66 Этого рассказа в ^зресттох мне сборниках биографий я не
400
справедливости он приводит известного ходжу Мухаммада Парса.
Однажды он совершал хаддж со своим муридом Бу Насром. Палом-
ники, бывшие с ним, попросили его помолиться о них всех, дабы хаддж
их был принят, но шейх ответил, что он предпочитает молитву своего
ученика, ибо она более доходчива.
Шестнадцатый вопрос (гл. 117—119)—допустима ли дерзость по
отношению к Симургу. Удод говорит, что это дозволено только тем, кто посвящен в его великие тайны и является к нему близким. В под-
тверждение приводится следующий рассказ (гл. 119), который ввиду
его исключительного изящества я опять- таки сообщаю целиком: ol
f
5 ^
ύ _ ^ jj^AJ.JC· 1л.1 й э ц^^о^ ^й*« ^
Был некий обладавший высокими свойствами диване- ™-
люди дали ему имя Маджнун ал- Хакк.
Так как он любил поминание Истины,
то ночью и ДНОМ был охвачен поминанием ее.
Если он говорил слово, он обращался к Истине,
из ее же уст он давал и ответ.
Как- то раз в весенний день он предпринял путешествие, назначив себе местопребывание в «доме божием».
Так как от умерщвления плоти тело его было тщедушным, он сел иа верховое животное, тоже слабое.
Ночь была темная, и начинался дождь,
ув- идея безумный, что ехать в ту - сторону трудно·.
Он увидел развалину, остановился
•и сказал: «Боже мой, позаботься об осле!»
• Вошел он в 'руину, оставив осла,
и сон овладел тем безумным.
Он лег, положив под голову кирпич,
осел остался снаружи то,й развалины.
Когда глаза его сомкнул сон,
весенняя туча быстро выявила дождь,
пролила в руину свою воду
и .из головы безумца прогнала сон.
Он вскочил и сел, пока не перестал дождь [сидел],
а когда дождь перестал, увидел, что время ехать,.
Вышел он, чтобы подогнать свое животное,
<но не было снаружи развалины осла.
На безумца напало беспредельное волнение ?
он с гневом обратился к богу:
«Я тебе только^ что поручил животное,
хорошо ты уберег его, милость оказал, милость!..
Если бы люди «е ездили к тебе в /гости:,
не направляли своих животных в долины,
Не было бы у тебя такой беспечности,
тво!я полная независимость — только в небрежности.
Ты заставил мое животное исчезнуть среди темной ночи, позором счел постеречь его!?»
Ворча про себя, бродил ΈΟ все сторода щ поисках
исчезнувшего мрачный безумец.
6 7 а—Ji
: 2796; b- ~л. §β6; с—л У
408
Как вдруг сверкнула 'изумительно- слепящая молния
и утопила мир в своих блистаниях.
Увидел он свое животное, что оно пасется, отойдя
и 'со всех сторон тыча свою морду в тернии и колючки.
Увидев его, безумец развеселился,
сел на него и пустился в путь тот же час.
Грубости он изгнал из своей головы
и начал ласкаться с любезностями:
«О боже! ты ·— душа в - моем теле,
более того, пусть сто моих душ будет принесено тебе в жертву.
Хотя, когда ты не посмотрел за моим животным,
дал ему исчезнуть и не привязал к его шее веревки,
Меня заставило похолодеть изумительное смятение,
и от гнева я причинил тебе смущение.
Когда я поручал тебе осла,
мне же нужно было поручить его тебе.
Ты сделал упущение в присмотре,
но, увидев меня гневным, придумал, как помочь.
Найдя средство, ты выбил искру из своего кремня
и зажег свою озаряющую очи свечу,
Ты показал его моим глазам
и очень уместно оказал эту любезность.
Хотя я и, был прав в моей резкости,
но ты все- таки оказался очень сообразительным товарищем тем, Что в это время показал мне его
и доставил мне моего беглеца.
Ты лишил меня основания в моих речах,
заставил меня устыдиться моих поступков.
Все, что ты сделал, я целиком забыл,
ты тоже случившееся забудь, окажи общую милость.
Я забыл, если ты, присоединившись ко мне,
тоже забудешь, будет лучше.
Так как я не буду тебя стыдить словами,
то и ты своими речами ие пристыживай меня.
Я простил тебе это - происшествие,
ты тоже очисти свое сердце от меня».
Каждый миг он восхвалял себя
и ласкал также и Истину таким образом.
Тайна безумца хотя и была неразумной,
но так как она проистекла от любви, оиа была принята.
Если бы у каждого безумца была такая тайна,
ему подобала бы и дерзость *и ласка.
Так как эти люди любимы Истиной,
то что бы ни сделал возлюбленный — все желанно.
Семнадцатый вопрос (гл. 120—122) —как быть тому, кто от всех
отделился и живет мечтой о Симурге. Удод отвечает, что такая лю-
бовь — - только притязание, важна его любовь к ней, а не наоборот.
ß подтверждение приводится рассказ о шейхе Байазиде Вистами, взя-
тый из соответствующего места у 'Аттара (б. 2806 и ел.).
Восемнадцатый вопрос (гл. 123—125)—она полагает, что уже до-
стигла совершенства. Удод упрекает ее в. эгоизме и самоослеплении
и рассказывает легенду о шейхе Абу- Бакре Нишапури, почерцнутую у
'Аттара (б. 2894 и ел.).
Девятнадцатый воррое (гл. 126—128) —чем утешить себя в «пути»
409
и как рассеять скорбь. Удод отвечает, что надлежит ощущать радость
только при мысли о Симурге, все же остальное отбросить. В доказа·
тельство он приводит изречение 'Абдаллаха Ансари: только то сердце
можно назвать сердцем, которое наполнено богом.
Двадцатый вопрос (гл. 129—131)—о чем просить его, когда он, наконец, будет найден. Удод восклицает, что ничего, кроме него са-
мого, просить нельзя, ибо он —это есть уже все. Это подтверждается
словами шейха Абу- Са'ида Харраза, который хотя и молился вместе
с другими, но желаний уже более не имел. Ибо чего мог он желать, кроме бога, которого и так уже нашел!
Двадцать первый вопрос (гл. 132—134)—какой подарок нести
этому шаху. Удод советует нести то, чего там нет, а там есть все, кро-
ме скорби и сердечных мук. Пояснением к этому служит большой, очень своеобразный рассказ, которого у
е Аттара нет. Некий могучий
царь имел сына, которого он заключил в замок, чтобы краса его не
погубила всего мира. Отец умер, и сын занял его место на престоле.
Как- то раз он играл на площади в чауган. Народ, обезумев от его
изумительной красоты, идет за ним следом и день и ночь стоит толпой
вокруг его сада. Так как толпа не желает расходиться, молодой шах
предлагает, чтобы всякий изготовил какую- нибудь вещь, которую умеет
делать. Если вещь понравится, он подарит мастеру свою дружбу, если
нет, предаст его пытке и велит отрубить голову. Вслед за тем шах
переодевается и начинает неузнанным бродить по городу и подсма-
тривать, кто что делает. Все изготовляют различные предметы, кото-
рыми он уже обладает. Наконец, он находит одного чужестранца, сте-
нающего и проливающего слезы. У него ничего нет, он ничего не умеет
и может подарить шаху только свои тяжкие вздохи и горестные стоны.
Растроганный шах входит к нему в хижину, осыпает ласками и по-
вергает в высшую радость.
Всякий, кто знаком с персидской литературой, сразу же заметит, что рассказ этот сплетен из множества разных мотивов, разбросанных
по отдельным произведениям персидских авторов. Тут и прекрасный
шахзаде, и игра в чауган, и ночные похождения шаха, но все это в та-
ком сочетании дает весьма оригинальную и эффектную картинку, кото-
рая представляет собой одну из наиболее изящных страниц поэмы.
С двадцать вторым вопросом (гл. 135—137)—какова дорога
к Симургу и как ее пройти
68 , — мы переходим ж следующей части поэмы,
знаменитому описанию «семи долин» (хафт вади), т. е. семи главных
этапов на пути мистического совершенствования. Часть эта построена