шить, с яростным отвращением взирающего на этот мир — «обитель

бытия и тлена».

В результате приходится сказать, что назвать поэму Навои перево-

дом, конечно, невозможно. Индивидуальность переводчика выступила

на передний план и заслонила собой персидского автора. Судить о

поэме »Агтара по работе Навои нельзя, среди всех его произведений

едва ли найдется хотя бы одно, которое можно было, бы сблизить по

характеру с Лисан ат- тайр. Среда, эпоха — все это наложило свой от-

печаток на поэму Навои и, разбив первоначальные замыслы автора, скромно мечтавшего о роли переводчика, сделало из нее вполне ориги-

нальное произведение. Если попытаться в нескольких словах характе-

ризовать отношение этих вещей друг к другу, то можно было бы ска-

зать, что Лисан ат- тайр Навои есть «поэма о поэме Аттара». Аттар

произвел глубокое впечатление на сердце Навои, когда он был еще

ребенком, всю жизнь он постоянно возвращался к затронутой им теме

и в конце концов выразил в этой поэме свое отношение к творению »Ат-

тара, рассказав нам, какие формы приняло в его душе создание его

великого предшественника.

Нельзя отрицать, что в результате высокий пафос 'Аттара оказал-

ся сниженным. Произведение Навои более рационально, более мате-

риально, невесомость и воздушность 'Аттара, придающая его творениям

столь стремительный и быстрый полет, у Навои уступила место логике, появился выраженный дидактический уклон, у 'Аттара ощущаемый

весьма слабо. Индивидуальности этих двух поэтов резко различны, не приходится удивляться, если и результаты их трудов над одной

и той же темой не совпали. Продолжать это сличение можно до бес-

конечности, но едва ли конечные наши выводы от этого смогут изме-

ниться. Поэтому я считаю более разумным закончить на этом наше и

так затянувшееся исследование и перейти к заключительной части —рассмотрению вопроса об отношении Навои к суфизму.

Анализ Лисан ат- тайр показал нам, что Навои, безусловно, был

очень хорошо знаком с учением суфиев. Добавление рассказов к сюже-

ту 'Аттара и замена одних тем другими не могли бы быть осуществлены

без основательного знакомства с суфизмом и глубокого понимания тех

задач, которые себе ставил персидский поэт. Для выполнения его за-

мысла было недостаточно работы над художественными произведе-

ниями суфиев, требовалось также и изучение теоретических работ, ко-

торых в эту эпоху имелось весьма значительное число. Что Навои поль-

зовался такими работами, не подлежит ни малейшему сомнению, это

доказывают хотя бы приведенные выше философские термины. Устано-

вить, каким именно трудам он обязан своими познаниями, едва ли воз-

можно, ибо никаких более определенных данных в этой поэме не со-

держится, а привлечение остальных его творений

84 в задачи этой

статьи не входит. Однако при всем этом едва ли можно сказать о На-

вои, что он суфий в настоящем смысле этого слова. Дервишеским шей-

84 Главным образом лирики, которая в этом отношении должна дать особенно

богатый материал.

418

хом он, конечно, не был — для этого был бы необходим полный отказ

от жизни, уход из этого мира и всей связанной с ним суеты. Биография

его о таком факте нам ничего не сообщает, он все время продолжал

принимать деятельное участие в государственной жизни и играть круп-

ную роль при дворе.

Можно было бы признать увлечение Навои суфизмом своего рода

любительством, известным романтическим уклоном. Мода на суфизм в

странах персидской культуры достигала весьма широкого распростра-

нения и охватывала правящие классы с такой же силой, как и сословие

мелких ремесленников, из которого главным образом и выходили

практические деятели этого учения. Но можно было увлекаться суфиз-

мом и в то же Бремя на практике не претворять его в жизнь, быть не

столько суфи, сколько мутасаввиф. Суфизм притягивал к себе людей г

склонных к самостоятельному мышлению, ибо он открывал широчай-

ший простор для метафизических исканий, к чему на Переднем Восто-

ке всегда питали большую склонность. Строить философские теории, оставаясь правоверным муслимом, было не всегда возможно, но под

прикрытием суфийской терминологии можно было de jure оставаться

в рамках ислама, а фактически выходить далеко за его пределы.

Не удивительно, если наиболее крупные деятели мусульманского мира

так или иначе подпадали под его влияние.

У Навои была природная склонность к пессимистическому миро-

воззрению, к этому прибавилась близость к такому крупному предста-

вителю творческого суфизма, как Джами. Мы знаем, как Навои пре-

клонялся перед этим поэтом, который почти всю свою жизнь провел

отшельником в келье в предместье Герата. Обстоятельства сложились

так, что все толкало Навои в эту сторону. Но все же до конца он по

этому пути не пошел. Он воспринял всю моральную сторону суфизма, поставил перед собой в виде идеала его конечные цели, но не порвал с

той средой, в которую его забросила судьба. Он был восторженным

поклонником суфизма, суфием в душе, знатоком этого учения, но суфи-

ем- практиком он не стал. Быть может, крайние выводы *Аттара даже

несколько устрашали его, по крайней мере это можно было бы заклю-

чить из стремления Навои смягчить и умерить их в своей поэме.

Бывали, вероятно, минуты, когда Навои начинал тяготиться окру-

жающей средой, ощущал все бремя лежащих на нем обязанностей.

В такие минуты могли сложиться те строки, которые мы находим

в заключительных главах Л асан ат- тайр. Он мечтал о достижении ко-

нечной цели суфия, стремился к тому умиротворению и отдыху, кото-

рый ему обещала фана

1 — прекращение индивидуального бытия. Эты

мечты вылились в горячие и искренние семь мунаджат, соответствую-

щих семи долинам 'Аттара. Он сознавал, что едва ли эта цель когда-

либо будет достигнута, ибо окружающая среда не позволяла пойти

решительными шагами в этом направлении. Но намерение было, и он

утешает себя притчей о рухнувшей стене, которая умиротворяющим

аккордом заключает всю эту патетическую часть. Ибо хадис гласит: «Приходите ко мне с намерениями вашими, не с делами вашими»

85 .

^ "Навои не был суфием в техническом смысле этого слова, но он

представлял собой нечто большее. Рассмотрение Лисан ат- тайр пока-

зывает нам большого художника, мастера слова, способного из данного

материала создать оригинальное произведение, но, помимо этого худо-

жественного дарования, мы видим еще человека с широким образова-

85 Ибн Таймиййа, т. II, стр. 342: p$3L*b ^Jßi^S j p&Lü ^jÏÏ

· JLJ <ш[

27* · 419

нием, разнообразными интересами, огромным житейским опытом и, что для нас еще ценнее, большим сердцем, полным любви к окружаю-

щим его людям и во имя этой любви способным забыть и простить все

их недостатки.

Есть художники, заставляющие нас преклоняться перед ними, но

иногда человек заслоняет собой художника и, помимо преклонения

перед своим дарованием, требует от нас любви к себе как к человеку.

Таким человеком был Мир- 'Али- Шир Навои.

ХАЙЙАТНАМЕ ФАРИД АД- ДИНА ΆΤΤΑΡΑ

Не подлежит сомнению, что сочинения Фарид ад- Дина 'Аттара ока-

зали сильнейшее влияние на персидскую литературу. Хотя некоторые

из его современников, по его собственному свидетельству, обвиняли

его

1 в «болтливости» из- за его чрезвычайной продуктивности, тем не

менее последняя способствовала все же распространению его славы

во всех мусульманских странах. Сам

? Аттар сообщает, что он написал

сорок книг и что общее число стихотворных строк этих произведений

составляет 202 060 бейтов