66 Этого рассказа в ^зресттох мне сборниках биографий я не

400

справедливости он приводит известного ходжу Мухаммада Парса.

Однажды он совершал хаддж со своим муридом Бу Насром. Палом-

ники, бывшие с ним, попросили его помолиться о них всех, дабы хаддж

их был принят, но шейх ответил, что он предпочитает молитву своего

ученика, ибо она более доходчива.

Шестнадцатый вопрос (гл. 117—119)—допустима ли дерзость по

отношению к Симургу. Удод говорит, что это дозволено только тем, кто посвящен в его великие тайны и является к нему близким. В под-

тверждение приводится следующий рассказ (гл. 119), который ввиду

его исключительного изящества я опять- таки сообщаю целиком: ol

f

5 ^

ύ _ ^ jj^AJ.JC· 1л.1 й э ц^^о^ ^й*« ^

Был некий обладавший высокими свойствами диване- ™-

люди дали ему имя Маджнун ал- Хакк.

Так как он любил поминание Истины,

то ночью и ДНОМ был охвачен поминанием ее.

Если он говорил слово, он обращался к Истине,

из ее же уст он давал и ответ.

Как- то раз в весенний день он предпринял путешествие, назначив себе местопребывание в «доме божием».

Так как от умерщвления плоти тело его было тщедушным, он сел иа верховое животное, тоже слабое.

Ночь была темная, и начинался дождь,

ув- идея безумный, что ехать в ту - сторону трудно·.

Он увидел развалину, остановился

•и сказал: «Боже мой, позаботься об осле!»

• Вошел он в 'руину, оставив осла,

и сон овладел тем безумным.

Он лег, положив под голову кирпич,

осел остался снаружи то,й развалины.

Когда глаза его сомкнул сон,

весенняя туча быстро выявила дождь,

пролила в руину свою воду

и .из головы безумца прогнала сон.

Он вскочил и сел, пока не перестал дождь [сидел],

а когда дождь перестал, увидел, что время ехать,.

Вышел он, чтобы подогнать свое животное,

<но не было снаружи развалины осла.

На безумца напало беспредельное волнение ?

он с гневом обратился к богу:

«Я тебе только^ что поручил животное,

хорошо ты уберег его, милость оказал, милость!..

Если бы люди «е ездили к тебе в /гости:,

не направляли своих животных в долины,

Не было бы у тебя такой беспечности,

тво!я полная независимость — только в небрежности.

Ты заставил мое животное исчезнуть среди темной ночи, позором счел постеречь его!?»

Ворча про себя, бродил ΈΟ все сторода щ поисках

исчезнувшего мрачный безумец.

6 7 а—Ji

: 2796; b- ~л. §β6; с—л У

408

Как вдруг сверкнула 'изумительно- слепящая молния

и утопила мир в своих блистаниях.

Увидел он свое животное, что оно пасется, отойдя

и 'со всех сторон тыча свою морду в тернии и колючки.

Увидев его, безумец развеселился,

сел на него и пустился в путь тот же час.

Грубости он изгнал из своей головы

и начал ласкаться с любезностями:

«О боже! ты ·— душа в - моем теле,

более того, пусть сто моих душ будет принесено тебе в жертву.

Хотя, когда ты не посмотрел за моим животным,

дал ему исчезнуть и не привязал к его шее веревки,

Меня заставило похолодеть изумительное смятение,

и от гнева я причинил тебе смущение.

Когда я поручал тебе осла,

мне же нужно было поручить его тебе.

Ты сделал упущение в присмотре,

но, увидев меня гневным, придумал, как помочь.

Найдя средство, ты выбил искру из своего кремня

и зажег свою озаряющую очи свечу,

Ты показал его моим глазам

и очень уместно оказал эту любезность.

Хотя я и, был прав в моей резкости,

но ты все- таки оказался очень сообразительным товарищем тем, Что в это время показал мне его

и доставил мне моего беглеца.

Ты лишил меня основания в моих речах,

заставил меня устыдиться моих поступков.

Все, что ты сделал, я целиком забыл,

ты тоже случившееся забудь, окажи общую милость.

Я забыл, если ты, присоединившись ко мне,

тоже забудешь, будет лучше.

Так как я не буду тебя стыдить словами,

то и ты своими речами ие пристыживай меня.

Я простил тебе это - происшествие,

ты тоже очисти свое сердце от меня».

Каждый миг он восхвалял себя

и ласкал также и Истину таким образом.

Тайна безумца хотя и была неразумной,

но так как она проистекла от любви, оиа была принята.

Если бы у каждого безумца была такая тайна,

ему подобала бы и дерзость *и ласка.

Так как эти люди любимы Истиной,

то что бы ни сделал возлюбленный — все желанно.

Семнадцатый вопрос (гл. 120—122) —как быть тому, кто от всех

отделился и живет мечтой о Симурге. Удод отвечает, что такая лю-

бовь — - только притязание, важна его любовь к ней, а не наоборот.

ß подтверждение приводится рассказ о шейхе Байазиде Вистами, взя-

тый из соответствующего места у 'Аттара (б. 2806 и ел.).

Восемнадцатый вопрос (гл. 123—125)—она полагает, что уже до-

стигла совершенства. Удод упрекает ее в. эгоизме и самоослеплении

и рассказывает легенду о шейхе Абу- Бакре Нишапури, почерцнутую у

'Аттара (б. 2894 и ел.).

Девятнадцатый воррое (гл. 126—128) —чем утешить себя в «пути»

409

и как рассеять скорбь. Удод отвечает, что надлежит ощущать радость

только при мысли о Симурге, все же остальное отбросить. В доказа·

тельство он приводит изречение 'Абдаллаха Ансари: только то сердце

можно назвать сердцем, которое наполнено богом.

Двадцатый вопрос (гл. 129—131)—о чем просить его, когда он, наконец, будет найден. Удод восклицает, что ничего, кроме него са-

мого, просить нельзя, ибо он —это есть уже все. Это подтверждается

словами шейха Абу- Са'ида Харраза, который хотя и молился вместе

с другими, но желаний уже более не имел. Ибо чего мог он желать, кроме бога, которого и так уже нашел!

Двадцать первый вопрос (гл. 132—134)—какой подарок нести

этому шаху. Удод советует нести то, чего там нет, а там есть все, кро-

ме скорби и сердечных мук. Пояснением к этому служит большой, очень своеобразный рассказ, которого у

е Аттара нет. Некий могучий

царь имел сына, которого он заключил в замок, чтобы краса его не

погубила всего мира. Отец умер, и сын занял его место на престоле.

Как- то раз он играл на площади в чауган. Народ, обезумев от его

изумительной красоты, идет за ним следом и день и ночь стоит толпой

вокруг его сада. Так как толпа не желает расходиться, молодой шах

предлагает, чтобы всякий изготовил какую- нибудь вещь, которую умеет

делать. Если вещь понравится, он подарит мастеру свою дружбу, если

нет, предаст его пытке и велит отрубить голову. Вслед за тем шах

переодевается и начинает неузнанным бродить по городу и подсма-

тривать, кто что делает. Все изготовляют различные предметы, кото-

рыми он уже обладает. Наконец, он находит одного чужестранца, сте-

нающего и проливающего слезы. У него ничего нет, он ничего не умеет

и может подарить шаху только свои тяжкие вздохи и горестные стоны.

Растроганный шах входит к нему в хижину, осыпает ласками и по-

вергает в высшую радость.

Всякий, кто знаком с персидской литературой, сразу же заметит, что рассказ этот сплетен из множества разных мотивов, разбросанных

по отдельным произведениям персидских авторов. Тут и прекрасный

шахзаде, и игра в чауган, и ночные похождения шаха, но все это в та-

ком сочетании дает весьма оригинальную и эффектную картинку, кото-

рая представляет собой одну из наиболее изящных страниц поэмы.

С двадцать вторым вопросом (гл. 135—137)—какова дорога

к Симургу и как ее пройти

68 , — мы переходим ж следующей части поэмы,

знаменитому описанию «семи долин» (хафт вади), т. е. семи главных

этапов на пути мистического совершенствования. Часть эта построена