— Вот единственное счастье, какое мне еще доступно: выйти замуж за своего отца.

Эти новобрачные либо слишком благочестивы, либо слишком болтливы, — думал священник, стараясь расслышать их слова и для этого отступая назад со своего обычного места. — Впрочем, скорее всего, они говорят не о Боге, а о самих себе. Интересно, это их последняя любовная беседа или первая супружеская сцена?

Все встали.

— Нелли, милая, — говорил Фонтранж теперь чуть громче, ибо стоя он был намного выше невесты, — не слушай себя; мы все становимся рабами ритуала, стоит лишь ему начаться. Свадебная месса — это, конечно, торжественная церемония, но это твоя свадьба и только ты одна можешь прервать ее. Скандала почти не будет, нас тут не более двадцати. Скорее всего, он уже не придет. Я не могу обернуться и ты — тоже. Но ты должна встать, подозвать священника и прямо сказать ему: «Я люблю другого мужчину. Мне нужно уйти». Признайся, ведь именно поэтому ты не надела белое платье: чтобы выбежать из церкви посреди службы, сесть в такси и при этом не казаться нелепой в наряде новобрачной. Поторопись же!

Присутствующие становились на колени.

— Нет, друг мой, нет! — отозвалась Нелли. — Молчите!

И добавила:

— Трудная штука бракосочетание. Я говорю не о потере Реджинальда, оставим это. Я говорю о коленопреклонении. Господи, как больно коленям, даже на подушке!

Она с детства не становилась на колени, — думал Фонтранж. — Нужно двадцать лет подряд ходить в церковь, чтобы привыкнуть к этой пытке. Милая девочка, — она преклонила колени передо мною, для меня!

И он говорил опять:

— Нелли, кто-то вошел в церковь… идет… остановился. Он не осмеливается подойти. Обернитесь же!

— Я не обернусь. Я уже ваша супруга.

— А если это он, вы уйдете?

— Нет, нет! Я останусь. Я уже ваша жена. Тем хуже для него. Тем хуже для нас.

— Тогда обернусь я.

И он оглянулся; поистине, впервые в истории один из Фонтранжей позволил себе оглянуться в церкви, во время свадебной церемонии. Правда, один из них, тоже старик, венчавшийся в 1677 году с Маргаритой де Мулен, упал мертвым перед алтарем. Но ни один не оглянулся. Впрочем, зря он старался, — то был юноша ангельской внешности, явно забредший сюда случайно; прислонясь к колонне, он рассеянно смотрел на брачующихся. А Реджинальда не было, как не было и ангела, слетевшего с небес ему на замену; и колонна стояла незыблемо, и пол не провалился, и своды не обрушились на них. Нелли низко склонила голову.

— Вот теперь она молится, — подумал Фонтранж.

Да, теперь она молилась:

— О, господин мой и спаситель, милый Реджинальд, мой Реджинальд, всемогущий владыка, приди и помоги мне! О, Реджинальд, смиренный сердцем, свет души моей, отрада очей моих, путеводная звезда моей жизни, приди и освободи меня через свою боль, через свою страсть, освободи навсегда! Не правда ли, мне самой заказано прийти к вам! Все, что я некогда говорила вам, сейчас станет правдой в глазах Господа, в глазах Реджинальда. Прощай же, о ты, любивший меня! Аминь! Ты, возвысивший меня до себя, словно радугу в небе, аминь! Ты, кто предал меня, ничего не объяснив, не показавшись, ибо пути провидения твоего неисповедимы, аминь! Ты, даровавший мне этого старого друга, которому я буду оказывать любовь и нести счастье вплоть до того, как оно потускнеет и угаснет навсегда, аминь! Ты, покинувший меня, аминь!

— На сей раз она молится, — подумал и священник. — И муж тоже.

Последнее было не совсем верно. То, что говорил про себя Фонтранж, в силу святости места и совершенства его души, походило скорее на ересь:

— Спасибо, — думал он, — спасибо, милая Нелли! Благодарю тебя за твою доброту, за твое великодушие, за твою ложь. Ты правильно поступила, доверившись мне, опершись на меня. В этот миг вокруг нас завязывается неведомый бой, из коего мы выйдем победителями. Угадай, что это за победа, и тогда все будет хорошо. Да будет ей дано забыть Реджинальда! Аминь! Да будет ей дано соединиться с Реджинальдом! Аминь!.. Вот опять я слышу шаги в церкви, несмотря на торжественный миг святого причастия. Но это не Реджинальд, ибо шаги замирают возле каждого из приглашенных. Нет, это не Реджинальд, заглядывающий под каждую шляпку, под каждый парик в надежде увидеть лицо Нелли. Это всего лишь сборщик пожертвований. Но священник задает мне вопрос. Согласен ли я взять эту женщину в жены; согласен ли любить и оберегать ее… Да!

Его словно оглушило, все звуки исчезли. Одно только и коснулось его слуха — невнятное, тихое «да», прозвучавшее рядом, точно эхо. Он подумал: «Может, я ослышался… или она просто нечаянно повторила за мной… или это и впрямь эхо? Может быть, отвечай она первой, она сказала бы „нет“»?

На паперти выстроилась густая вереница любопытных. И тут Нелли заметила Реджинальда, скрывавшегося за спиной одного из зевак.

Послесловие

Роман «Лгунья», несомненно подсказанный Жану Жироду реальными событиями и людьми, был написан им в короткий срок, за время поездки, которую он совершил в 1936 году в качестве Инспектора Дипломатической и Консульской почтовой службы. Почему же роман не был опубликован в свое время? Очевидно, автор, по причинам личного порядка, не хотел дорабатывать и отдавать на суд читателей этот откровенный рассказ о пережитом, хотя при жизни упоминал о своем произведении и даже приводил его название, которое, однако, отсутствует в рукописи.

Роман датирован мартом, апрелем, маем и июнем 1936 года; он создавался в Центральной Америке, Канаде и Соединенных Штатах, а пометки на полях свидетельствуют о том, что автор работал над ним и на борту корабля, и в отелях, и даже в поезде, где написал одну довольно длинную главу.

Примечательно, что Жан Жироду, который всегда зорко и охотно подмечал внешнюю сторону событий, в данном случае ограничился рамками чисто психологического любовного романа. Видимо, здесь его вдохновляло какое-то особое чувство. «Лгунья» — яркое свидетельство того, что Жироду-поэт, отринувший психологию, мог бы при желании стать глубоким психологом-романистом.

Первая часть рукописи была обнаружена при изучении документов Жана Жироду вскоре после его смерти. Вторая, более значительная по объему часть, в точно таком же блокноте, купленном где-то в Америке, скрывалась под обложкой, на которой явно рукою автора было написано: «Первый вариант Беллы». Она была идентифицирована лишь в 1968 году, в жаркие дни Майской революции, благодаря проницательности английского преподавателя французской литературы Роя Приора, которому Жан-Пьер Жироду открыл доступ, как и многим другим исследователям до него, к бумагам своего покойного отца.

Рукопись, обнаруженная Роем Приором и выверенная Жан-Пьером Жироду, ныне составляет, вместе с началом романа, единое целое, если не считать некоторых лакун в первой трети текста. Нужно ли было оставлять эти пробелы незаполненными? Мы вспомнили, что издатели латинских текстов, сохранившихся лишь частично, сами заполняли подобные лакуны, принимая как гипотезу «провал» из двух-трех слов. Таким же образом поступает и реставратор, подбирающий нужный цвет на месте разрыва холста, где уничтожены краски оригинала. С учетом всего вышесказанного мы осмелились пойти еще дальше и, путем логических выводов и подражания стилю автора, восстановили связь между некоторыми абзацами, вставив наши собственные короткие фразы.