«Двадцать шиллингов… выплачены Джо Клингу».

Он поднял голову:

– Основания можно, я думаю, не указывать?

Кинг всматривался в лица товарищей. Ни у одного он не обнаружил и признака досады или недовольства. Лишь Эдди Телячья Ножка готов был заскулить, но боялся: предусмотрительный Джим заранее наступил ему на ногу. Несмотря на удивительную свою прожорливость, Эдди все же понимал: тут уж надо держаться. Правда, если б Билли дольше наблюдал за ним, он непременно заметил бы, как медленно рука Эдди вытаскивала из кармана три злополучных шиллинга. Остальные, не колеблясь, сразу выложили свою долю.

Джо не верил своим глазам. От радости он стал пунцовым. Двадцать шиллингов! Какие все-таки хорошие ребята! От избытка чувств он вскочил, чтобы пожать руку хотя бы Джеку. Ножка у стола выскочила. Столешница качнулась, и серебряные монеты покатились во все стороны. С криком и гамом, счастливые, что наконец-то опять можно смеяться, грачи подбирали деньги. Последний шиллинг нашел Хенни.

– Нá, недотепа! Видишь, все помаленьку улаживается. Приходи еще как-нибудь, когда опять будем с поживой. Мы тебе всегда рады!

– Вообще, оставался бы с нами! Обидно, что такой парень пропадет ни за грош в прядильне Кровососа! – сказал Оливер.

Джо почувствовал на себе напряженный взгляд Билли, но решительно замотал головой:

– Нет, нельзя. Как же дома без меня…

Джек принес из кухни «Кита» большущую кастрюлю супа, в котором плавали кусочки мяса и сала. Эдди облегченно вздохнул. Джо заставили съесть две полные миски. Все насытились. Потом пошли провожать Джо к остановке омнибуса на Тауэр-хилл.

Уже почти стемнело. Туман затушевал очертания домов и кораблей. Фонари у причалов в порту и вдоль набережной Темзы казались мутными лунами, плывущими в тучах. Похолодало. Билли с Джо шли впереди.

Хоть бы слово сказал, думал Джо. Почему он все молчит? Джо искоса взглянул на брата. Может, жалеет о деньгах? Рука Джо ощупала карман, куда он ссыпал монеты, предварительно убедившись, что в нем нет дыр. «Значит, двадцать у меня есть. Можно будет купить молока и мяса… Деньги маме не отдам. А Робину можно сказать, откуда они у меня… Пять оставлю себе и завтра, сразу же после работы, выкуплю долговую расписку. На бумажке ведь обозначен адрес Мавра. Но что будет завтра на фабрике?» Он невольно вздохнул. Билли услышал.

– Что еще?

– Если б знать, как все дальше пойдет, – нерешительно сказал Джо.

– На эту неделю вам денег хватит. Это примерно столько же, сколько с вас удержали. Верно ведь?

– Верно. Ну, а как будет с мистером Мавром? Ты говорил, мы и это уладим. Мавр-то думает, что мировой судья решит в нашу пользу. Он думает, нам вернут деньги, и тогда мы сможем отдать ему долг.

– Ну, так он глубоко ошибается.

– То есть как? – Снова в голосе Джо зазвучали запальчивые, враждебные нотки, а глаза так и впились в Билли.

– Очень просто, – ответил Билли. – Мировой судья, само собой, станет на сторону фабриканта.

Джо кивнул. Ему тоже так казалось. Он успокоился.

– А потом, это все-таки сделал один из нас, Клингов, – хоть они и не знают, но это же так.

– Гм! – Билли размышлял. Немного погодя он медленно, словно признание это далось ему с трудом, согласился: – Верно. А твоего доктора предоставь мне, я с ним договорюсь.

Тебе? Как это? Ты же его вовсе не знаешь!

Ну, адрес-то у него есть. Вот я и схожу к нему. Если хочешь, пойдем вместе, мне надо на него поглядеть. Может, ты и прав; может, он и в самом деле не богач. Не беспокойся, я сразу раскушу. Через две недели я принесу тебе, то есть твоему доктору, еще десять шиллингов. Но сперва я хочу с ним поговорить, его прощупать, а тогда уже отдать монеты. Да не гляди ты на меня так, не съем я твоего Мавра или как его там зовут! Где же встретимся?

Захваченный врасплох, Джо сдался.

– Может, на старом месте? Оксфорд-стрит, угол Черинг-роуд?

– Заметано! Значит, через две недели. В понедельник. К шести или чуть позже. Как у тебя со сменой?

Джо подсчитал и в знак согласия кивнул. Перед ними замаячила остановка омнибуса. В омнибусе народу было полно, но кондуктор дожидался: по расписанию еще рано было давать сигнал к отправлению. Джо простился и полез на империал. Вдруг Билли вспомнил о лежавшем в кармане апельсине и кинул его брату наверх. Джек сказал:

– Очисть сперва, Джо. Внутри он сладкий и сочный.

Лошади тронули. Билли и Джек несколько секунд бежали рядом, и Билли крикнул:

– Отдай матери! Это из Италии. И не потеряй платок!

Потом они отстали. Джо втянул носом необычный аромат южного плода и завернул его в теплый платок. Он уже не страшился завтрашнего дня. «Ничего они от меня не узнают! Никто-никто, даже Эндер, если он вообще появится». Только одному Мавру решил он доверить тайну.

Джек и Билли рысью побежали обратно, чтобы нагнать грачей, которые ушли вперед. У тускло мерцающего фонаря Кинг извлек из кармана уже помятую по краям картинку, поглядел на нее и сказал:

– Вот все, что осталось от наших кружев. Метили в черта Кросса, а угодили в своих.

Вроде бы так, – спокойно ответил Джек. – Но мы это уладим. Я уже кое-что придумал. А этому Кроссу… – Он не договорил.

– Нá картинку, Джеки. Спрячь. Я ее для тебя выпросил.

Джек осторожно ее разгладил.

– Гляди-ка, какое у них море синее! Совсем не такое, как у нас. И горы дымят…

– И золотые шары растут на деревьях. Кто хочет, может рвать и есть, – произнес Билли тем же тоном.

Джек не сразу разобрал ту крупицу иронии, которой были приправлены его слова.

– Кто хочет? Ну, это положим! – быстро сказал он, потом с сомнением взглянул на Кинга, нахмурился и спрятал картинку. – Ну, а хоть бы и так, все равно любопытная страна, раз горы дымят.

Они услышали сигнал грачей и вскоре собрались все в кучку. Хенни провел рукой по волосам, так что они у него взъерошились, встав торчком, как петушиный гребешок. Хитро поблескивая глазами, он доложил:

– В Ист-Индские доки с запозданием прибыла «Королева Виктория». Они так горят с разгрузкой, что в спешке легко могут обсчитаться. Мне мой Одноглазый шепнул.

– Ясно, Хенни! – весело сказал Билли. – Тут мы, пожалуй, прижмем хвост какой-нибудь богатой индийской гадюке! – Он прочистил горло: – Братцы, вы держались молодцом. Когда все идет гладко, и не узнаешь, какие у тебя хорошие друзья.

Необыкновенный понедельник

В серых утренних сумерках все улицы и переулки рабочих кварталов Лондона похожи друг на друга. По ним движется поток молчаливых, невыспавшихся людей. Фабричные рабочие – мужчины, женщины, дети. Если на перекрестке кто-нибудь поднимет глаза и увидит соседа или товарища по работе, то лишь кивнет мимоходом.

По понедельникам путь на работу всем особенно труден, и прежде всего – детям. Воскресенье с его маленькими радостями еще слишком близко, а впереди длинная тяжелая неделя. Молча, спешат они в темноте, ежась от холода, потому что зима для них самое долгое время года; она тянется вдвое дольше, чем по календарю. Начинается она с осенних туманов и часто еще в мае цепко держится в промозглых стенах, когда на окраинах, за морем домов, луга давно уже зеленеют и ветер разносит повсюду ароматы весны.

Через слепые, незанавешенные окна трех- и четырехэтажных домов на улицу падает мутный свет газовых и керосиновых ламп или мерцающие отблески свечного огарка. Но и за темными окнами не нежатся лежебоки. Скоро вернутся рабочие с ночной смены, и в домах вспыхнут новые светлячки.

В каждой улочке многомиллионного города изо дня в день та же картина: навстречу друг другу безостановочно тянутся вереницы людей, словно невидимые руки стальными тросами тащат их на фабрики, в пакгаузы, на строительные площадки. И так не только в Лондоне, но и в Манчестере, Бирмингеме, Ланкастере, Глазго. Великобритания, родина крупной промышленности, намного опередила соседние европейские страны, не говоря уже об Америке, и по объему производства, и по качеству и дешевизне своих товаров, и по численности пролетариата.