шить, с яростным отвращением взирающего на этот мир — «обитель
бытия и тлена».
В результате приходится сказать, что назвать поэму Навои перево-
дом, конечно, невозможно. Индивидуальность переводчика выступила
на передний план и заслонила собой персидского автора. Судить о
поэме »Агтара по работе Навои нельзя, среди всех его произведений
едва ли найдется хотя бы одно, которое можно было, бы сблизить по
характеру с Лисан ат- тайр. Среда, эпоха — все это наложило свой от-
печаток на поэму Навои и, разбив первоначальные замыслы автора, скромно мечтавшего о роли переводчика, сделало из нее вполне ориги-
нальное произведение. Если попытаться в нескольких словах характе-
ризовать отношение этих вещей друг к другу, то можно было бы ска-
зать, что Лисан ат- тайр Навои есть «поэма о поэме Аттара». Аттар
произвел глубокое впечатление на сердце Навои, когда он был еще
ребенком, всю жизнь он постоянно возвращался к затронутой им теме
и в конце концов выразил в этой поэме свое отношение к творению »Ат-
тара, рассказав нам, какие формы приняло в его душе создание его
великого предшественника.
Нельзя отрицать, что в результате высокий пафос 'Аттара оказал-
ся сниженным. Произведение Навои более рационально, более мате-
риально, невесомость и воздушность 'Аттара, придающая его творениям
столь стремительный и быстрый полет, у Навои уступила место логике, появился выраженный дидактический уклон, у 'Аттара ощущаемый
весьма слабо. Индивидуальности этих двух поэтов резко различны, не приходится удивляться, если и результаты их трудов над одной
и той же темой не совпали. Продолжать это сличение можно до бес-
конечности, но едва ли конечные наши выводы от этого смогут изме-
ниться. Поэтому я считаю более разумным закончить на этом наше и
так затянувшееся исследование и перейти к заключительной части —рассмотрению вопроса об отношении Навои к суфизму.
Анализ Лисан ат- тайр показал нам, что Навои, безусловно, был
очень хорошо знаком с учением суфиев. Добавление рассказов к сюже-
ту 'Аттара и замена одних тем другими не могли бы быть осуществлены
без основательного знакомства с суфизмом и глубокого понимания тех
задач, которые себе ставил персидский поэт. Для выполнения его за-
мысла было недостаточно работы над художественными произведе-
ниями суфиев, требовалось также и изучение теоретических работ, ко-
торых в эту эпоху имелось весьма значительное число. Что Навои поль-
зовался такими работами, не подлежит ни малейшему сомнению, это
доказывают хотя бы приведенные выше философские термины. Устано-
вить, каким именно трудам он обязан своими познаниями, едва ли воз-
можно, ибо никаких более определенных данных в этой поэме не со-
держится, а привлечение остальных его творений
84 в задачи этой
статьи не входит. Однако при всем этом едва ли можно сказать о На-
вои, что он суфий в настоящем смысле этого слова. Дервишеским шей-
84 Главным образом лирики, которая в этом отношении должна дать особенно
богатый материал.
418
хом он, конечно, не был — для этого был бы необходим полный отказ
от жизни, уход из этого мира и всей связанной с ним суеты. Биография
его о таком факте нам ничего не сообщает, он все время продолжал
принимать деятельное участие в государственной жизни и играть круп-
ную роль при дворе.
Можно было бы признать увлечение Навои суфизмом своего рода
любительством, известным романтическим уклоном. Мода на суфизм в
странах персидской культуры достигала весьма широкого распростра-
нения и охватывала правящие классы с такой же силой, как и сословие
мелких ремесленников, из которого главным образом и выходили
практические деятели этого учения. Но можно было увлекаться суфиз-
мом и в то же Бремя на практике не претворять его в жизнь, быть не
столько суфи, сколько мутасаввиф. Суфизм притягивал к себе людей г
склонных к самостоятельному мышлению, ибо он открывал широчай-
ший простор для метафизических исканий, к чему на Переднем Восто-
ке всегда питали большую склонность. Строить философские теории, оставаясь правоверным муслимом, было не всегда возможно, но под
прикрытием суфийской терминологии можно было de jure оставаться
в рамках ислама, а фактически выходить далеко за его пределы.
Не удивительно, если наиболее крупные деятели мусульманского мира
так или иначе подпадали под его влияние.
У Навои была природная склонность к пессимистическому миро-
воззрению, к этому прибавилась близость к такому крупному предста-
вителю творческого суфизма, как Джами. Мы знаем, как Навои пре-
клонялся перед этим поэтом, который почти всю свою жизнь провел
отшельником в келье в предместье Герата. Обстоятельства сложились
так, что все толкало Навои в эту сторону. Но все же до конца он по
этому пути не пошел. Он воспринял всю моральную сторону суфизма, поставил перед собой в виде идеала его конечные цели, но не порвал с
той средой, в которую его забросила судьба. Он был восторженным
поклонником суфизма, суфием в душе, знатоком этого учения, но суфи-
ем- практиком он не стал. Быть может, крайние выводы *Аттара даже
несколько устрашали его, по крайней мере это можно было бы заклю-
чить из стремления Навои смягчить и умерить их в своей поэме.
Бывали, вероятно, минуты, когда Навои начинал тяготиться окру-
жающей средой, ощущал все бремя лежащих на нем обязанностей.
В такие минуты могли сложиться те строки, которые мы находим
в заключительных главах Л асан ат- тайр. Он мечтал о достижении ко-
нечной цели суфия, стремился к тому умиротворению и отдыху, кото-
рый ему обещала фана
1 — прекращение индивидуального бытия. Эты
мечты вылились в горячие и искренние семь мунаджат, соответствую-
щих семи долинам 'Аттара. Он сознавал, что едва ли эта цель когда-
либо будет достигнута, ибо окружающая среда не позволяла пойти
решительными шагами в этом направлении. Но намерение было, и он
утешает себя притчей о рухнувшей стене, которая умиротворяющим
аккордом заключает всю эту патетическую часть. Ибо хадис гласит: «Приходите ко мне с намерениями вашими, не с делами вашими»
85 .
^ "Навои не был суфием в техническом смысле этого слова, но он
представлял собой нечто большее. Рассмотрение Лисан ат- тайр пока-
зывает нам большого художника, мастера слова, способного из данного
материала создать оригинальное произведение, но, помимо этого худо-
жественного дарования, мы видим еще человека с широким образова-
85 Ибн Таймиййа, т. II, стр. 342: p$3L*b ^Jßi^S j p&Lü ^jÏÏ
· JLJ <ш[
27* · 419
нием, разнообразными интересами, огромным житейским опытом и, что для нас еще ценнее, большим сердцем, полным любви к окружаю-
щим его людям и во имя этой любви способным забыть и простить все
их недостатки.
Есть художники, заставляющие нас преклоняться перед ними, но
иногда человек заслоняет собой художника и, помимо преклонения
перед своим дарованием, требует от нас любви к себе как к человеку.
Таким человеком был Мир- 'Али- Шир Навои.
ХАЙЙАТНАМЕ ФАРИД АД- ДИНА ΆΤΤΑΡΑ
Не подлежит сомнению, что сочинения Фарид ад- Дина 'Аттара ока-
зали сильнейшее влияние на персидскую литературу. Хотя некоторые
из его современников, по его собственному свидетельству, обвиняли
его
1 в «болтливости» из- за его чрезвычайной продуктивности, тем не
менее последняя способствовала все же распространению его славы
во всех мусульманских странах. Сам
? Аттар сообщает, что он написал
сорок книг и что общее число стихотворных строк этих произведений
составляет 202 060 бейтов