удивляются тому, как вообще можно читать стихи, не засыпая от скуки

на второй странице. Тем самым объясняется и широкое распространение

так называемого «бульварного» романа — излагающего заманчивую

фабулу в форме зачастую не только не художественной, а резко анти-

художественной.

Взгляд этот на литературу глубоко укоренился в психике западного

читателя и зачастую руководит его воззрениями, совершенно не доходя

до его сознания. Отсюда понятна ошибка ориенталистов, подходивших

к изучению турецкой литературы, совершенно бессознательно сохраняя

этот взгляд и тем самым совершая крупную методологическую ошибку.

До настоящего времени детальному изучению отдельных турецких авто-

ров почти не подвергали, большая часть работ — общие очерки, в кото-

рых отдельным личностям могло быть уделено сравнительно весьма не-

377'

большое место. При такой суммарной оценке историк в лучшем случае

мог дать только краткий пересказ фабулы более крупных произведений, не входя в более детальное рассмотрение их. Изложение фабулы при-

водило к установлению того факта, что такой же сюжет уже ранее был

обработан тем или иным персидским автором. Вывод напрашивался сам

собой — данное произведение неоригинально и тем самым неполноценно.

Однако прилагая к тем же самым произведениям художествен-

ный канон Востока, мы придем к существенно иным результатам. Здесь

прежде всего мы должны разрешить вопрос, в какой мере оригинальна

персидская литература, послужившая образцом для литературы турец-

кой. Всякий, кто хоть немного знаком с бесконечно богатой сокровищ-

ницей персидской поэзии, не может не знать, что количество тем, раз-

рабатывавшихся персидскими поэтами, сравнительно очень невелико.

Достаточно указать на созданное Низами сочетание пяти тем различ-

ного характера — «Пятерицу» (Хамсе), которая в дальнейшем вызвала

в жизнь целый ряд подражаний. Никто не может отрицать, что толч-

ком к созданию «Пяти сокровищ» (Пандж гандж) Амира Хосрова яви-

лась Хамсе Низами. Но следует ли отсюда, что Амир Хосров только

подражатель, не имеющий права на серьезное внимание? Если ограни-

читься рассмотрением одних сюжетов, вес Амира Хосрова* будет, без-

условно, не слишком большим, если же обратиться к самой форме его

поэм, проследить разработку тем, подвергнуть изучению художествен-

ное оформление материала, станет ясно, что, в сущности говоря, между

этими двумя поэтами весьма мало общего. При таком подходе ориги-

нальность Амира Хосрова становится несомненной, и уже не приходит-

ся удивляться тому, что ценители поэзии на Востоке вели долгие споры

о том, кто из них выше, и нередко отдавали предпочтение подражателю.

Низами и Амир Хосров — только один пример из бесконечного ряда

аналогичных случаев, вся история персидской литературы наполнена

такого рода явлениями. Здесь мы становимся лицом к лицу с тем фак-

том, что оценка художественного слова на Востоке совершенно не сов-

падает с нашими требованиями. У восточного автора на переднем плане

стоит культура слова, ради одного удачного сравнения, одной блестя-

щей метафоры он вводит в тему новые эпизоды, поворачивает сюжет в

ту или иную сторону. Требование художественного слова оказывает

энергичное влияние на конструкцию самого сюжета. Сюжет — лишь ос-

нова, канва, по которой поэт вышивает свои пестрые узоры. Если мы

желаем надлежащим образом оценить его творчество, мы должны ис-

ходить из этого узора, должны считаться с этим основным фактом всей

литературной жизни стран ислама. В противном случае наша оценка

всегда будет носить произвольный характер, никакой объективной цен-

ности она иметь не будет.

Эти соображения надо иметь в виду при сравнении тюркских

литератур с персидской. Но такой подход неизбежно повлечет за собой

необходимость изменения самого принципа работы. Придется отказать-

ся от широкого охвата и перейти к изучению деталей, сосредоточить

все внимание на отдельном произведении, учитывая мельчайшие его

особенности. Только таким путем мы можем прийти к уяснению роли

турецкой литературы в мусульманской культуре и установлению зна-

чения отдельных ее представителей.

В настоящей статье я пытаюсь применить такой метод к творче-

ству одного из крупнейших деятелей восточнотурецкрй литературы

Мир 'Али Шира Навои и решить вопрос об отношении его поэмы Лисан

ат- тайр к послужившей для него образцом Мантик ат- тайр Фарид ад-

Дина 'Аттара. О Навои ориенталисты писали не раз, но можно сказать, :378

что работы эти пока существенных результатов не дали. Мы имеем во-

сторженные отзывы М. Белэна * и М. Никитского

2 , которые видели в На-

вои классического поэта и восторгались его творениями, и наряду с этим

суровый отзыв Э. Блоше

3 , который считает Навои лишенным какой бы

то ни было оригинальности, более того, даже не поэтом, а только пере-

водчиком. Такое разногласие проистекает от того, что исследователям

была известна зависимость Навои от персидских поэтов, но в какой

форме она выражалась, ими установлено не было. Самый термин «пере-

вод» к произведениям восточных авторов надо применять весьма осто-

рожно, ибо наше понимание этого термина далеко не всегда совпадает

с существующими на Востоке литературными формами. Переводом мы

можем считать только то литературное произведение, где проявление

индивидуальности переводчика сведено до минимума. Переводчик ста-

вит себе задачей как можно более точно воссоздать на своем языке про-

изведение иноязычного автора, не допуская никаких изменений не толь-

ко в материальном, но и в формальном отношении, насколько это

позволяет язык, которым он пользуется. Всякое отклонение от этого

принципа уже ведет в сторону обработки, причем постепенное удаление

обработки от оригинала может в конце концов создать произведение, которое, кроме основной канвы, уже ничего общего с оригиналом иметь

не будет. Исследователи Навои по большей части довольствовались рас-

смотрением его фабул и, конечно, не могли добиться правильных выво-

дов, ибо при такой постановке вопроса наиболее важная с точки зрения

восточной эстетики сторона совершенно упускалась из виду.

Задача, которую я себе ставлю, — от прежних расплывчатых отзы-

вов перейти к точной и объективной формулировке отношения Навои

к его персидским образцам. При этом я, конечно, должен был по воз-

можности сжать рамки темы и из всего многообразного творчества На-

вои выбрать только какое- нибудь одно произведение. По разным сооб-

ражениям я остановил свой выбор на Л асан ат- тайр. Во- первых, пер-

сидская суфийская поэзия составляет специальную тему моих занятий, m в этой области я являюсь значительно более компетентным, нежели

в других. Во- вторых, с творчеством

е Аттара я знаком особенно близко,

ибо уже давно собираю материал для более обширной характеристи-

ки этого автора. В- третьих, исследование данного произведения обеща-

ло пролить некоторый свет на отношение Навои к суфизму, вопрос, который доныне еще никем освещен не был.

Прежде чем перейти к самому исследованию, я должен указать, что работа моя в этом направлении представляет собой до известной

степени дерзостную попытку. Турецкие штудии никогда не составляли

главного предмета моей работы, и, вторгаясь в эту несколько удален-

ную от меня область, я рискую совершить немалое количество прома-

хов. Да простят мне наши уважаемые туркологи эту смелость — она

проистекла от желания двинуть вперед наше общее дело и сознания

того, что некоторую пользу эта работа принести может. Мне в данном