- Теперь не время. Дай лапы,- торопил Морозов, продевая веревку под грудь собаки. Нерон словно понял замысел Морозова и сидел смирно, провожая взглядом своего спасителя, поднимавшегося по скале обратно.
- А ну, ко мне! - крикнул Морозов, как только вылез на площадку.
Он потянул веревку, и Нерон прыгнул вверх. На отвесных участках откоса приходилось собаку тащить. Веревка до боли врезалась ей в тело, Нерон не переставал визжать и только втащенный наверх, у ног Морозова немного успокоился.
Человек и собака затаились в трещине, припав к выступу известняка. Не меньше двух часов «замок» выдерживал огненный штурм, и, только спалив близко к нему расположенную растительность, пламя и дым отступили в долину.
Морозов выглянул из трещины. Огненное море теперь разлилось по юго-восточному склону. С вершины скалы был виден район липняка, сильно пострадавший от пожара. Пожар, отступая на север, не прекращался, а скорее наоборот - переходил в мощную огненную реку. Она медленно разливалась, поглощая вырубку за вырубкой и протекая в таежные заросли.
И вдруг внезапно раздался удар грома, и серую мглу прорезала стрела молнии.
Первые капли дождя были крупны и мутны. В пять минут сплошная пелена воды загасила пламя лесного пожара.
«Замок» покрылся туманом мельчайших брызг. Закопченный и покрытый головешками известняк побелел. Набросив брезентовый пиджак на мешок, Морозов смотрел со скалы на долину. Около него сидел Нерон. Им некуда было спрятаться от дождя.
Внизу боролись две стихии: огонь и вода. Но вода побеждала. Тучи концентрировались над пожарищем. Дым постепенно сменялся паром. Пламя исчезло, и потухли смолистые факелы. Морозов вымок до нитки. От его одежды шел пар. Нагретые скалы курились.
Сделав свое дело, тучи ушли на юг. Сквозь их разорванные кромки брызнули яркие солнечные лучи. В долину спускаться было еще рано, и Морозов, раздевшись, стал просушивать одежду.
Над пожарищем поднялись испарения, и подул легкий, теплый ветерок.
Глава IV
ПЕЩЕРА ТРЕХ СТАРЦЕВ
Морозов с сожалением оставил приютившую его в страшный час скалу. Он шел пожарищем и изредка оглядывался туда, где высокий «замок» белел между обгорелыми стволами.
Какое опустошение произвел пожар!
Нужны десятки лет, чтобы черные площади, еще несколько часов назад покрытые прекрасным лесом, изменили свой мрачный вид, чтобы снова поднялись стройные стволы берез, зацвели черемуха и боярышник, зарозовели шапки иван-чая.
Спускаясь в долину, Морозов старался не смотреть на пожарище, но острые сучки и черные стволы сами лезли на глаза. Цветущие, веселые лужайки исчезли, как мираж. Даже солнце, своими яркими лучами обычно скрашивающее дикость тайги, придавало теперь какую-то зловещую окраску окружающим предметам.
Сапоги Морозова и шерсть Нерона скоро покрылись серым налетом пепла. В воздухе еще пахло дымом и горькими испарениями болота. До вечера шли по обгорелому лесу. Восточной границей распространения пожара оказалась небольшая речка, перейдя которую Морозов облегченно вздохнул.
От речки шла широкая тропа вдоль кустов черемушника. Но при проверке компас показал значительное отклонение на север, и, таким образом, удобная тропа оказалась бесполезной. Чтобы не делать обход, Морозов решил идти в южном направлении по берегу речки. Широкая отмель вдоль правого берега тянулась, кажется, без перерыва и избавляла от утомительного лазания по колодинам. Оба берега речки были покрыты густой кустарниковой растительностью. Слева над самой водой склонялся тальник, и плакучие березы своими ветвями почти касались зеркала воды. На отмели, между камнями, пробивалась редкая шелковистая травка. Откосы правого берега также поросли тальником, а выше тонкий слой почвы пронизывали корневища лиственниц и сосен.
Журчащие перекаты и тихие заводи привлекли Морозова. Нерон бросался в воду, поднимая каскады брызг. Он перебегал неглубокую речку, выгонял из кустов птиц, фыркал, разрывал мышиные норы и снова бросался в воду.
Когда солнце встало над Таганайскими горами и в долине речки рассыпались светлые блики, Морозов прибавил шагу. Правый берег значительно понизился, а полоса отмели стала суживаться и переходить в илистые намывы.
Дойдя до широкой заводи, где отмель исчезла, Морозов остановился. Дальше дороги не было. «Придется подняться и идти лесом»,- подумал он.
Но подниматься было некуда: за кустами тальника берег еще понижался. (В полуверсте был низкий сосновый лес, а ровное поле между ним и речкой представляло собой камышевые заросли.
Морозов сбросил с плеч мешок и сумку и, повесив их на сучок березы, углубился в камыши.
Болото у речки было мелким, но дальше к лесу сухие кочки попадались все реже и реже, камыши сменились осокой, между кустами которой просвечивала вода.
Исследование берега не дало ничего нового. Постояв на кочке, Морозов вернулся к оставленным на берегу мешку и сумке, позвал собаку и решил пересечь болото на юго-восток.
Болото это не было похожим на те страшные болота, трясина которых засасывает. Оно имело торфяной слой мощностью всего около метра, а ниже его был материковый, скалистый грунт.
Пройдя болото, Морозов ожидал встретить тайгу, но невысокий сосновый лес был редким, кустов почти не встречалось, только небольшие заросли малинника виднелись между деревьями. Под ногами шуршали мох и бледная сухая травка.
Отсутствие пышной растительности вблизи болота удивило Морозова, и, только обнажив слой почвы, он понял, в чем дело: под толстым слоем мха был плотный известняк.
Открытие обрадовало Морозова. «Полоса известняковых отложений,- подумал он,- это значит где-то недалеко должны быть речки, отмеченные на схеме Антипова». Он не ошибся. Каменные обнажения стали все чаще попадаться на пути. Местность имела незначительный подъем на восток, и, чем дальше, тем лес становился все реже, отдельные деревья были низкорослыми и чахлыми.
«Пройти еще немного, перевалить на ту сторону склона, и в долине будет речка»,-рассуждал Морозов, чувствуя, что близится конец утомительного перехода.
Он поднялся до известняковых обнажений; за ними тропа шла вниз, но не к речке, а исчезала в кустах жимолости. За кустами высокой стеной поднималась тайга. Это означало, что известняки имели сброс, за которым была плодородная почва. С правой стороны тянулись гряды осыпей и за ними невысокие скалы. Отроги известняковых холмов врезались в тайгу.
Пройдя около версты, Морозов оказался в вершине треугольника известняковых обнажений. Справа и слева был лес. Впереди над деревьями виднелись вершины острых скал. Не меняя направления, Морозов пошел лесом. Бурелом лежал высокими кострами, подлесок пробивался где только было можно. Почва была страшно неровной: она то крутым склоном шла вниз, то внезапно поднималась почти вертикально.
Мысль отыскать речки, помеченные на плане Антипова, Морозов не оставил, его не смущала тайга. Морозов не был геологом, но прочитанная им литература и многолетние скитания по лесу помогли разобраться в окружающем рельефе по незначительным признакам. Так он уже знал, что внезапная смена растительности указывает на изменение грунта и даже материковых, подстилающих его пород. По едва заметному понижению местности и характеру распространения кустов он научился определять водоразделы и угадывать присутствие ручьев или речек.
Прекрасно понимая, что Пещера трех старцев может находиться только в пределах распространения известняковых пород, Морозов старался не потерять их выхода в виде небольших скалистых выступов, останцев или обнажений на участках со смытым грунтом.
Перебравшись через довольно широкую каменную стену, метеоролог увидел обширное поле, совершенно лишенное растительности. Перед ним был оригинальный ландшафт со своеобразным рельефом: на совершенно горизонтальной площади безо всякой закономерности разбросаны крупные глыбы известняка; в промежутках между крупными глыбами - более мелкая россыпь.