И далее сообщается, что во время опытов на гектар поля было выпущено по 100 тысяч маленьких наездников трихограмм и они полностью истребили вредителей хлопчатника. При этом обработка каждого гектара полей хищными насекомыми (энтомофагами) обошлась всего в семь копеек, тогда как обработка химикатами стоила бы 7—8 рублей.

Конечно, никто не думает, что опыт колхоза «Москва», использовавшего насекомых в качестве биологического оружия, решает все проблемы защиты растений, но безусловно верно одно: будущее — за биологической борьбой. Она и только она избавит нас от необходимости иметь дело с многоликим Янусом, чьи добрые дела не всегда уравновешивают причиняемые им бедствия, когда мы пытаемся сделать его своим союзником в борьбе за изобилие. Нашу Сельскохозяйственную академию, ее Институт защиты растений можно приветствовать за то, что она организовала несколько лабораторий по биологической борьбе, в которых выращиваются и трихограммы, и другие насекомые — наши союзники по борьбе с вредителями растений. Начало, как говорится, положено, и мы надеемся, что это будет счастливое начало, которое приведет нас к избавлению от пестицидов.

Вот на это-то и надеемся мы, «романтики», потому что, как сказал однажды биолог профессор Коммонер, «мы располагаем всего лишь одним десятилетием для открытия спасительного инструментария». И чем скорее это произойдет, тем лучше. Ведь пестициды истощают почву, уничтожая в той или другой мере в ее микромире полезные микроорганизмы, главным образом бактерии, которые связывают азот, снижая тем самым ее плодородие, а иногда и полностью стерилизуя ее.

Недавно известный советский почвовед В. А. Ковда сообщил в одном докладе, что 500 тысяч тонн различных токсических веществ, употребляемых ежегодно для защиты растений, попадают после этого в почву, «живут» в ней иногда до 12 лет и оказывают в это время «резко отрицательное воздействие» на почвенную фауну и микроорганизмы. Его коллега профессор Н. Г. Зорин обратил внимание на так называемое «нарушение баланса» почвенного состава в результате загрязнения почвы промышленными отходами, которые ее окисляют или засоляют и в конечном счете насыщают ее ядовитыми для растений (фитотоксичными) веществами. Кроме того, он сделал очень серьезное предупреждение о том, что «почву, в отличие от воздуха, очистить невозможно».

До сих пор речь у нас еще не заходила об «истреблении» почвы строительством. В какой степени угрожает нам эта опасность, можно сделать заключение из того факта, что в ФРГ каждый год застраивается 15 квадратных километров, по большей части обрабатываемых земель. А в Чехословакии только за последние 25 лет площадь обрабатываемых земель уменьшилась на 52 тысячи гектаров.

А разве и у нас, в Болгарии, не застраивают непрерывно иной раз самые плодородные участки наших полей? У нас есть земли непродуктивные, где можно и где следовало бы строить, хотя и ценой бо́льших расходов, но мы все еще предпочитаем соорудить завод где-нибудь на ухоженной равнине, не задумываясь над тем, что мы утрачиваем на вечные времена ренту (и в денежном и в продовольственном плане) с этих застроенных площадей.

Некоторые справедливо называют почву «ареной жизни», потому что жизнь действительно базируется главным образом на ней. Сейчас на этой арене возникла борьба, от исхода которой зависит быть или не быть самой почве, потому что она подвергается страшной опасности, порождаемой и неправильным использованием химических удобрений, и неправильным орошением, и отравлением промышленными отходами, и — не в последнюю очередь — ее застройкой.

Что будет дальше — не знаю.

Ясно одно — пришло время нам, людям, задуматься над судьбой Земли, которую мы заставляем терпеливо выдерживать не только тяжесть наших тел, но и наше удивительное порой легковерие и легкомыслие…

Участь почвы и участь воды тесно связаны, зависят друг от друга, потому что рано или поздно то, что находится в почве, уносится реками и подпочвенными водами в моря.

На этот раз начнем не с дальних краев, а с мест более близких — с Черного моря. Из статьи Л. Неменовой, опубликованной в популярном журнале «Вокруг света», мы узнаем, что комплексная экспедиция Одесского отделения Института биологии южных морей СССР обнаружила в Черном море «обширный район, где мидии и другие обитающие на морском дне организмы вымерли за последние годы».

Почти одновременно с сообщением Л. Неменовой были обнародованы сведения о том, что Г. Г. Поликарпов из украинской академии наук обнаружил очень высокую концентрацию ртути и других радиоактивных веществ и нижнем течении некогда голубого, а теперь мутно-желтого Дуная. Так что не трудно понять, почему именно погибли в Черном море два с половиной миллиона центнеров мидий. Почему сотни тысяч рыб и раков сами выскакивают на поверхность воды и на берег, словно за ними кто-то гонится. Почему чахнут и умирают водоросли. И почему, наконец, бесценные микроорганизмы, называемые бактериями, которые разлагали до сих пор попавшие в море органические отходы и таким образом очищали его, уже не успевают справляться со своей важной задачей.

Главная причина всего этого (повторяю!) — «перегрузка» моря неимоверным количеством вредоносных органических веществ, вливающихся в него вместе с промышленными отходами, которые разлагаются с помощью кислорода. Таким образом содержание кислорода в морской воде значительно уменьшается и «задыхающиеся» раки и рыбы сами, как уже было сказано, выскакивают на поверхность — чтобы глотнуть кислорода, прежде чем погибнуть.

Этому бедствию способствует, разумеется, и огромное количество отходов, которые попадают в море из зон, облюбованных курортниками. Они также вносят свой «вклад», и, надо сказать, немалый, в «заболевание» нашего моря.

Прошлым летом в Созополе, когда однажды море сильно разбушевалось, я собственными глазами убедился в этом. Волнение подняло со дна отбросы, которых было столько, что вода не просто потемнела, а почернела от них. Консервные банки, бутылки, арбузные корки, персиковые косточки, обрывки бинтов, корки хлеба, помидорные очистки, куски пластика, пластмассовые ложки — все это перемешалось во взбаламученной морской воде, выплескивалось волнами на берег, обдавая людей, словно море хотело утопить их в их собственных нечистотах.

Море стенало, пенилось, билось о берег, пока так не облепило шелковистый песок помидорными объедками, полиэтиленовыми пакетами и мазутом, что на берегу не осталось даже крохотного местечка, не оскверненного этой липкой, все чернящей массой. Когда я возвратился с пляжа, ноги мои были сплошь покрыты мазутом. Я пытался смыть его мылом — тщетно. Соскребал его кухонным ножом, но пятна все же остались. Мне посоветовали купить растворитель лака, потому что, мол, только им можно до конца смыть мазут, но этой спасительной жидкости достать не удалось — ее всю расхватали, и мне пришлось скрести куском черепицы зловонные черные пятна.

Я не прибавил ничего к тому, что видел и пережил. Если загрязнение моря мазутом будет продолжаться в прежних масштабах, то через год-другой нам придется купаться в море в чулках, со скафандром на голове и загорать на пляже в противогазе.

…Так вот почему так грозно стенало прошлым летом Черное море… Потому что мы превратили его в мусорную яму.

При этом наше Черное море — не самое отравленное на свете. С Балтийским дело обстоит куда хуже, потому что в него сливают еще больше ядовитых отходов.

Действие отравляющих веществ все сильнее начинает сказываться и в океанах, которые всегда считались чем-то необъятным. Коралловые рифы у пляжей Майами (США) поражены тяжким недугом, рыбы, обитающие вокруг, тоже болеют и меняются, подобно тому как изменилась вся жизнь кораллового рифа. Концентрация ртути и радиоактивных веществ в океанах и реках, в озерах и морях возрастает, постепенно умерщвляя живые организмы и планктон. Видимо, у известного исследователя морских глубин Жака Кусто было достаточно оснований заявить, что в мировых морях и океанах можно наблюдать уже первые признаки приближающейся экологической катастрофы…