Бойкунтхо скосил глаза на своего старого друга. Затем неторопливо поднялся.

— Извини, но у меня дела. Я уже вышел из того возраста, когда принимают всерьез пустые бредни. Но куда бы ты ни уехал, черкни мне две строчки.

— Там, где я поселюсь, не будет почты, — сказал Мадхоб.

Бойкунтхо, который уже был в дверях, обернулся:

— Право, мне противно слушать эту ребячью болтовню. Пусть мудрая Сарасвати наставит тебя на путь истинный!

С этими словами он ушел.

Мадхоб — хозяин земли в нескольких округах Северной Бенгалии. Ему приходится, конечно, бывать и в деревне. Но большую часть года он проводит в своем старом родовом доме в Калькутте. Здесь он родился, здесь жили его предки. Тысячи нитей связывают Мадхоба с городом. Он является бессменным председателем местного благотворительного общества, основателем двух банков и управляющим страховой компании, он руководит работой кружка любителей музыки; он завсегдатай театра, бегов. И хотя своим истинным призванием он считает исследования в области древней литературы и просиживает ночами над классическими текстами, об этой его страсти знают только близкие друзья. Поэтому известие о том, что он задумал порвать все связи и уехать бог весть куда, было встречено недоверчивыми улыбками.

Между тем прошла неделя. Возвратились посланные им слуги и доложили, что найти место, которое отвечало бы его желаниям, никак невозможно. Мадхобчондро сказал:

— Вы вот ездили и ничего не нашли, я же никуда не ездил, а нашел.

— Что же это за место, хозяин? — спросил Хорипод.

— Домоджури. Помните, земля к югу от этой деревни когда-то была нашей?

— Была, но сейчас-то она уже не ваша. А кроме, того…

— Что кроме того?

— Там, господин, негде поселиться. Большую часть построек снесла река, а что осталось — в полном запустении после моровой язвы.

— А индиговая фабрика?

— Одни развалины… Там теперь скопище змей. И вот еще что скажу, господин: окрестные леса кишат разбойниками.

Мадхобчондро помрачнел. Потом вдруг улыбнулся и сказал:

— Хорипод, именно в Домоджури я и поеду!

— Но ведь там вся земля сдана в субаренду… — удивился Хорипод. — Свободной нет ни вершка!

— Много ли нужно одному человеку? Клочок земли найдется, Хорипод.

— Простите, господин, но удобно ли вам просить о милости? Ведь тамошние люди испокон веков были вашими рабами!

— Это меня не унизит, Хорипод. Приготовь все к отъезду.

Что ж, может быть, это была и прихоть, но прихоть не совсем обычная…

— В тот же день Мадхобчондро с двумя слугами покинул свой старый городской дом.

Родственники и друзья решили не препятствовать его фантазии. Они были уверены, что увлечение пройдет очень скоро и Мадхоб, добродушно улыбаясь, снова переступит порог дома. И все же они не могли не заметить происшедшую в нем перемену. Прощался он с ними рассеянно и почти равнодушно и вместе с тем как-то особо значительно. У него был вид человека, который связан суровым обетом и навсегда расстается со своим прошлым.

Два раза пересаживались они с поезда на поезд, потом ехали в повозке, запряженной коровами. Прибыли к большой реке и несколько часов плыли в лодке. Наконец добрались до небольшого базара в Домоджури. В последние годы торговля здесь почти замерла. Лишь в месяце ашвин[40], когда подсыхала на дорогах глубокая грязь, наезжали сюда немногочисленные торговцы. Но недавно в этих местах открылся центр по сбору с населения джута, и сразу появились купцы-марвари. Они привозили керосин, цветные ткани и другие предметы, пользующиеся спросом у крестьян. В нескольких крошах от базара Мадхобчондро и решил обосноваться. Тут была в прошлом индиговая фабрика англичан. Ее полуразрушенный остов и сейчас высился среди леса. А неподалеку виднелись два глинобитных дома, построенные когда-то для наваба[41]. Они тоже были очень ветхи — ни оконных рам, ни дверей, да и стены почти развалились. В этих двух домиках и поселился Мадхоб со своими двумя слугами. Казалось, он совсем не замечал неудобств нового жилища; городская жизнь, которую принято считать неотделимой от культурного человека, давно томила его своей пустотой, и он знал твердо, что распростился с ней навсегда. Здесь, в лесной хижине, он начнет новую жизнь, полную вдохновенного труда, он обновит себя на лоне первозданной природы…

Наутро к нему явился встревоженный Поритош.

— Господин, не знаю прямо, что и делать. Здесь негде купить ни сахару, ни молока. Но ведь нельзя же вам не пить чая!

Мадхобчондро взглянул на свои книги и усмехнулся:

— Успокойся, я вполне проживу и без чая.

Это было оказано так решительно, что Поритош не посмел возражать. Вскоре Мадхобу пришлось отказаться и от бетеля — другой своей многолетней привычки, потому что за бетель, шупари[42] и чун[43] торговцы-марвари заломили совсем несуразную цену. Поритош и Хорипод пробовали пригрозить торгашам от имени своего господина, но те не испугались и в отместку стали восстанавливать окрестных крестьян против вновь прибывших.

Прошло еще немного времени, и выяснилось, что в Домоджури нельзя найти ни мыла, ни соды. Не лучше было и с питанием. Несмотря на все старания Хорипода и Поритоша, их хозяину приходилось довольствоваться простой и грубой крестьянской пищей, о которой в Калькутте знали лишь понаслышке. Сообщить в город о бедственном положении слуги не могли — ближайшая почтовая контора находилась в десяти милях от их жилища, да к тому же Мадхоб настрого запретил им ходить на почту.

Прошло три месяца, и все деньги были израсходованы. Покидая дом, Мадхоб взял с собой совсем незначительную сумму, а в ящиках привез только книги и рукописи.

Наконец удалось найти деревню, где можно было покупать бананы и молоко. Но где добыть денег? И вот Поритош нанялся убирать рис, а Хорипод, мастер на все руки, взялся поставить сарай одному из купцов-марвари. Оба слуги, искренне преданные хозяину, готовы были трудиться круглые сутки, лишь бы он ни в чем не нуждался. Но они слишком мало могли заработать, и потому их тревожил вопрос, сколько еще продлится увлечение их господина жизнью на лоне природы.

А Мадхобчондро был целиком поглощен своей работой. Недавно он закончил истолкование Сакунталы и теперь приступил к Рамаяне. Будничная же сторона жизни для него не существовала. Он не замечал, натянута ли на ночь сетка от москитов над его постелью, не спрашивал себя, откуда берется рис для обеда, и ему даже в голову не приходило, каких трудов стоит слугам раздобыть немного овощей, фруктов или табаку для его хукки[44].

Однажды Хорипод предстал перед хозяином с синяками и ссадинами на лице. Мадхоб поднял голову от книг, снял очки и спросил:

— С кем это ты подрался?

— Господин, они взяли меня обрабатывать джут, а теперь не хотят заплатить, — ответил Хорипод.

— Не надо ссориться с жителями деревни.

— Но они сами ищут ссоры с нами. Вы для них что бельмо на глазу. Каждый день они грозятся выгнать нас отсюда.

— Чем мы им помешали?

— Они уверены, что вы явились сюда для того, чтобы захватить их землю, и разубедить их невозможно. Я пробовал говорить со здешним чоукидаром[45], но он сам их боится, и у него язык не поворачивается спорить с ними.

Мадхобчондро задумался, потом сказал:

— Будет лучше всего, если вы с Поритошем уедете отсюда. Вы много сделали для меня за эти месяцы, и теперь вам пора отдохнуть.

— Господин, но ведь вы не обойдетесь без нас и дня!

— Кто это тебе сказал? Вы помогли мне тут устроиться, и я благодарен вам за помощь. Но теперь, когда я нашел свое место, вы можете ехать домой. А когда приедете в Калькутту, — строго добавил Мадхоб, — не вздумайте мне что-нибудь посылать оттуда. И чтобы никто не приезжал ко мне, пока я сам не позову! Мне здесь хорошо, а когда вы уедете, будет еще лучше.