в странствие. По дороге один вел речи о святых мужах, другой — о ра-

достях жизни. Дойдя до города, они расстались, один пошел к дерви-

шам, другой в uikul cu~z- i

47 . Одного шах осыпал милостями, другой

в кабаке напился, в опьянении убил человека, который посмел назвать

его «некрасивым», и за это был казнен.

Следующим выступает ястреб— ^U ^jU (гл. 42—44). Он глава

всех птиц, они служат ему пищей. Он сидит на царской руке, и Симург

ему не нужен. В ответ на это удод упрекает его в глупости. То, что

он считает почетом, на деле только неволя. Он напрасно опьяняет себя

представлением о власти, он только исполнитель чужой воли. В дока-

зательство удод сообщает рассказ (гл. 44) о медведе, которого уда-

лось поймать одному горцу. Хозяин каждый день нещадно бил его

палкой, в конце концов приручил и заставил таскать тяжелые камни.

Медведь возгордился и начал считать себя сильнее всех зверей, а вме-

сте с тем его кормили из одной чашки с собаками.

Появляется сокол— jUlyS (гл. 45—47). У него венец на голове, он сам — царь, и ему другого царя не нужно. Удод возражает и гово-

рит, что не всякий, кто считает себя царем, действительно является

таковым.. Он подобен шахматному королю, ибо всякий, кто захочет, может сбросить его с доски. Это напоминает ему такой случай (гл. 47).

Некий царь праздновал какое- то радостное событие, и по всей стране

было веселье. Всюду развлекались, шутили, и вот некий гуляка (кал-

табан) назвал себя «Шахом циновки» (шах- и бурйа). Вся его одежда

была из тростника, у него был колчан, щит и знамя. Он восседал на

площади с компанией весельчаков и пародировал обычаи царского дво-

ра. Но кончился праздник, и пришел конец его веселой жизни. С него

46 Опять- таки, несомненно, случай из практики Навои. Весьма интересная бы-

товая деталь.

47 Интересный термин, которого мне у других авторов встречать не приходи-

лось (есть у 'Абд ар- Раззака Самарканди ср. Бартольд, Обзор Ирана, стр. 106—Прим. В.В. Бартольда).

396

сорвали венец, отняли царский зонт и сожгли. Тогда стало видно, царь

он или нет.

На смену соколу идет беркут— о>Г"^ (гл. 48—50). Он совсем

особая птица, для его пропитания нужно целого кулана. В пустыне он

может погибнуть от голода. Удод указывает ему, что доблесть — не в

грубой физической силе, а в готовности жертвовать собой, и поясняет

это таким рассказом (гл. 50). Был некий борец (пахлаван)—глупый, но искусный в своем деле. Он был очень силен и на один завтрак съедал

десять батманов пищи. Как- то раз в его стране разразилось великое

бедствие и всему народу пришлось переселяться. Они ушли с голыми

руками, ничего не взяв из дому, шли через пустыню и целых три дня

нигде не могли достать пищи. Старухи и дети выдержали это испы-

тание и благополучно достигли цели, а прожорливый пахлаван на

третьи сутки умер от голода

48 .

Следом за ним выступает филин— «J^T (гл. 51—53). Он слаб

телом, всю жизнь провел в развалинах, носит траур и ищет посреди

руин клад. Покинуть разрушенные дома он не может. Удод говорит

ему, что клад — пустая, несбыточная мечта. Если бы даже он и на-

шел клад, то, кроме беды, эта находка ничего не принесет. Один безу-

мец (гл. 53) годами рылся в развалинах и, наконец, действительно на-

шел клад. От восторга он безумствовал над ним, плясал и кричал.

Проходил мимо какой- то негодяй, увидел это и, убив кладоискателя, завладел его добычей. Так за клад он отдал свою жизнь.

Хума— U- A (гл. 54—56) заявляет, что ее тень нищего делает

царем, она так величава, что другого царя ей искать не надо. Удод

сурово называет ее притязания бредом и просит указать, где в исто-

рии приведен хотя бы один такой случай. Но если бы даже это было

и так, то ей от этого пользы нет, ибо она все равно питается иссох-

шими костями. Он сообщает (гл. 56), что на берегу Персидского зали-

ва пловцам дают по 15 дирхемов, и они ныряют за жемчугом, но

жемчуг, который они с такой опасностью для жизни добывают, при-

надлежит не им, а купцу, оплатившему их труд. Пловец вместо не-

сметных богатств, которые выручит купец, получит только медяки, как

пес, которому бросают объедки

49 .

Далее идет утка— <LL**jj\ (гл. 57—59), которая без воды не

может жить. От воды она всегда чиста и безгрешна. Удод спрашивает

ее, зачем она все время моется, если считает себя такой чистой. Она

умеет плавать, пусть она рискнет нырнуть в море фана\ Он рассказы-

вает об одном индийском купце (гл. 59), который всю жизнь плавал

по морям в погоне за прибылью. Часто он бывал около Мекки, но туда

не заезжал, ибо боялся потратить даром время, ничего не заработав.

В конце концов он погиб в море во время шторма вместе со всем своим

богатством.

Этот рассказ особенно ясно показывает разницу миросозерцания

Навои и 'Аттара. У Навои здесь нет никакой мистики,'он только пори-

цает человека, ради мирских благ пренебрегающего религиозной обя-

занностью. У 'Аттара упоминание воды сразу же вызывает мистиче-

ские ассоциации, ибо беседа с уткой (б. 823 и ел.) поясняется таким

рассказиком: одного дервиша спросили, что такое мир. Он ответил: 48 Эта же тема трактована в несколько иной плоскости см.: Са'ди, Гулистан, гл. III, стр. 55.

49 Этот рассказик заслуживает

особого внимания. Он свидетельствует о том,

что Навои были известны тяжкие условия труда искателей жемчуга и что он относил-

ся к этому весьма отрицательно.

397

лишь капля воды, а все то, что является водой,—бренно и недолговеч-

но. Другими словами, стремление к конкретизации материала, уже от-

меченное нами выше, продолжает проявляться у Навои и далее.

После утки выступает петух— (jjl—ï (гл. 60—61). По его мнению, у каждого есть свои обязанности. Удод — водитель, но зато петух.—обладатель сладкого голоса, обязанный призывать мусульман на мо-

литву. Поэтому от него нельзя требовать отправления в длинные стран-

ствия. Удод возражает: в_ разлуке с Симургом жизни нет. Ты ставишь

себя в пример другим, а на деле ты только жалкий развратник. Тебя

надо называть не петухом, а курицей.

К этой беседе иллюстрации нет. На этом отдельные выступления

<птиц в поэме Навои> заканчиваются и начинается следующая

часть — беседа птиц с удодом о пути и препятствиях, встающих на нем.

Прежде чем перейти к характеристике этого отдела, посмотрим, какие птицы выступают в рассмотренной нами части у 'Аттара. В его

поэме они идут в следующем порядке: 1) J- JJL- J (б. 725), 2) ^Jb^Jb (б. 778), 3) ^ jL t (б. 795), 4) ]»_, (б. 823), 5) cL·.^ (б. 846), 6) tfUjb (б. 887), 7) jLj (б. 915), 8) JU-*JJ_Î (б. 950), 9) «J^T

(б. 979) и 10) ÙJ^X *? (б. 1001). Другими словами, списки эти совпа-

дают только отчасти. Из десяти птиц 'Аттара Навои сохранил лишь

восемь, а двух — цаплю и воробья — опустил. Зато у него добавлены: горлица, голубь, фазан, ястреб, беркут и петух. Из добавленных им

горлица, голубь, фазан и петух могут быть признаны отражением лите-

ратурной традиции, ибо эти птицы вообще часто упоминаются в пер-

сидской поэзии. Ястреб и беркут — дополнение, произведенное Навои, ибо эти символы традицией не разработаны и аналогии для них мне

не известны

50 . Таким образом, мы видим, что и в этой части Навои

придерживается только основной линии фабулы, пользуясь в значи-

тельной степени материалом, у 'Аттара не имеющимся.

Выступления отдельных птиц кончились. Вся стая в отчаянии

и просит удода объяснить им, каково их отношение к Симургу (гл. 62).

Удод дает им ответ на волнующий их вопрос (гл. 63). 'Аттар в этой

главе излагает основное учение суфиев своей эпохи: птицы — тень Си-