Каттл поднял очки на морщинистый лоб, повелительным жестом поманил к себе Джо и, когда тот, еле передвигая трясущиеся ноги, подошел, уставился на него своими рыбьими глазами. Он собирался было заговорить, но затем поджал губы и с головы до ног медленно оглядел худенькую фигурку в латаной куртке. И вдруг почувствовал, как в нем закипает бешеная злоба. У него заходила челюсть.

Перед ним стоял жалкий оборвыш, карлик с ввалившимися щеками, ничтожество! И такое посмело раскрыть рот? Решилось нам, хозяевам, показать зубы? И, вместо того чтобы попросту раздавить эту козявку ногтем, приходится выполнять поручение младшего шефа!

Джо почувствовал на себе исполненный ненависти взгляд пронзительных глазок. Потом услышал тонкий, гнусавый голос. Слова, смысла которых он не понимал, пролетали мимо ушей. Зато Андерсен не пропустил ни единого словечка, он все больше убеждался в том, что у хозяев нет на руках козырей, раз Каттл так велеречив. К чему же иначе такое многословное, приторно-благожелательное вступление?

Каттл начал издалека. Сначала говорил об «исключительной доброте» и «беспримерной мягкости» набожного Джона Кросса-старшего, церковного старосты в Паддингтоне, которого любовь и уважение избирателей вознесли на высокий пост депутата, члена парламента и который вот уже много лет трудится на благо населения своего округа. Затем он перешел к сыну, старающемуся во всем подражать отцу, – Сэмюелу Кроссу. Всем известно, как близко он принимает к сердцу нужды своих взрослых и малолетних рабочих. Особенно малолетних. Как он неусыпно печется об их воспитании, расширяет их умственный кругозор в фабричной школе, приучает их к дисциплине и порядку, чтобы они со временем стали хорошими, примерными работниками. Разве такие благодетели, – Каттл повысил голос, – не вправе рассчитывать на преданность своих рабочих?

Но тут Каттл оборвал свою речь. К своему безграничному изумлению, он заметил, что Джо его вовсе не слушает и не понимает. И в самом деле, взгляд Джо блуждал по картинам в массивных золотых рамах, которые несколько оживляли мрачные стены. Каттл просто онемел. Он совершенно обнаглел, этот мальчишка! Наступившая после монотонного словоизлияния внезапная тишина заставила Джо вздрогнуть.

– Я говорил о благодетелях, – резко повторил Каттл. – О благодетелях, которые и в ныне разбираемом нами деле Клингов… – Он с удовлетворением заметил испуг Джо и, вновь пронзив его острым взглядом, с усилием продолжал: – Благодетелях, которые в деле Клингов не пожелали наказывать всю семью из-за одного негодного сына!

У Джо опять закружилась голова, он не мог больше выдержать взгляд Каттла и закрыл глаза. Что они узнали о Билли? Это же о нем говорил Бритва! Кровь стучала у Джо в висках.

Каттл был доволен, что слова его возымели такое действие. Лишь с большим трудом ему удалось вновь придать своему голосу первоначальный елейный тон. Теперь он заговорил о кружевах. Джо весь обратился в слух.

Остановившись на ценности уникальных коклюшечных кружев, которые столь загадочным образом исчезли, и, выдержав паузу, Каттл, к удивлению Джо и Андерсена, продолжал:

– О данных кружевах мы речи вести больше не будем. Коклюшница Мэри Клинг может спокойно возвращаться на работу. Однако возможно скорее, как только поправится. Шеф просил передать, что ей придется сплести другие, еще лучшие кружева. Возможно, во время болезни она придумает какой-нибудь еще более нежный и красивый рисунок кружев, которые могли бы заменить пропавшие. Мы, то есть дирекция фабрики, убедились, что Мэри Клинг ни в коей мере не причастна к краже. Ни в коей мере.

Каттл видел, что Андерсен с трудом скрывает свою радость. Взбешенный тем, что шеф приказал ему действовать помягче, он закусил губы.

К лицу Джо вновь прилила краска. Ему очень хотелось оглянуться на Андерсена, но он не смел. Да и Бритва не спускал с него глаз. Джо хоть и слышал все, но не понимал, миролюбивые или коварные намерения у Каттла. «Он тебя сперва похвалит, а потом в грязь втопчет», – рассказывал о нем Робин.

Бритва и в самом деле приготовился к удару и холодно отрезал:

– А что касается Джо Клинга, то тут разговор другой!

У Джо опять перехватило горло. Он пытался дышать глубже. Что бы его сейчас ни ожидало, в одном он теперь уверен: маме они ничего дурного не сделают!

– Взгляни на меня, Клинг! – услышал Джо голос Каттла и послушно поднял глаза. Каттл взял в руки бумагу и потряс ею в воздухе: – То, что ты пролез на фабрику по пожарной лестнице, это… – он выдержал мучительно долгую паузу, – это беспримерная по дерзости проделка.

Тут и Андерсен вздрогнул. Неужели они все-таки притянут к ответу Джо, хотя Бритва сначала и заливался так сладко?

Каттл с удовлетворением заметил испуг Андерсена.

– Да, да, дерзкая проделка! Озорство. Такими вот цирковыми номерами и вводят воров в соблазн. Приваживают негодяев. Показывают им дорогу на склад.

Он шагнул к Джо и медленно, внушительно произнес:

– Кос-вен-но, заметь себе, ты виноват в похищении кружев. Это-то, надеюсь, ты признаешь?

Джо поглядел на пол, но затем решительно мотнул головой. Такое закоснелое упорство окончательно возмутило Каттла.

– Как, ты и этого не признаешь? – прошипел он. – Кто же показал ворам дорогу? Разве пожарная лестница не ведет на склад? А кружево не лежало на складе? Я утверждаю, что ты, ты один надоумил воров, и посему будет только справедливо, если мы на тебя, Джо Клинг, за недозволенное пользование пожарной лестницей наложим штраф. Соответствующий твоему проступку. Таково мнение нашего хозяина, господина Кросса… и мое собственное.

Совершенно обессилев от возложенной на него задачи, Каттл поднес наконец к носу бумагу и прогундосил:

– «Фабриканты Джон Кросс-старший и Сэмюел Кросс-младший считают себя вынужденными за дерзкую проделку несовершеннолетнего рабочего прядильни Джо Клинга удержать из его заработка двадцать шиллингов. Высокий штраф должен послужить предостережением другим».

Тут Каттл опустил лист и уже быстрее продолжал, устремив взор куда-то в потолок:

– Поскольку у тебя и твоей матери, Мэри Клинг, как я уже отметил, незаконно и без ведома главного шефа в субботу удержали получку в сумме двадцати шиллингов, добросердые господа Кроссы готовы удовольствоваться этой суммой. Она равняется сумме штрафа, которую тебе пришлось бы уплатить. Все это здесь записано. Ты согласен своей подписью подтвердить зачитанное? Я хочу сказать – проставить снизу свою фамилию и имя. Это также относится к мистеру Андерсену как свидетелю.

– Согласен! – с живостью, но сдавленным голосом ответил Джо.

Он стиснул зубы, боясь как бы от радости у него не задрожал подбородок, а надо было выглядеть мрачным, чтобы не выдать себя. Он схватил ручку со стальным пером и тщательно вывел свою подпись.

Каттл, ожидавший, что мальчик заартачится, поглядел на подпись:

– Гляди-ка, какой прекрасный почерк – а ведь чуть ли не вор!

Андерсен прочел бумагу и тоже расписался. Да, все правильно. О якобы совершенной Клингами краже там ни словом не упоминалось.

И вот наконец оба очутились за дверью. Несколько секунд Джо никак не мог прийти в себя от радости, потом, прыгая через ступеньки, взбежал по лестнице на верхнюю площадку и, весь сияя, скатился по перилам вниз.

– И ты можешь еще смеяться? – проговорил Андерсен, вытирая взмокший лоб. – Двадцать шиллингов, целых двадцать, – это же не пустяк! Почему не торговался? Кто знает, может, они еще сами… Ну и ну! Подарить им за здорово живешь двадцать шиллингов! Но что сейчас об этом говорить.

– Ничего! – тихо и радостно сказал Джо. – Откуда Энди знать!

А тот вдруг рассмеялся:

– Видно, Эндер разделал их под орех!

Джо обернулся:

– Инспектор Эндер был здесь? Правда?

– Шаль, что я узнал об этом в самую последнюю минуту. Не то раньше бы тебе шепнул. – Андерсен кивнул на дверь. – Потому-то он и был такой кроткий. Иначе не обошлось бы так благополучно! Ну, ступай уж! – И он дружески хлопнул Джо между лопатками.