в странствие. По дороге один вел речи о святых мужах, другой — о ра-
достях жизни. Дойдя до города, они расстались, один пошел к дерви-
шам, другой в uikul cu~z- i
47 . Одного шах осыпал милостями, другой
в кабаке напился, в опьянении убил человека, который посмел назвать
его «некрасивым», и за это был казнен.
Следующим выступает ястреб— ^U ^jU (гл. 42—44). Он глава
всех птиц, они служат ему пищей. Он сидит на царской руке, и Симург
ему не нужен. В ответ на это удод упрекает его в глупости. То, что
он считает почетом, на деле только неволя. Он напрасно опьяняет себя
представлением о власти, он только исполнитель чужой воли. В дока-
зательство удод сообщает рассказ (гл. 44) о медведе, которого уда-
лось поймать одному горцу. Хозяин каждый день нещадно бил его
палкой, в конце концов приручил и заставил таскать тяжелые камни.
Медведь возгордился и начал считать себя сильнее всех зверей, а вме-
сте с тем его кормили из одной чашки с собаками.
Появляется сокол— jUlyS (гл. 45—47). У него венец на голове, он сам — царь, и ему другого царя не нужно. Удод возражает и гово-
рит, что не всякий, кто считает себя царем, действительно является
таковым.. Он подобен шахматному королю, ибо всякий, кто захочет, может сбросить его с доски. Это напоминает ему такой случай (гл. 47).
Некий царь праздновал какое- то радостное событие, и по всей стране
было веселье. Всюду развлекались, шутили, и вот некий гуляка (кал-
табан) назвал себя «Шахом циновки» (шах- и бурйа). Вся его одежда
была из тростника, у него был колчан, щит и знамя. Он восседал на
площади с компанией весельчаков и пародировал обычаи царского дво-
ра. Но кончился праздник, и пришел конец его веселой жизни. С него
46 Опять- таки, несомненно, случай из практики Навои. Весьма интересная бы-
товая деталь.
47 Интересный термин, которого мне у других авторов встречать не приходи-
лось (есть у 'Абд ар- Раззака Самарканди ср. Бартольд, Обзор Ирана, стр. 106—Прим. В.В. Бартольда).
396
сорвали венец, отняли царский зонт и сожгли. Тогда стало видно, царь
он или нет.
На смену соколу идет беркут— о>Г"^ (гл. 48—50). Он совсем
особая птица, для его пропитания нужно целого кулана. В пустыне он
может погибнуть от голода. Удод указывает ему, что доблесть — не в
грубой физической силе, а в готовности жертвовать собой, и поясняет
это таким рассказом (гл. 50). Был некий борец (пахлаван)—глупый, но искусный в своем деле. Он был очень силен и на один завтрак съедал
десять батманов пищи. Как- то раз в его стране разразилось великое
бедствие и всему народу пришлось переселяться. Они ушли с голыми
руками, ничего не взяв из дому, шли через пустыню и целых три дня
нигде не могли достать пищи. Старухи и дети выдержали это испы-
тание и благополучно достигли цели, а прожорливый пахлаван на
третьи сутки умер от голода
48 .
Следом за ним выступает филин— «J^T (гл. 51—53). Он слаб
телом, всю жизнь провел в развалинах, носит траур и ищет посреди
руин клад. Покинуть разрушенные дома он не может. Удод говорит
ему, что клад — пустая, несбыточная мечта. Если бы даже он и на-
шел клад, то, кроме беды, эта находка ничего не принесет. Один безу-
мец (гл. 53) годами рылся в развалинах и, наконец, действительно на-
шел клад. От восторга он безумствовал над ним, плясал и кричал.
Проходил мимо какой- то негодяй, увидел это и, убив кладоискателя, завладел его добычей. Так за клад он отдал свою жизнь.
Хума— U- A (гл. 54—56) заявляет, что ее тень нищего делает
царем, она так величава, что другого царя ей искать не надо. Удод
сурово называет ее притязания бредом и просит указать, где в исто-
рии приведен хотя бы один такой случай. Но если бы даже это было
и так, то ей от этого пользы нет, ибо она все равно питается иссох-
шими костями. Он сообщает (гл. 56), что на берегу Персидского зали-
ва пловцам дают по 15 дирхемов, и они ныряют за жемчугом, но
жемчуг, который они с такой опасностью для жизни добывают, при-
надлежит не им, а купцу, оплатившему их труд. Пловец вместо не-
сметных богатств, которые выручит купец, получит только медяки, как
пес, которому бросают объедки
49 .
Далее идет утка— <LL**jj\ (гл. 57—59), которая без воды не
может жить. От воды она всегда чиста и безгрешна. Удод спрашивает
ее, зачем она все время моется, если считает себя такой чистой. Она
умеет плавать, пусть она рискнет нырнуть в море фана\ Он рассказы-
вает об одном индийском купце (гл. 59), который всю жизнь плавал
по морям в погоне за прибылью. Часто он бывал около Мекки, но туда
не заезжал, ибо боялся потратить даром время, ничего не заработав.
В конце концов он погиб в море во время шторма вместе со всем своим
богатством.
Этот рассказ особенно ясно показывает разницу миросозерцания
Навои и 'Аттара. У Навои здесь нет никакой мистики,'он только пори-
цает человека, ради мирских благ пренебрегающего религиозной обя-
занностью. У 'Аттара упоминание воды сразу же вызывает мистиче-
ские ассоциации, ибо беседа с уткой (б. 823 и ел.) поясняется таким
рассказиком: одного дервиша спросили, что такое мир. Он ответил: 48 Эта же тема трактована в несколько иной плоскости см.: Са'ди, Гулистан, гл. III, стр. 55.
49 Этот рассказик заслуживает
особого внимания. Он свидетельствует о том,
что Навои были известны тяжкие условия труда искателей жемчуга и что он относил-
ся к этому весьма отрицательно.
397
лишь капля воды, а все то, что является водой,—бренно и недолговеч-
но. Другими словами, стремление к конкретизации материала, уже от-
меченное нами выше, продолжает проявляться у Навои и далее.
После утки выступает петух— (jjl—ï (гл. 60—61). По его мнению, у каждого есть свои обязанности. Удод — водитель, но зато петух.—обладатель сладкого голоса, обязанный призывать мусульман на мо-
литву. Поэтому от него нельзя требовать отправления в длинные стран-
ствия. Удод возражает: в_ разлуке с Симургом жизни нет. Ты ставишь
себя в пример другим, а на деле ты только жалкий развратник. Тебя
надо называть не петухом, а курицей.
К этой беседе иллюстрации нет. На этом отдельные выступления
<птиц в поэме Навои> заканчиваются и начинается следующая
часть — беседа птиц с удодом о пути и препятствиях, встающих на нем.
Прежде чем перейти к характеристике этого отдела, посмотрим, какие птицы выступают в рассмотренной нами части у 'Аттара. В его
поэме они идут в следующем порядке: 1) J- JJL- J (б. 725), 2) ^Jb^Jb (б. 778), 3) ^ jL t (б. 795), 4) ]»_, (б. 823), 5) cL·.^ (б. 846), 6) tfUjb (б. 887), 7) jLj (б. 915), 8) JU-*JJ_Î (б. 950), 9) «J^T
(б. 979) и 10) ÙJ^X *? (б. 1001). Другими словами, списки эти совпа-
дают только отчасти. Из десяти птиц 'Аттара Навои сохранил лишь
восемь, а двух — цаплю и воробья — опустил. Зато у него добавлены: горлица, голубь, фазан, ястреб, беркут и петух. Из добавленных им
горлица, голубь, фазан и петух могут быть признаны отражением лите-
ратурной традиции, ибо эти птицы вообще часто упоминаются в пер-
сидской поэзии. Ястреб и беркут — дополнение, произведенное Навои, ибо эти символы традицией не разработаны и аналогии для них мне
не известны
50 . Таким образом, мы видим, что и в этой части Навои
придерживается только основной линии фабулы, пользуясь в значи-
тельной степени материалом, у 'Аттара не имеющимся.
Выступления отдельных птиц кончились. Вся стая в отчаянии
и просит удода объяснить им, каково их отношение к Симургу (гл. 62).
Удод дает им ответ на волнующий их вопрос (гл. 63). 'Аттар в этой
главе излагает основное учение суфиев своей эпохи: птицы — тень Си-