удивляются тому, как вообще можно читать стихи, не засыпая от скуки
на второй странице. Тем самым объясняется и широкое распространение
так называемого «бульварного» романа — излагающего заманчивую
фабулу в форме зачастую не только не художественной, а резко анти-
художественной.
Взгляд этот на литературу глубоко укоренился в психике западного
читателя и зачастую руководит его воззрениями, совершенно не доходя
до его сознания. Отсюда понятна ошибка ориенталистов, подходивших
к изучению турецкой литературы, совершенно бессознательно сохраняя
этот взгляд и тем самым совершая крупную методологическую ошибку.
До настоящего времени детальному изучению отдельных турецких авто-
ров почти не подвергали, большая часть работ — общие очерки, в кото-
рых отдельным личностям могло быть уделено сравнительно весьма не-
377'
большое место. При такой суммарной оценке историк в лучшем случае
мог дать только краткий пересказ фабулы более крупных произведений, не входя в более детальное рассмотрение их. Изложение фабулы при-
водило к установлению того факта, что такой же сюжет уже ранее был
обработан тем или иным персидским автором. Вывод напрашивался сам
собой — данное произведение неоригинально и тем самым неполноценно.
Однако прилагая к тем же самым произведениям художествен-
ный канон Востока, мы придем к существенно иным результатам. Здесь
прежде всего мы должны разрешить вопрос, в какой мере оригинальна
персидская литература, послужившая образцом для литературы турец-
кой. Всякий, кто хоть немного знаком с бесконечно богатой сокровищ-
ницей персидской поэзии, не может не знать, что количество тем, раз-
рабатывавшихся персидскими поэтами, сравнительно очень невелико.
Достаточно указать на созданное Низами сочетание пяти тем различ-
ного характера — «Пятерицу» (Хамсе), которая в дальнейшем вызвала
в жизнь целый ряд подражаний. Никто не может отрицать, что толч-
ком к созданию «Пяти сокровищ» (Пандж гандж) Амира Хосрова яви-
лась Хамсе Низами. Но следует ли отсюда, что Амир Хосров только
подражатель, не имеющий права на серьезное внимание? Если ограни-
читься рассмотрением одних сюжетов, вес Амира Хосрова* будет, без-
условно, не слишком большим, если же обратиться к самой форме его
поэм, проследить разработку тем, подвергнуть изучению художествен-
ное оформление материала, станет ясно, что, в сущности говоря, между
этими двумя поэтами весьма мало общего. При таком подходе ориги-
нальность Амира Хосрова становится несомненной, и уже не приходит-
ся удивляться тому, что ценители поэзии на Востоке вели долгие споры
о том, кто из них выше, и нередко отдавали предпочтение подражателю.
Низами и Амир Хосров — только один пример из бесконечного ряда
аналогичных случаев, вся история персидской литературы наполнена
такого рода явлениями. Здесь мы становимся лицом к лицу с тем фак-
том, что оценка художественного слова на Востоке совершенно не сов-
падает с нашими требованиями. У восточного автора на переднем плане
стоит культура слова, ради одного удачного сравнения, одной блестя-
щей метафоры он вводит в тему новые эпизоды, поворачивает сюжет в
ту или иную сторону. Требование художественного слова оказывает
энергичное влияние на конструкцию самого сюжета. Сюжет — лишь ос-
нова, канва, по которой поэт вышивает свои пестрые узоры. Если мы
желаем надлежащим образом оценить его творчество, мы должны ис-
ходить из этого узора, должны считаться с этим основным фактом всей
литературной жизни стран ислама. В противном случае наша оценка
всегда будет носить произвольный характер, никакой объективной цен-
ности она иметь не будет.
Эти соображения надо иметь в виду при сравнении тюркских
литератур с персидской. Но такой подход неизбежно повлечет за собой
необходимость изменения самого принципа работы. Придется отказать-
ся от широкого охвата и перейти к изучению деталей, сосредоточить
все внимание на отдельном произведении, учитывая мельчайшие его
особенности. Только таким путем мы можем прийти к уяснению роли
турецкой литературы в мусульманской культуре и установлению зна-
чения отдельных ее представителей.
В настоящей статье я пытаюсь применить такой метод к творче-
ству одного из крупнейших деятелей восточнотурецкрй литературы
Мир 'Али Шира Навои и решить вопрос об отношении его поэмы Лисан
ат- тайр к послужившей для него образцом Мантик ат- тайр Фарид ад-
Дина 'Аттара. О Навои ориенталисты писали не раз, но можно сказать, :378
что работы эти пока существенных результатов не дали. Мы имеем во-
сторженные отзывы М. Белэна * и М. Никитского
2 , которые видели в На-
вои классического поэта и восторгались его творениями, и наряду с этим
суровый отзыв Э. Блоше
3 , который считает Навои лишенным какой бы
то ни было оригинальности, более того, даже не поэтом, а только пере-
водчиком. Такое разногласие проистекает от того, что исследователям
была известна зависимость Навои от персидских поэтов, но в какой
форме она выражалась, ими установлено не было. Самый термин «пере-
вод» к произведениям восточных авторов надо применять весьма осто-
рожно, ибо наше понимание этого термина далеко не всегда совпадает
с существующими на Востоке литературными формами. Переводом мы
можем считать только то литературное произведение, где проявление
индивидуальности переводчика сведено до минимума. Переводчик ста-
вит себе задачей как можно более точно воссоздать на своем языке про-
изведение иноязычного автора, не допуская никаких изменений не толь-
ко в материальном, но и в формальном отношении, насколько это
позволяет язык, которым он пользуется. Всякое отклонение от этого
принципа уже ведет в сторону обработки, причем постепенное удаление
обработки от оригинала может в конце концов создать произведение, которое, кроме основной канвы, уже ничего общего с оригиналом иметь
не будет. Исследователи Навои по большей части довольствовались рас-
смотрением его фабул и, конечно, не могли добиться правильных выво-
дов, ибо при такой постановке вопроса наиболее важная с точки зрения
восточной эстетики сторона совершенно упускалась из виду.
Задача, которую я себе ставлю, — от прежних расплывчатых отзы-
вов перейти к точной и объективной формулировке отношения Навои
к его персидским образцам. При этом я, конечно, должен был по воз-
можности сжать рамки темы и из всего многообразного творчества На-
вои выбрать только какое- нибудь одно произведение. По разным сооб-
ражениям я остановил свой выбор на Л асан ат- тайр. Во- первых, пер-
сидская суфийская поэзия составляет специальную тему моих занятий, m в этой области я являюсь значительно более компетентным, нежели
в других. Во- вторых, с творчеством
е Аттара я знаком особенно близко,
ибо уже давно собираю материал для более обширной характеристи-
ки этого автора. В- третьих, исследование данного произведения обеща-
ло пролить некоторый свет на отношение Навои к суфизму, вопрос, который доныне еще никем освещен не был.
Прежде чем перейти к самому исследованию, я должен указать, что работа моя в этом направлении представляет собой до известной
степени дерзостную попытку. Турецкие штудии никогда не составляли
главного предмета моей работы, и, вторгаясь в эту несколько удален-
ную от меня область, я рискую совершить немалое количество прома-
хов. Да простят мне наши уважаемые туркологи эту смелость — она
проистекла от желания двинуть вперед наше общее дело и сознания
того, что некоторую пользу эта работа принести может. Мне в данном