хотворение в честь Маушана, загородного местечка, близ Хамадана, — сохранен нам

ас- Сам'ани (см. Сам'ани, Китаб ал- ансаб, стр. 547). Одно арабское стихотворение на-

шего автора сохранено Й акутом (Му'джам, I, стр. 225). Написано оно, как говорит

йакут, из тюрьмы и обращено к жителям Хамадана (быть может, во время следствия

по последнему обвинению). Во всяком случае, если дед придерживался характерных

для ученых своей эпохи форм арабской поэзии, ^нук сделал решительный шаг 8 CTQ-

рону народного персидского четверостишия.

28 Очевидно, А

Интересно отметить, что среди цитируемых хадисов имеется один, передаваемый с иснадом от Хызра, т. е., другими словами, созданный

самим 'Айн ал- Кузатом, ибо ссылка на Хызра в таких случаях всегда

должна оправдывать отсутствие правильного иснада

29 .

Вот какими

словами »Айн ал- Кузат ее вводит (л. 936):

«Выслушай и иное объяснение, которое мы получили, состоя при

пире при посредстве сама* (т. е. радения.— Е. Б.) от Хызра, мир и мо-

литва над ним, а он получил его устно от Избранника, мир и молитва

над ним. Так как передатчик Хызр, то потому и хадис столь полон и

совершенен. Внимай...»

Рассмотрение философского содержания Тамхидат не входит в

задачи настоящего краткого очерка, ставящего себе целью дать только

несколько более подробную характеристику этого интересного произ-

ведения, а потому мы ограничимся изложенными наблюдениями и

перейдем к заключительным выводам.

III

Для истории персидской литературы и прежде всего суфийского

руба*и значение Тамхидат заключается в его четверостишиях. Ряд чет-

веростиший связывается с именами тех или иных шейхов и тем самым

точнее определяется, за другими пока должно оставаться имя 'Айн

ал- Кузата. Чрезвычайно интересные результаты дает исследование этих

четверостиший в их специфическом окружении — в связи с хадисами, цитатами из Корана и философскими изречениями, позволяющими рас-

крыть их символику и установить специфические особенности примене-

ния поэзии в суфийском быту. Рамки настоящей статьи для такого

исследования слишком узки, ибо оно требует издания довольно значи-

тельной части персидского текста, что увеличило бы объем статьи во

много раз. К этой теме мне еще, вероятно, придется вернуться в связи

с собранными мною материалами по истории персидского четверо-

стишия.

В заключение мне хотелось бы только коснуться еще одного важ-

ного вопроса, а именно реальных причин казни 'Айн ал- Кузата. Во-

прос этот с первого взгляда как будто не представляет особых затруд-

нений.

с Айн ал- Кузат решился пойти по стопам ал- Халладжа, следова-

тельно, понятно, что его постигла судьба его предшественника. Но, с

другой стороны, следует иметь в виду, что условия, в которых проте-

кала деятельность 'Айн ал- Кузата, сильно отличались от той обста-

новки, в которой погиб Халладж. Репутация Халладжа после его каз-

ни была до известной степени реабилитирована, его ана- л- хакк сде-

лалось одним из ходячих выражений в суфийском мире, и у любого

современника 'Айн ал- Кузата (возьмем хотя бы Сана'и) можно найти

положения, мало чем отличающиеся от основных учений 'Айн ал- Куза-

та. Объяснять казнь его исключительно насилием и произволом вези-

ра, как это склонны делать наши источники, тоже едва ли возможно.

^

29 Понятно, что такая ссылка для большинства факихов неприемлема, и хадисы

этого рода «здоровыми» не считаются.

317

Приказ о казни был дан не по собственному желанию везйра, а, как

мы видели выше, по доносу. Следовательно, у доносчиков были какие-

то причины, заставившие их предпринять шаги против нашего автора.

Я склонен был бы объяснять это следующим образом. Нам .известно, с какой враждой дервиши относились к представителям власти, как

светской, так и духовной

30 . В свою очередь факихи пользовались

каждым удобным случаем, чтобы отделаться от своих противников.

Процессы против дервишей, вызванные доносами факихов, в X—XI вв: составляют весьма обычное явление

31 . Несколько облегчала положение

дервишей лишь то обстоятельство, что простой полуграмотный дервиш, не обладавший школьной выучкой (вроде Ахмад- и Джама), по боль-

шей части казался факихам слишком ничтожной величиной, не заслу-

живающей более серьезного внимания. Популярность рядового шейха

была, по- видимому, обыкновенно не особенно велика и редко распро-

странялась за пределы его родного села. Лишь в исключительных слу-

чаях шейх уже при жизни начинал привлекать к себе муридов со всех

концов страны, по большей части слава являлась уже после его смер-

ти, когда усилия учеников создавали вокруг покойного шейха ореол

фантастических легенд. Поэтому и факихи не. имели особых оснований

для беспокойства и могли дать известный простор деятельности дерви-

шеских шейхов. Но с 'Айн ал- Кузатом дело обстояло иначе. Мы знаем, что уже его дед Абу- л- Хасан 'Али занимал почетное положение кадия

в Хамадане. Очевидно, эта должность перешла от него к сыну и далее

к внуку и сделалась до известной степени наследственной в его роду.

Литературные произведения его доказывают, что подготовка его к,этой

деятельности была блестящей. Исключительная ловкость, с которой

он пользуется цитатами из Корана, хадисами и пр.,— несомненное до-

казательство огромной начитанности и полного овладения всем кругом

мусульманского калама. Переход такого человека в ряды оппозиции, конечно, представлял собой серьезную угрозу и должен был неминуе : мо вызвать трагическую развязку. Казнь 'Айн ал- Кузата, таким обра-

тим, можно рассматривать как месть хамаданских факихов своему

бывшему собрату, перешедшему на сторону противника.

'Айн ал- Кузат—чрезвычайно характерная для своей эпохи фигура.

Его пламенная натура ищет выхода из мертвенных силлогизмов ка-

лама, и, столкнувшись с суфизмом, он сразу же устремляется к самым

экстремистским выводам его. Подражание пророку, игравшее столь

большую роль у представителей умеренного суфизма, его не удовле-

творяет, его _ идеалом становится мученик суфизма Халладж, разде-

лить участь которого ему представляется величайшим счастьем. Жажда

мученичества, пронизывающая насквозь всю его книгу, страстное том

:

ление по мучительной и позорной казни придает его словам оттенок

грандиозной суровости, производящей большое впечатление. Это изу-

мительный документ, показывающий, до каких пределов может дойти

человек, обуреваемый неотвязной идеей. Образ Халладжа был кано-

низирован персидским суфизмом, его знаменитое ана- л- хакк можно

встретить в любом произведении персидских суфиев. Но по большей

части этот возглас превращается в бессмысленную формулу, утрачи-

30 Понимаю под последними носителей официального правоверия, как- то: факи-

хов, 'улемов, передатчиков хадисов, чтецов Корана и пр.

a ı Вспомним преследование, возбужденное против Абу Са'ида в Нишапуре (Жу-

ковский, Тайны единения, стр. 84—85). Аналогичной участи подвергся и 'Абдаллах Ан-

сари (см. мою статью: «Послание 'Абдаллаха Ансари везиру» < в наст, томе стр. 300—309. — Ред.)>. Позднее то же самое испытал и *Аттар.

318

вает свою первоначальную глубину и свой напряженный пафос.

е Айн

ал- Кузат вновь воскресил его во всей его силе и через двести лет после

казни Халладжа вновь повторил его трагедию во всех деталях. Прав-

да, голос его прозвучал одиноко, ибо едва ли он мог рассчитывать

найти большое количество единомышленников, желавших разделить

его участь. Влияние Тамхидат на литературу Переднего Востока было

сравнительно невелико