Приведенные уже примеры говорят, что мы все еще никак не можем определить с уверенностью конечные результаты ни одной химической победы над вредителями. При таком положении вещей лично мне кажутся не слишком убедительными утверждения некоторых специалистов, будто благодаря химической борьбе мы спасем столько-то и столько-то процентов производимой растениями продукции. Лишь в очень редких случаях мы можем быть уверены в конечном результате той или иной «химической операции», потому что их последствия, как мы уже убедились, отнюдь не единовременны; они многосторонни, сложны и порой совершенно неожиданны… Каждое опрыскивание химикалиями, начиная собой цепь причин и следствий сейчас, раскрывает иногда свои побочные действия много лет спустя.
Нет нужды рассматривать тут ставший уже банальным вопрос о том, как пестициды отравляют почву, воды, травы, молоко и людей, в какой степени и с какими последствиями. Скажу только, что после того, как наша контрольно-санитарная служба начала обнаруживать в сельскохозяйственных продуктах хлороорганические соединения, появившиеся в результате обильных опрыскиваний гексахлораном, употребление этого химиката было запрещено. Опыт подсказывает нам, что химия — многолика, и что мы не всегда успеваем сразу распознать, каким ликом она к нам обернулась или обернется в следующий миг.
В нашей борьбе с вредителями растений (мне хочется еще раз отклониться в сторону) мы упускаем одну возможность, которая могла бы сделать нас гораздо более независимыми от химических препаратов и от необходимости сыпать их куда попало. Я имею в виду разразившуюся в последнее время «генетическую эрозию» (слишком уж часто употребляем мы слово «эрозия», но ничего не поделаешь). Генетическая эрозия — это наблюдаемое в последнее время жалкое состояние (вследствие пренебрежительного к ним отношения) местных, отечественных сортов плодовых деревьев и других культур, не боящихся вредителей, приспособившихся в результате многовекового отбора к нашим условиям.
Мы отлично понимаем, откуда примчался вихрь, который смел, например, с гор и полей наши домашние сорта яблонь — всякие «тетовки», «шекерки», «ранеты», «айвании» и др. При значительном переустройстве земледелия, осуществленном за последние три десятилетия, и приспособлении нашего плодоводства к механизированной обработке, маленькие садики должны были поневоле исчезнуть, а крупные сорта плодов — уступить место мелким, пальметтным, которые легко обрабатывать и собирать, не говоря уж о требованиях международного рынка, где «сестры» — «красная» и «желтая превосходная» вытеснили с прилавков все остальное и свели все разнообразие яблок к трем-четырем основным сортам…
Примерно то же произошло с персиками и грушами: пальметтные плодовые насаждения раскинулись на огромных пространствах… И тогда выявились их недостатки, а именно: они более подвержены заболеваниям, быстро сохнут, легко «изнашиваются»; их надо часто опрыскивать; содержание их обходится нам гораздо дороже, чем содержание привычных к нашим условиям, закаленных нашим болгарским климатом и болгарской почвой «традиционных» плодовых деревьев. Да, но оглядевшись, мы увидели, что даже в горных лощинах и котловинках мы уже успели разделаться с местными сортами плодовых деревьев — яблонь, черешен, слив, персиков и груш. (Точно так же, как поторопились разделаться с грубошерстной каракачанской овцой и полностью заменить ее мериносом, так что теперь даже для мастерской, изготовляющей домотканые кошмы в Смоляне, не знаем, где раздобыть несколько тонн грубошерстного волокна!)
Я пишу эти строки и время от времени поглядываю через окошко моего сельского дома на две посаженные 150 лет назад яблони «шекерки» — единственные сохранившиеся в нашем селе, некогда полном «шекерок». Высота их достигает 25 метров, а ширина кроны — 15 метров, и им (повторяю) по сто пятьдесят лет! И хотя никто никогда их не поливал и не опрыскивал, эти яблони-гиганты каждый год приносят две тонны плодов и знать не знают ни о болезнях, ни о вредителях, которые сокращают жизнь пальметтных насаждений. (Между прочим, эти чудесные на вкус «шекерки», хоть и не могут завоевать себе место на международном рынке, являются отличным продуктом для изготовления яблочного сока и повидла, так что этот сорт нельзя считать морально и технически устаревшим.)
Я не против пальметтных садов, но разве нельзя было бы использовать генетическое богатство, которое нам предлагают местные сорта плодов, чтобы влить больше силы и стойкости (а если хотите, то и вкуса!) в пальметтные сорта? Не только можно было бы, но это просто необходимо для успешного развития нашего отечественного плодоводства… Дело только в одном: не успели мы спохватиться, а местные сорта уже исчезли.
И кукуруза местная, горная, исчезла — та самая, которую сеяли в подветренных лощинах в горах или возле теплых поречий. Та самая ароматная кукуруза, которая шла на самую лучшую муку для мамалыги и кукурузных лепешек.
Ну, а о пшенице «загария» или «червенка», приспособленной благодаря большому опыту и труду земледельцев к горным условиям, — что сказать? Зерна ее были увесистыми, крупными, округлыми; а о хлебе, выпеченном из муки этой пшеницы, можно только мечтать. А семена ее утрачены… И еще много других семян. Так обеднела наша природа, а вместе с тем и наши возможности использовать достижения отечественного земледелия для генетического обновления современных импортных сортов и культур, что́ в значительной степени могло бы нас избавить и от меда и от жала химикалиев.
Разумеется, каждый знает, что химия применяется с добрыми намерениями и по необходимости, а не ради удовольствия агрономов и химиков, что возросшее население нашей планеты требует все больше продуктов питания и что мы не можем позволить себе роскошь транжирить эти продукты. Сие известно всем. И если у нас возникает тревога, то она вызвана тем, что мы не всегда умело пользуемся химическими средствами, да еще с преувеличенным порой оптимизмом (чтобы не сказать легкомыслием), проявляемым приверженцами химической борьбы. Вот что писал недавно один из таких специалистов в журнальной статье:
«Несколько талантливых полемистов, склонных к эмоциям, романтике и мистике, сумели убедить многих людей, в том числе и лиц, занимающих различные высокие посты, что пестициды и особенно ДДТ опасны и что их необходимо запретить… И дело дошло до того, что были приняты необоснованные меры против ДДТ и других пестицидов».
Выходит, что вся беда в нескольких талантливых полемистах, «склонных к эмоциям, романтике и мистике», что не существует доказательств опасности ДДТ и того, что он накапливается в организме человека. Что хлорорганические препараты не вредны, что их присутствие не обнаружено ни в яблоках, ни в картофеле, ни в брынзе, ни в молоке.
Значит, на ветер бросал слова известный советский ученый, академик ВАСХНИЛ Виноградов, когда в своем недавнем выступлении сказал, что:
«из высыпанных на Землю полутора миллионов тонн ДДТ две трети сохранились по сей день и продолжают угрожать всем организмам».
Оказывается, и Виноградов принадлежит к числу «полемистов, склонных к эмоциям, романтике и мистике».
А вот именно такие «специалисты», сказал бы я, и делают химическую борьбу и химикалии опасными…
Выход? Ученые уже его указывают. Латвийские ученые успешно произвели лабораторные опыты по половой стерилизации гамма-лучами некоторых вредных для сельского хозяйства насекомых. Эти опыты уже подтверждены и в производственной обстановке (в поле). Биологи Танзании сумели вывести особый вид комаров, которые питаются личинками комаров-кровопийц и таким образом уничтожают носителей малярии по принципу «разделяй и властвуй!»
«В Учкурганском колхозе «Москва» (читаем мы в одном журнале) создана биолаборатория для культивирования энтомофагов (насекомоядных). В ней выращивают полезных насекомых — трихограмм — которые используются в борьбе с сельскохозяйственными вредителями».