За время моего служения на выборных должностях были и лица, которые не брали с киргиз. Так, служивший завед. полицейской частью загорных волостей Матвеев и бывший Токмакский пристав Чубаков были честные и никогда ничего не брали с киргиз. Пристав Байгулов с семьей, которая у него большая, и джигитами приезжают как бы в гости к богатому киргизу и что понравится просят у киргиза подарить. Они объезжали почти всех богачей киргиз в сопровождении волостного управителя и брали лошадьми, коровами, а главным образом деньги. Был Байгулов с двумя сыновьями у моего сына Карыкпая и у него 152 взяли волчью шубу и 300 (р. деньгами. Если посмотреть у пристава Байгулова, то эту шубу я думаю можно найти. Она волчья, крытая темносиним сукном, нашлись бы и ковры и другие вещи.
Эти поборы, это вмешательство в выборы и вообще несправедливость и были главными причинами бунта в Пишпекском и Пржевальском уездах…[95]. Лошадей для поездок брали в большинстве бесплатно — очень редко кто платил прогонные деньги, а администрация в лице уездного начальника, пристава и другие никогда прогонов не платили…[96])
Несколько последних лет начал практиковаться способ взыскания с киргиз денег за пропавший у крестьян и казаков скот в административном порядке, т. е. по приказанию начальства. Мне известны факты, что крестьяне ложно показывали, что у них пропал скот, и администрация заставляла платить за скот, которого не существовало. Такие случаи были часты в селении Столыпине и киргизам Кочкорской, Борунчинской, Джуванарыкской и др. волостей приходилось платить за этот скот. За этот якобы пропавший скот заставляли платить и мою, Абаильдинскую, волость, несмотря на то, что она отстояла за 60 верст, и я с трудом уговаривал завед. полицейской частью Меньшикова не взыскивать с нас, так как мы здесь не причем. Кем введены были эти правила о взыскании с киргиз за пропавший скот, я не знаю. Все это отражалось и на отношении сторожил — русских к киргизам. Отношения их испортились, хотя и не в такой степени. Таким образом, между русскими, главным образом новоселами, и киргизами установились враждебные отношения, со стороны русских явные, а со стороны киргиз — скрытые против русских.
Исправляю свое показание, относительно пожертвований 10 богачами денег на нужды войны. Это пожертвование было не добровольное, а по требованию пристава Байгулова, который в нашей волости заявил, что в других волостях богатые люди жертвовали по 60 руб. Мы начали упрашивать, чтобы с нашей волости взяли меньше, говоря, что деньги и разные вещи мы уже жертвовали по нескольку раз. При обращении администрации к киргизам о пожертвовании, администрация указывала, что нас не берут на военную службу, что мы не оказываем помощи людьми и что взамен этого мы должны жертвовать деньгами и вещами. Так, осенью прошлого года заведывающий полицейской частью загорных волостей Меньшиков собрал «манапов» и должностных лиц всех 9 загорных волостей на урочище Ак-Ущук (Белая Высота) и говорил нам, что мы освобождены от несения воинской повинности, а потому должны помогать русским деньгами и вещами.
Мы охотно пожертвовали от рубля до 25 руб. Я лично пожертвовал 10 руб. Деньги там же сдали наличными Меньшикову. Меньшиков никому квитанции не выдавал, а записывал в твоей записной книжке. Учесть, сколько именно тогда пожертвовали, трудно. Народу съехалось много и пожертвовали деньги больше чем 1 000 человек. Во всяком случае в среднем пожертвования были не Менее 5 руб. с человека. Приговоров на пожертвования в тот раз и в то время, когда собрали деньги с 100 киргизов нашей волости, пристава Байгулова не было.
Когда объявили о призыве рабочих от туземцев, что поняли неправильно, а именно как введение воинской повинности, киргизы обсуждали, что при сборе пожертвований им разъяснили, что именно эти пожертвования даются ввиду того, что мы не отбываем воинской повинности. Сам я неграмотный, но слышал от киргиз, что было воззвание губернатора, в котором губернатор приглашал киргиз к пожертвованиям, указывая, что киргизы не несут воинской повинности.
В прошлом году осенью из газет киргизы узнали, что предполагали брать солдат от киргизского населения. Этим вопросом киргизы живо заинтересовались и обсуждали его. Общее мнение киргиз было, что они не подготовлены к несению такой службы, так как не знали языка, не знали даже городской жизни и что слух о призыве туземцев явился не более, чем вымысел. От стариков я слышал, что при переходе в русское подданство, одним из белых царей (Ак-Падша) было обещано, что киргиз никогда не будут брать в солдаты, о чем знают все киргизы.
Первые сведения о призыве рабочих в действующую армию были получены в разных волостях в виде слухов о призыве не рабочими, а солдатами в июле м-це. Слухи эти встревожили киргиз, но они сомневались, так как знали о существовании письменного обещания белого царя не брать киргиз в солдаты. После того как распространились эти слухи, волостных управителей потребовал к себе через джигитов пишпекский уездный начальник, куда они и поехали.
По возвращении из Пишпека, волостные управители объяснили, что призывают киргиз не солдатами, а для каких-то других надобностей в действующую армию. Киргизы понимали, что раз призывают в действующую армию, то, конечно, для солдатской службы.
Это мнение киргиз усилилось еще и тем, что некоторые русские говорили киргизам — дошла очередь и до вас служить на военной службе. Почетных лиц и манапов заторных волостей никто из администрации не вызывал и никто не разъяснил вопроса о призыве. Вызывали и беседовали уездный начальник, токмакский пристав и заведующий полицейской частью только с оолостны. ми управителями, но киргизы волостным управителям не верили.
Волостные управители от имени начальства требовали, чтобы в волостях были составлены приговора со списками рабочих. Это распоряжение киргизы поняли, что местное начальство, начиная от губернатора и ниже, желая выслужиться перед высшим начальством, хочет отобрать у нас приговора о нашем желании нести военную службу. Это убеждение имело основание и потому, что киргизам было известно, что пржевальский уездный начальник в прошлом году потребовал составить приговоры о том, что несколько человек киргиз изъявило желание итти добровольцами в действующую армию. В действительности этих лиц, по нескольку человек от волости, назначили.
Я лично в прошлом году был в Токмаке, когда эти добровольцы отправлялись, в Россию и я разговаривал с ними. Они шли не по своей воле, а потому, что это потребовало начальство. Из этого факта я сам также заключил, что здесь с военной службой была проделка местных властей.
Преувеличение подати. Два года тому назад увеличили подати и никто не присылал приговоров, а прямо приказали платить. Так же, когда ввели 2 года тому назад военный налог с неотбывающих воинской повинности, который мы платили по 1 р. 84 к. с кибитки — никто приговоров не требовал, а просто приказали платить. Плата нами военного налога взамен отбывания воинской повинности в связи с требованием приговоров еще больше укрепила в нас мнение, что призыв является «добровольным», исходящим от местных властей, и мы вправе отказаться, и если от нас Настойчиво требуют, то исключительно местное начальство с целью выслужиться.
В каждой волости почти ежедневно были сборища молодежи, подлежащей призыву на военные работы. На этих сборищах выяснилось, что молодежь не согласна итти, а решила бежать в. пределы Китая. Были созваны съезды при участии должностных лиц и монапов, причем несмотря на то, что манапы были уверены, что именно местное начальство указывает призыв по своему почину, все же они склонились к тому, чтобы удовлетворить это требование, потому что боялись мести администрации в случае отказа, но молодежь категорически отказалась дать свое согласие.
Заведывающий полицейской частью Меньшиков вызвал к себе в конце июля на Джумгал в казенную школу должностных лиц для составления приговоров, но молодежь часть пятидесятников не отпускала, а у некоторых отобрала печати, говоря, что должностные лица хотят их сдать в солдаты. При сборищах молодежи, я слышал, у них была «бата» в каждой волости отдельно, но общего собрания нескольких волостей не было и общей «бахы» также не было.