Во время визита в Колумбус Прабхупада несколько раз встречался с Алленом Гинсбергом. Аллен спросил у Прабхупады, нет ли более универсальной мантры — он не думал, что американцам подходит мантра «Харе Кришна». Еще ему не нравилось, что преданные носят индийскую одежду. Но Прабхупада настаивал на универсальности сознания Кришны. Он не шел на компромиссы по этому вопросу, хотя все еще был либерален в отношении дхоти и сари. Однако преданные чаще всего хотели облачаться в традиционную одежду преданных, и почти все мужчины брили головы. Некоторые из преданных, ходивших на кармическую работу, тоже игнорировали установленную работодателем форму одежды и приходили на работу с бритой головой.
Далее Прабхупада переходит к моему вопросу о санкиртане. Не помню, о чем я спросил Прабхупаду, но, очевидно, мы в Бостоне стали регулярно проводить санкиртану. Похоже, я спросил, важнее ли санкиртана других видов служения, и, возможно, спросил, как часто нам надо выходить на нее.
Прежде чем санкиратна (пение на улице, продажа с рук журнала «Бэк ту Годхед» и сбор пожертвований) была освоена Бостоном, она началась в других центрах. Несомненно, начало санкиртане положил сам Прабхупада, когда в 1966 стал выходить в парк Томпкинса. Мы не сознавали, насколько важным для нас и для проповеди было пение Прабхупады в парке, и когда он уехал из Нью-Йорка, мы выходили в парк разве что от случая к случаю.
Однако с годами мы поняли, что Прабхупада хочет, чтобы мы регулярно выходили на харинамы. С группой поющих на улицу из храма выходили почти все преданные, и мы пели порой часами. В 1969 в такой, пересмотренной, санкиртане участвовали практически все центры. Отовсюду, особенно оттуда, где действовал Тамала-Кришна, стали поступать отчеты о том, что за день можно собрать на улице 50–70 долларов пожертвований. Для маленького центра это были существенные деньги. Бостонский храм существовал почти исключительно на мою зарплату — около 125 долларов в неделю. Мы поняли, что посредством санкиртаны способны получить такую сумму за день.
Мы принимали утверждение Прабхупады о первостепенной важности санкиртаны как шастру. Я получил это письмо в середине мая, когда в город пришла весна. После долгой зимы нам хотелось выйти из храма и проповедовать на улицах.
Начало этого вида санкиртаны демонстрирует нам нечто интересное в отношении Прабхупады и его учеников. Впервые преданные взялись развивать инициативу Прабхупады. Когда Прабхупада хотел, чтобы было что-то сделано, он делал ударение именно на этом, чем бы это ни было. Прабхупада сказал, что хочет, чтобы мы ходили на харинамы, но он, возможно, сомневался, согласятся ли на это американцы, примут ли они ее. Санкиртана осуществлялась согласно предписанию Прабхупады, но он никогда не настаивал. Скорее, он позволял ученикам придать санкиртане такую форму, которая поддерживала бы их существование и раздувала пламя их энтузиазма.
Когда в Бостоне санкиртана только началась, мы отправлялись на нее лишь раз в неделю. Теперь мы подумывали выходить на нее ежедневно. Постепенно преданные всё более агрессивно останавливали людей, прося у них пожертвование. Те говорили, что мы «клянчим».
Наш образ в глазах общества стал меняться. Поначалу мы ходили петь только в парки. Там мы подражали Прабхупаде: сидели на коврике с музыкальными инструментами, а несколько преданных в это время продавали зрителям журналы. Посреди харинамы один из преданных вставал, произносил речь, и потом пение продолжалось.
По мере того, как открывались новые центры, мы начали петь не только в парках, но и на улицах. Нас стали узнавать по громкому пению, громкому звуку барабанов и каратал. Наше пение нередко раздражало людей; иногда преданных задерживала полиция за нарушение общественного порядка. Хотя люди жаловались на создаваемый нами шум, их еще больше раздражал внешний вид преданных, одетых в сари и дхоти. Но постепенно в нас стали видеть верующих, а наше пение стали воспринимать как религиозную деятельность. Народ начал принимать нас более благосклонно. Мы раздражали не всех. Если по какой-то причине мы некоторое время не выходи на харинаму, люди потом спрашивали, где мы были.
Такой наш имидж сохранялся до тех пор, пока преданные не стали более серьезно относиться к распространению книг. И тогда они решили, что выгоднее одеваться в западную одежду. Продать книги стало важнее, чем петь и танцевать на улице. Преданные чувствовали, что смогут охватить своей проповедью большее число людей, если не будут выглядеть столь экзотично. Со временем преданные исчезли с улиц, и народ не знал, куда мы подевались.
Прабхупада особо подчеркивает, что пение на улицах и во время лекций в колледжах — наша жизнь и душа. Он хотел, чтобы движение «Харе Кришна» популяризировалось посредством пения Святого Имени, и ожидал от нас веры в то, что люди получаю благо, просто слушая мантру. И мы верили, что если люди просто услышат «Харе Кришна», то это принесет им огромную духовную пользу. Может быть, наше представление о том, что произойдет с людьми, было незрелым и догматичным (так, мы считали что они, просто услышав «Харе Кришна», сразу же вознесутся в духовный мир), но мы были идеалистами и пылкими последователями Прабхупады. Мы совершали эту ягью со всей серьезностью.
Опыт общения с публикой привел нас к пониманию того, что на улицу вместе с преданными должен выходить кто-то серьезный — президент или лидер санкиртаны, имеющий правильное представление о том, как нам надо подавать себя во время пения. Этот человек должен следить, чтобы во время движения харинамы преданные шли строго колонной по два, чтобы держались одной стороны улицы, и чтобы люди зря на нас не обижались. И он должен также знать, в каких местах могут возникать осложнения. Например, возле определенного универмага преданных могут арестовывать, тогда как в другом месте можно петь беспрепятственно. Несмотря на такие меры предосторожности некоторые преданные оставались неуправляемыми.
Мы обнаружили, что в Ботсоне лучше всего петь в месте, называемом Бостон Коммон (преданные по-прежнему поют там). Мы находились там с утра до вечера. Больше всего пожертвований собирал Гирираджа, я же много проповедовал.
Когда Прабхупада посещал центры, он отправлял преданных на улицу петь, но сам выходил редко. На улице можно было ожидать любой грубости. Иногда люди третировали или бранили нас, и приказ полиции прекратить петь тоже не был чем-то из ряда вон выходящим. Мы не могли допустить, чтобы Прабхупада подвергался всем этим угрозам и оскорблениям. Тем более что ходить несколько часов по шумным улицам, быстро пересекая перекрестки с оживленным движением, было и физически нелегко. В 1969 Прабхупада вел публичные киртаны только в университетах и в храмах, когда на программу приходили гости.
Для ИСККОН 1969 год стал началом расцвета харинамы. В Лос-Анджелесе руководителем группы поющих был Вишнуджана. Он выводил преданных на улицу в восемь вечера, а в храм они возвращались к часу ночи. Чем ближе к ночи, тем более демоническим становился город, но поскольку Вишнуджана Свами был очень силен, преданные пели уверенно и ритмично пританцовывали. На руки Вишнуджана надевал перчатки, и поэтому мог часами играть на мриданге, не повреждая пальцев. Он был очень вынослив. Примерно в это время Прабхупада начал приглашать преданных из других центров посетить Лос-Анджелес. Прабхупада рассматривал лос-анджелесский храм как образцовый.
В этом письме Прабхупада упоминает часы «Омега». Их ему подарил Чанданачарья, канадский преданный, навестивший однажды Прабхупаду в Бостоне. Увидев впервые Прабхупаду во время киртана, он с плачем бросился ему в ноги. Чанданачарья был настолько рад встретить совершенного духовного учителя и был так благодарен Прабхупаде, наполнившему его жизнь смыслом, что отдал Прабхупаде подаренные ему отцом дорогие часы фирмы «Омега». В те дни такие часы рекламировались как механизм высшего класса, дорогое ювелирное изделие и «изящный осколок времени». Это была самая дорогая вещь, принадлежавшая Чанданачарье, и он решил вручить ее Прабхупаде.