Сперва, когда Василий ушел, хлопнув дверью, даже не притворив ее, Елена и худого не успела подумать про Василия. Бросилась дверь прикрыть, чтобы с таким трудом нагнанное тепло из вагончика не выдуло. Потом только будто кто шершавым языком холодно сердце лизнул: ушел ведь Василий! Совсем ушел! Одна как перст, побежать бы куда-то. А куда? Хоть налево, хоть направо — ни одной знакомой души в ночи.
И эта морозная пустота за дверью. Вышел — и весь на виду. Василий вышел, — как в сугроб провалился. Тишина-а-а… Ребятишки спят, намаялись за день.
Ну хоть бы кто забрел на огонек. Хоть бы кто! Даже бабке Матрене, сплетнице с их улицы, обрадовалась бы. Даже Федьке-забулдыге… Все это так далеко. И избушка их в Омске, где мать теперь спит вполглаза, думая про нее с ребятишками. Будь бы мать тут, рядышком, наплакалась бы Елена возле нее не таясь, а так — лязгнула железными зубами тоска и впилась накрепко в душу. Куда ни метнись по вагончику, тоска вместе с ней. И не по Василию, нет. Елена уже в Омске по-всякому передумала о нем. Иногда до утра с открытыми глазами пролежит.
Виду никому не показывала, что разделилась ее семья на две неравные половины. И давно. Еще задолго до отъезда Василия. Внешне все как у всех, а копни поглубже — словно печь протопили, а вьюшку забыли закрыть, выстыло все, выдуло. Правда, размечтается иногда Елена, такой легкой себя почувствует, как будто и не было еще ничего у них с Василием, будто девка с парнем они, придумает себе такую игру, весь день словно в тумане проживет, домой рвется, Василия ждет не дождется. Вот придет Вася, что-то такое скажет, так посмотрит…
Но Василий приходил, тяжело падал на стул в ожидании ужина. Наевшись, уходил молча, брался за газеты, привалившись к высокой спинке дивана.
Мать, когда приезжала к ним из деревни, говорила, что Елена Ваську извадила — за все сама хватается. Пока один ребенок был, легко со всем справлялась, да и второй появился — летала по избе, и на все ее хватало. А Сергунька родился — Василий уже привык, что Елена не жалуется на трудности. Два раза в месяц деньги принесет ей, а там дело твое, как ими распорядиться. Елена матери не жаловалась, но та сама зачастила с помощью, все крепилась, слова худого про Василия не говорила, а как раз да два пришел за полночь, подсуетилась с советом дочери: «Гляди, Ленка, за ним!» Лена отмахнулась: не маленький. А мать: «Ох, Ленка, в дедову он породу, в дедову. Я его-то деда хорошо помню. Василий и обличьем в него, и ухваткой. Тот, сказывали, с детства два куска хлеба в рот пихал, и этот тоже вперед детей за стол лезет. Тот за деньги продался — сбежал от восьмерых детей…» «Да ты что, мама? — удивилась Елена. — Я про это ничего не слышала. Правда, что ли?» «А вы спрашиваете, когда замуж, завернув подол на башку, бежите? Не шибко ты нас с бабкой выспрашивала. Отец бы был, — голос ее дрогнул, она наспех смахнула слезу, — воли бы не дал». Когда мать вспоминала отца, Елена всегда жалела ее, вдову, успокаивала, с возрастом начиная понимать все трудности ее вдовства.
Еще декрет с Сергунькой не кончился, а Елена начала подумывать о досрочном выходе на работу — денег не хватало. Пошла с Сергунькой на руках проведывать свою бригаду. Женщины обступили, мальчонку по рукам — тютюнькаются, некоторые с мужьями в малосемейках живут, роскошь это — в малосемейке вторым малышом обзаводиться, вот и тешатся с чужим грудничком.
Пошла проводить Елену ее напарница, с которой они и штукатурили и малярили вместе.
— Слушай, Лен, а твой-то как, ничего? — смотрит на Елену, словно не решаясь сразу проститься.
— А что ему сделается! — смеялась Елена. — Не рожал, не кормил, не выхудал, не бабье дело.
— Слушай, подруга, смолчать не могу, сказать — тебя жалко, только Василий твой к инженерше из треста ходит, она в нашем доме живет, сама видела. Вот кобель! Ты дома с троицей надрываешься, а он гуляет! — И она хлопнула себя по бокам руками. — Давай я тебе ее покажу, а уж ты ей дай, стерве, чтоб знала, как с семейными связываться! Я бы такой все окна повыхлестала…
— Да ты что?! Какая инженерша? Он в шесть работу заканчивает, а в семь уже дома, вместе Сергуню купаем. Обозналась ты! Не может Василий…
Ну ладно, ладно, глотая слезы, думала ночью Елена. В какой семье такого не бывает? Она тоже хороша — вся ласка детям, а Василий у матери один рос, балованный. Но ведь как-то в других семьях ладятся жить так, чтоб через детей друг другу ласку и тепло передавать, а у них — не получается. Правда, что живет словно два куска хлеба хочет одновременно в рот запихать, а что другому остается — не посмотрит.
Но гнала, гнала она эти мысли прочь — войдет в возраст, образумится. У них в деревне один мужик сразу с тремя женщинами жил, а теперь какой степенный стал. Все удивлялись: как только его хватает мотаться между райцентром и деревней другого колхоза да еще к собственной жене в роддом бегать?
Утром сама подала Василию чистую рубашку и словом не обмолвилась о недельном его отсутствии. А когда вечером он пришел и они вместе выкупали Сергуньку, все простила, как прощала шалости старшим сыновьям.
— Знаешь, Лена, это психологическая усталость друг от друга. Ну, накопилось у мужа и жены что-то вроде статистического электричества: тронешь — и трещит. Так что для разрядки нужны варианты, — говорил ей Василий ночью.
— Нет, Вася, в семье и надо искать варианты. Пошел бы с ребятами на рыбалку или по дому что подремонтировал, дом-то наш мужских рук заждался, — горячо шептала в ответ Елена.
— Ну опять ты по старинке мыслишь, как с тобой говорить, если ты меня не понимаешь? — с раздражением сказал Василий.
— Да, Вася, плохо, что мы с тобой без отцов росли. Я бы на своего глядела да знала, что мужик по дому может и обязан делать, и тебя бы разглядела сразу, и ты бы при отце таким не вырос. Но теперь-то гляди на мужиков — соседи все старше нас, ничего из рук не выпало, все могут и тебя научат. Как жить будем дальше? Дом-то рушится.
Вот тогда впервые и промелькнул в ответе Василия этот Сургут. А потом все пошло, как прежде. И Елена вышла на работу, с деньгами полегче стало.
Сперва Елена от чистого сердца тянулась к Василию, потом по рассудку. Как бы со стороны смотрела на них обоих. Уехал Василий в Сургут — вроде так и надо. И сейчас — вышел из вагончика, словно в сугроб провалился, а она и не кинулась его выручать…
Прилетели к нему, Елена даже застеснялась мужа, такого незнакомого в нагольном полушубке, унтах и пыжиковой шапке.
— Вот и мы, Вася. — А сама будто не верит, что это Василий, а рядом — она со своей троицей. — Вот и мы, — повторила, подталкивая ребят навстречу отцу. — И удивилась своему спокойствию. Будь что будет.
Старший, Толя, степенно подошел, протянул руку, с баса на петуха сбиваясь, не сумев скрыть радости в голосе, поздоровался с отцом. Андрюха, угадав во всем новехоньком отца, без промедления кинулся на шею, а Сергунька так и остался при матери, но она виду не подала, что младший сын подзабыл отца.
— Год, поди, не видал тебя, отвык, — засмеялась, надеясь на Василия — отец есть отец, вечер проведут вместе, и все пойдет как у людей.
Ехали в машине, дверцу которой украшала замысловатая эмблема с буквами «УПТК».
— Пап, а что такое УПТК? — приставал Андрюха. — Это пароль? У вас тут как? Все с паролями?
— Управление производственно-технологической комплектации, вот и УПТК, — суховато отозвался Василий.
— А-а-а… — разочарованно протянул Андрюха, не поняв, что это такое.
Елена во все глаза смотрела в окно. Вот он, Север! Сколько думала она о нем, планировала, как они сперва будут дом продавать, потом все вместе поедут. Дом не дом у них, говорили, коза об одной ноге, теснота да ремонты бесконечные, падает дом, одно слово. С деньгами на ремонт тоже туго. А квартиру в таком густозаселенном городе когда дождешься, таких снабженцев, как Василий, в Омске пруд пруди. Мало ли желающих?
Елена и думать не смела, чтоб подать у себя на работе заявление на квартиру. Какой-никакой, а свой домишко, другие вон по частным квартирам с детками да по общежитиям, а что дом — гнилушка, дела никому нет. Когда снесут, неизвестно, словом — сложности большие с жильем, а из Елены тоже работник, при всей ее старательности, ненадежный: то корь, то свинка, то коклюш, то в садике карантин или зубы подоспели резаться, да с температурой. Хорошо еще, профсоюз заботится да бабоньки с работы забегают проведать. Нет, говорили они с Василием, не выбиться в Омске на хорошую жилплощадь. Надо ехать на Севера, деньги зарабатывать, в кооператив вступать или новый дом покупать. За большие северные деньги можно сколько хочется лет работать. Едут же люди со всего света на Север, и никто не замерз.