

Вначале у ребят все слова «получались», а потом перестали получаться, и Алька сказал, что первобытные люди имели мало слов, вот и все, они срисовали с предметов буквы и построили первые свои слова, а уже потом из готовых слов взяли буквы для других слов. Алька доказывал свое, но был сам разочарован и вскоре увел своих гостей играть на улицу.

Кира задумчиво перемыла посуду. Долго держала последний стакан под краном, и вода, переливаясь, обрызгивала её, а она не замечала.

Ей было легче, ждать Вадима, когда ребята шумели и отвлекали ее от мыслей. Теперь она вернулась в пустую комнату, села в кресло и замерла.

Кира чутко прислушивалась ко всем звукам. Несколько раз выбегала в переднюю - казалось, щелкнул замок. Вадим все не шел, и она суеверно убеждала себя: его вызвали в министерство по другому поводу. Если даже и зашел разговор о школе, Вадим, несомненно, отказался. Он не уйдет с оперативной работы. Может быть, он прав. Знает свое дело, окунулся с головой, ему так лучше. И она, Кира, уже привыкла, смирилась.

Кира изо всех сил пыталась обмануть себя и, таким образом, как-то воздействовать на ход событий. Если она поверит в то, что муж согласится на преподавательскую работу, этого никогда не будет. Так всегда: если она очень сильно чего-то хочет и ждет, потом только разочаровывается. Нет, она ничего не хочет, ей безразлично, где он будет работать, ей совершенно все равно, и пусть будет, как будет.

Пришел с улицы Алька, сказал, что в почтовом ящике что-то лежит. Взял ключ, побежал на лестницу. Принес письмо.

- От той тети, что у нас ночевала,-сказала Кира, взглянув на обратный адрес.

- А почему ты ее назвала Юка, а она рассердилась?- спросил сын.- Ее ведь зовут Зина, да?

Кира машинально кивнула.

- Юка - это кличка, да?-допытывался Алька.- А как ее расшифровать? «К» - «которая», да, мама? А две другие буквы?

- Не трещи, Алька.

Кира снова взяла письмо, которое отложила на стол, потому что оно было адресовано Вадиму. Захотелось убедиться, что Зина уехала насовсем, что она больше сюда не вернется.

«Живу у бабки, с которой в автобусе ехала,- писала Зина.- Тебе, Вадим, о ней узнать не мешает. Тоже газетой с сыном породненная. Моя история и совсем не моя, другая. Ты, может, читал, что в селе под Днестрянском авария была, парень без обеих ног и одной руки остался. Родителей у него нет, комсомольцы заботу взяли, дежурят. Бабка газету прочитала и поехала к тому парню в матери определяться. Свой сын на фронте погиб, приемный женатый. Внуков мать жены нянчит. Бабка на всем готовом жила, пенсию у нее не отбирали, скопила хорошие сбережения. Говорит, будет к своим в гости ездить, нога у нее легкая. А жить - так не нужна она там, а инвалиду без родной души невозможно, и мать никто не заменит. Так и не попала я к твоим, Вадим, записка на память осталась. Расхотелось к ним ехать и на старое место определяться, топтаться по кругу. Живу я с бабкой в Васином доме, как с матерью и братом меньшим. Я им все про себя рассказала, теперь могу спать спокойно. Дальше их не пойдет…»