Зеленые глаза робко взглянули в холодную синь глаз Минами. Это был не тот синий цвет, что у Агацумы. Совершенно другой: холодный, настолько холодный, что это обжигало кожу, стоило только Ритцу посмотреть на Нисэя. Это сводило с ума, заставляя терять контроль и голову – теряться в стуке сердца и своих желаниях.
Нисэй лихорадочно сбросил на пол свою куртку, пальцы, подрагивая, пытались справиться с маленькими пуговицами рубашки. Это не получалось и Нисэй просто рванул ткань в разные стороны.
Ритцу проследил равнодушным взглядом скачущие белыми зайчиками по полу отлетевшие пуговицы.
- Слезь с моего стола.
- А? – Нисэй погладил мужчину по плечу, ласково, насколько только был способен, - Конечно, конечно… как ты захочешь… как захочешь…
Он соскочил со столешницы, опустился на колени перед Минами, взял его руки в свои, покрывая длинные пальцы поцелуями:
- Я победил Соби, Ритцу. Ты же примешь меня теперь? Правда? Примешь? Я же смог, ради тебя! Без поддержки Жертвы, Ритцу!
- Ты жалок. Всегда был жалок, таким и остался. Отпусти мои руки, мне… противно.
Нисэй пораженно моргнул: он просто не мог поверить в то, что сейчас услышал.
- Ритцу… но я же… лучше его.
Минами вырвал свои ладони из рук Нисэя и встал, обходя его:
- Ты никогда не был лучше его.
Молодой человек вздрогнул от этих слов, как от удара, от пощечины наотмашь. Плечи опустились, он оперся лбом о боковую стенку стола:
- Почему? – хрипло спросил Нисэй.
- Я не обязан отчитываться перед тобой.
- Я… прошу, скажи мне.
- Убирайся из моего кабинета.
- Ритцу! – Нисэй в отчаянии повернулся к Минами, - За что? Что я сделал?
Тот молчал.
Молодой человек медленно поднялся с пола и, покачиваясь, побрел к двери, до крови закусывая побледневшие губы: «Ты не любишь истерик. Я помню. Но… почему, Ритцу? Почему?!»
Словно услышав его мысли, Ритцу произнес вкрадчивым голосом:
- Я разлюбил тебя, Нисэй. Этого уже не изменишь. И в этом нет вины Соби, - он помолчал, глядя на спину замершего Бойца, - И твоей вины тоже нет. Но ты слаб, не как Боец и ты… ты доступен. Теперь иди, мне нужно работать. Постарайся больше не приходить. Прощай, Нисэй.
Молодой человек, подавив в себе желание обернуться, вышел из кабинета.
Ритцу подошел к столу, взял сотовый телефон и набрал номер. Через несколько секунд в ухо понеслись длинные гудки: трубку привычно не брали…
…Нисэй долго бродил по заснеженным улицам пытаясь понять и, главное, осознать все сказанное Ритцу. Получалось плохо, вернее, совсем не получалось. Одиночество и чувство полной бесполезности, ненужности накатывали волнами, заставляя время от времени сжимать озябшие пальцы в кулаки.
Нисэй давно уже продрог, но даже и не думал застегнуть куртку или одеть перчатки: с каким-то злым детским упрямством он мстил себе за свою же неудачу. «Всегда называть неудачником другого и самому оказаться еще большим неудачником, чем он!» - мысленно издевался над собой Нисэй.
Уже давно было темно и горели фонари. Нисэй вышел на мост и увидел стоящую на нем одинокую фигурку, облокотившуюся о перила.
Боец подошел к стоявшему. Единственное ухо юноши, стискивавшего перила до синевы замерзшими пальцами, было прижато к голове.
- Тебя тоже не приняли, Возлюбленный?
Сэймэй вздрогнул и резко обернулся к Нисэю. Загоревшиеся на мгновение надеждой глаза, погрустнели и потухли.
- Не знаю.
Нисэй стал рядом, смотря на темную, еще не замерзшую воду канала. Он достал из кармана куртки сигареты и закурил. Сделав пару затяжек, он протянул сигарету Сэймэю:
- Будешь?
Сэймэй молча взял из его рук белый цилиндрик, чем удивил Бойца:
- Ты же не куришь?
- Зачем тогда предложил? – резонно спросил Возлюбленный и затянулся.
Сигаретный дым обжег легкие и Сэймэй, закашлявшись, зло выкинул сигарету.
- Как можно это курить?!
Вопрос был риторическим и Нисэй просто пожал плечами.
Откашлявшись, Сэймэй тихо произнес севшим голосом:
- Что нам делать дальше, Нисэй?
Боец отвел со своего лица так некстати начавшую мешать челку:
- Есть мысли?
- Нет, - Сэймэй поежился, - Слова Рицки меня задели. Я думал, что мы всегда будем вместе. Наше совершенство, жажда полета… Неужели это было только моим? Ему это не нужно? Я люблю его.
Сэймэй подставил лицо холодному ветру и поднял подрагивающее ушко:
- Там, в темноте, я узнал его. Я не смогу отказаться от этого. Я не смогу освободиться от своих воспоминаний. Он меня не отпустит… Я не знаю, что со мною происходит. Он – мой брат и он в чем-то прав, но… я люблю его. Я прощаю ему все. Быть с кем-то это все же лучше, чем быть одному.
Он ненадолго замолчал. Нисэй тоже молчал, давая Возлюбленному возможность выговориться. Быть может впервые в жизни…
- Мое падение было неизбежным, но я не понимал этого. «Я твой брат и навсегда останусь им». Мне это не нужно, Нисэй, но это все, что у меня осталось. И если он простит меня, то мне нечего будет больше желать. Если он простит меня, то я даже среди пепла всегда найду свое место. Я люблю его… люблю…
Сэймэй опустил голову.
Нисэй взял Возлюбленного за подбородок и повернул к себе бледное, уставшее лицо:
- Любовь – это слабость, Возлюбленный. Почему ты не мог всегда следовать своему правилу? Мы не можем позволить себе слабостей, если хотим добиться всего, чего так желаем. Теперь ты понимаешь? И Возлюбленный – это не всегда любимый, Сэймэй. Так стоит ли им быть?
Нисэй наклонился к лицу Аояги и поцеловал его в губы. Тот неожиданно для себя и Нисэя ответил на поцелуй, цепляясь холодными пальцами за плечи Бойца.
Яд продолжал жечь, переливаться от одного к другому, отравлять кровь, выводить свои нити заклинаний.
Зима наступала слишком рано, но ведь именно за зимой начиналась весна.
Яд это знал.}
}