Так же примерно обстоит дело и в других горных селах. Остаются на насиженных местах главным образом там, где создана какая-нибудь промышленность (как в Смолянском округе). Но вот недавно читал я в статье о развитии сел в Родопах, что в Кырджалийском округе из общего числа 588 населенных пунктов «перспективными» объявлены 167, а остальные причислены к категории «населенных пунктов с изменяющимся предназначением», или же, если называть вещи своими именами, это селения, которые к 1990 году должны влиться в другие, более крупные, перспективные.
В Смолянском округе из общего числе 278 населенных пунктов перспективными объявлены только 98… А ведь почти во всех родопских селах и выселках — новые добротные дома; они большей частью электрифицированы, обеспечены современным водоснабжением и развиваются в экономическом отношении, по мнению автора статьи, хорошо. Да и рождаемость в них на 50 % выше, чем рождаемость в крупных населенных пунктах, а жители их вовсе в не проявляют желания переселяться.
Тогда зачем же понадобилось причислять их к категории «с изменяющимся предназначением», то есть дожидаться их сселения, если не способствовать ему? Для того чтобы улучшить их торговое, коммунальное и культурное обслуживание (читаем в статье). Как будто нет в каждом таком селе магазина, хлебопекарни, кино и телевизоров, клуба и книг!
В той или иной степени мы стараемся и этих крестьян сделать горожанами, а это означает — и их оторвать от земли, которую они сейчас обрабатывают, от табака и картофеля, которые они возделывают, от овец, которых они до сих пор стригут и доят, от леса, где они работают как лесорубы и возчики… Потому что известно: пока еще ни один переселенец не возвращался из города, чтобы снова выращивать картофель или пасти овец на селе.
Это экономическая сторона вопроса, но есть еще и другая — биологическая, и она, в сущности, окажется в будущем не менее вантой, чем экономическая. Что я имею в виду? То, что в городе — это ни для кого не является тайной — в условиях повышенного нервного напряжения каждое новое поколение «изнашивается» все быстрее, и тогда возникает необходимость освежить городскую кровь. Эта, столь необходимая и желанная, здоровая кровь течет в жилах прежде всего у жителей гор — этого стратегического резерва, где мы можем черпать, когда и сколько нам нужно для поддержания биологической устойчивости нации, природной жизнестойкости, которая в долгой гонке по пути человеческого прогресса понадобится нам не раз. Давайте-ка вспомним: больше всего долгожителей среди населения Украины встречается в ее сельских районах. Наибольшее число столетних в СССР имеется в горных областях Кавказа и Азербайджана. Больше всего столетних в Болгарии — в Родопах и вообще в горных районах. Долголетие, как правило, связано с горами, с горным воздухом и горной природой.
Урбанизация и связанная с нею миграция населения — в разумных границах — были неизбежны и необходимы. Но мы уже почти на самой границе, где следует остановиться, оглядеться, хорошо подсчитать, какие села и в каком направлении будут изменяться, подумать о том, надо ли подталкивать миграцию дальше вперед или же пора ее задержать. Пока еще есть кого задерживать.
Урбанизация, помимо экономической и биологической, имеет еще одну, главным образом, психологическую, даже чисто психологическую сторону, которая связана с соотношением: «человек — машина» или, точнее, с избавлением человека от физического труда благодаря машине.
Избавление человека от тяжелого, именно тяжелого, физического труда — это, конечно, достижение прогресса и цивилизации. Благодаря тому, что человеку стала служить машина, у него остается больше времени, когда он может принадлежать самому себе, отдыхать и совершенствоваться. Значит ли это, что, полностью освободившись от физического труда, человек будет счастлив, если он будет тратить себя на одни лишь туристические прогулки, гимнастику, посещение матчей, сидение у телевизора? Скажу прямо: не верю я в то, что полное освобождение человека от физического труда может стать нашим идеалом, что гимнастические упражнения смогут возместить ему отсутствие физического труда и что нормальный человек сможет обойтись без творческой, ничем не заменимой радости, доставляемой ему тем, что он создал своими собственными руками. Труд не проходит для человека просто так, муки труда облагораживают его в самом широком смысле этого слова, и прежде всего тем, что они дают ему самосознание творца. Сам процесс изготовления чего-то, созидания чего-то — это высшее удовольствие для человека, особенно, когда у него есть склонность к определенному виду творчества.
Каждое изделие рук человеческих доставляет этим рукам, вернее — сердцу человека, истинное наслаждение, озаряет радостью его душу. Человек чувствует себя значительным, нужным, полезным, только когда он что-то создает. Удовлетворяя творческий импульс, который являет собой благородную, неудержимую порой потребность человека, труд уравновешивает, обогащает человека, созидает его, делает его действительно человеком. Не только умственный труд, а именно физический. Да ведь труд и превратил обезьяну в человека!
Если не удовлетворен творческий импульс — один из самых могущественных импульсов, — в душе человека остается не заполненная ничем полость. Остается пустота, и эта пустота нарушает естественное внутреннее равновесие, приводит к комплексам… Комплексы — это те клинья и клинышки, которые человек забивает в самого себя, чтобы укрепить нарушенное каким бы то ни было образом внутреннее равновесие. Комплексы — это душевная недостаточность, а иногда и душевное страдание!
Верно, люди и сейчас трудятся — но больше умственно, а они испытывают потребность, естественную потребность в ручном труде! Работать руками — это же одновременно и умственный труд. Человек эволюционировал — в этом нет никакого сомнения — благодаря труду, и это не случайно. Во всяком, даже самом простом движении во время физического труда участвует едва ли не вся мускульная и нервная система, совершенствуется не только психомоторная часть организма, но и ум, и куда более неуловимые его душевные элементы — человеческая нравственность, человеческий характер. Поэтому в физическом труде — речь идет не о тяжелом, монотонном и разрушительном для здоровья физическом труде, а об умеренном, творческом, здоровом — есть нечто с воспитательной точки зрения н е з а м е н и м о е.
Какие адекватные ценности мы будем искать, чтобы уравновесить недостаток физического труда, — будем ли обращаться к надлежащим образом поставленному трудовому воспитанию или же предоставим широкие возможности человеческому пристрастию «рыться» в земле, — не знаю. В одном, однако, я уверен, глядя на то, как наша молодежь бежит от физического труда, как бурно разгораются у нее потребительские склонности за счет склонностей духовных, творческих (назовем это «плотоугодием»), — я уверен в том, что человеческая природа стоит перед новым, серьезным испытанием…
Я упомянул о потребительских склонностях, и мне захотелось сказать
Каждый человек испытывает потребность в удовольствиях. Для одного удовольствием будет, придя домой после работы, прилечь на диван и почитать. Для другого — завернуть после работы в питейное заведение, тяпнуть рюмку, а то и больше, ракии и прийти к себе домой навеселе… Для третьего удовольствием будет поиграть в карты; для четвертого — нажраться без меры; для пятого — послушать хорошую музыку; шестой предпочтет хорошую прогулку перед закатом и т. д. и т. п. Каждый, как говорится, в соответствии со своими склонностями, вкусами и способностями…
Несомненно одно — то, что духовно развитый человек, который может испытывать высшие эстетические наслаждения, реже злоупотребляет грубо-чувственными удовольствиями. Глубокие корни того, что мы, не слишком в это вдумываясь, определяем как мещанство, кроются, в сущности, в ограниченных возможностях испытать духовные радости. В этих случаях и разгорается инстинктивное стремление к чувственным удовольствиям и материальным «пиршествам» (запасаться, иметь, копить и радоваться, любоваться накопленным). Я отнюдь не проповедую аскетизм; чувственные удовольствия — и естественны, и необходимы, и желанны, и таят в себе незаменимые прелести при условии, что ими не злоупотребляют, что они не превращаются в фокус существования, в самоцель и смысл жизни… Не призываю я и плевать на вещи, которые нам служат, но ведь не мы же должны служить им, а они нам… Я не говорю, что молодежи не надо пить коньяк, но когда это становится стилем жизни, повседневностью — кофе, коньяк, праздность, пустословие, — этот вид «плотоугодия» мне не нравится (и не знаю, кому он может понравиться, кроме тех, кто его проповедует и практикует).