Трудно усмотреть в запрещении Густавом наказа что-либо иное, кроме провокации. В его интересах было, чтобы дворянская оппозиция не оказала должного почтения или, во всяком случае, выглядела таковой. Он был исполнен решимости стоять на своем. 16 февраля Армфельт был отправлен в Даларна, чтобы привести в Стокгольм свое добровольческое ополчение из 1200 человек. 17-го все сословия были приглашены в тронный зал на общее заседание. Здесь король Густав произнес громовую карающую речь к дворянам за их поведение по отношению к лантмаршалу и за упрямую настойчивость в желании снабдить двенадцать членов комитета наказом. По заявлению Густава, они тем самым саботировали работу риксдага, интересы государства и его собственные. Он потребовал, чтобы дворянское сословие принесло лантмаршалу извинения через депутацию, которую должен возглавить граф Брахе и в которую должны войти Ферсен и Шарль Де Геер, а также другие виднейшие представители оппозиции. Когда оба названных попросили дать им возможность высказаться в свою защиту против обвинений, король заставил их замолчать словами о том, что он созвал дворянство, дабы оно слушало его, а не для дебатов. Несмотря на это унизительное обхождение, Ферсен сохранял спокойствие, и ему удалось призвать свое сословие к терпению. Он настойчиво требовал и наконец добился дозволения дворянству удалиться, чтобы обсудить создавшееся положение и дать ему объяснение. Другой возможной реакцией дворян был отказ уйти, что сделало бы для короля невозможным достичь какого-либо сепаратного соглашения с остальными сословиями, но, с другой стороны, это привело бы к открытой конфронтации, которая разрешилась бы насилием в той или иной форме. Возможно, именно это Густав считал вероятным — впоследствии Ферсен сожалел, что не был избран такой путь. Есть признаки того, что тогда Густав более или менее случайно завладел опиравшимся на оружие единодержавием. Из его заметок видно, что он воспринимал каждый день по отдельности и скорее импровизировал, чем планировал свои действия. Теперь ход событий принял мирный оборот; Густав обратился к недворянским сословиям, одобрил их благонравное поведение и призвал поддержать его. Под конец он попросил о создании маленького комитета с участием двух представителей от каждого из трех сословий, «дабы обдумать и закрепить наши мысли» и достичь согласия на благо государства и его собственное. Не стало неожиданностью, что шестеро избранных были ведущими роялистами. В первый раз комитет заседал в тот же день, 17 февраля.
Этому комитету Густав зачитал собственноручный проект «Акта единения и безопасности» — новой конституции, которая гарантировала королю почти неограниченную власть. Проект носил на себе явственный отпечаток компоновки на скорую руку, как это обычно и бывало с проектами договоров и основных законов Густава III. Однако проект, должно быть, был сочинен до столкновения с дворянством — судя по всему, это был тот результат, на который Густав нацеливался, с тех пор как было утверждено его решение о созыве риксдага и содействовать которому были призваны провокации по адресу дворянства. Оба ведущих роялиста из духовного сословия, которые явились и представителями его в комитете, — епископ Валльквист и пробст К. Ё. Нурдин, свидетельствуют, что до 17 февраля король прощупывал их отношение к вопросу о расширении власти монарха. Оба пишут, что советовали проявить осторожность и умеренность, но обоих можно и заподозрить в том, что впоследствии они затушевали степень своего участия в политике Густава, — особенно Валльквист, энергичный вклад которого в дело явствует из протоколов духовного сословия.
В первом параграфе составленного Густавом проекта Акта единения и безопасности содержится признание того, что сословия имеют «наследного короля, обладающего полной королевской властью править, охранять, спасать и защищать государство, вступать в войну, заключать мир и союзы, вершить суд и блюсти закон, и подотчетного в своих намерениях одному лишь Всевышнему Богу». Это стилистически пояснялось Густавом: «Одному лишь Всевышнему Богу единственно должен он отчитываться в своих намерениях». То было автократическое мышление общеевропейского типа, которое признавало за королем полное право окончательного решения по всем делам управления, а также по вопросам законодательства и применения законов. Второй параграф подразумевал мнимое ограничение судебных полномочий короля, поскольку он связывается применением писаных законов Швеции и ему запрещается лишать кого бы то ни было жизни и чести, частей тела и имущества без законного приговора, но так как король может изменять закон по своему благоусмотрению, то цена этим гарантиям невелика. Учреждается Верховный суд, среди членов которого половина дворян и половина недворян, и в этом суде король имеет лишь два голоса — но он может назначать членов суда, руководствуясь только собственным мнением.
В третьем параграфе недворянские сословия вознаграждаются за помощь в осуществлении полновластия короля. Вычеркивалась предположительность гарантии для чистого евангелического учения — оно было теперь гарантировано, и пасторы могли порадоваться тому, как король продолжал одушевлять их празднованием в 1793 году двухсотлетия упсальского церковного съезда. Но в вопросе о праве владения Густав хотел произвести изменение, которое означало социальную революцию. «Равно свободные люди должны обладать равным правом на владение и обретение земли в их общем отечестве», — пишет он, а посему недворяне должны иметь те же права, что и дворяне, на приобретение земли, какого бы свойства она ни была: фрельсовой, вотчинной, коронной или обложенной налогом. В четвертом параграфе устанавливалось, что судьями всех уровней должны быть и дворяне, и недворяне, с тем чтобы ни одно сословие не могло угнетать другое; судья недворянского происхождения, возведенный в дворянство, должен быть обязан оставить «пост или должность, которые получил как недворянин в интересах недворянского сословия». Трудно предвидеть, как эта двоякость должна была претворяться в жизнь, а параграф продуман и сформулирован невнятно. Вероятно, истинная цель этого параграфа была «морковкой» специально для городского сословия.
Наконец в §5 Густав формулирует механизм налогообложения. «Если не требуется созыва риксдага, но король в силу тех или иных особых потребностей по внешним или внутренним либо каким-то экономическим причинам испытывает необходимость в денежной помощи», он должен иметь возможность созвать особый «комитет или собрание полномочных представителей страны» из 112 человек, в том числе 24 дворянина, 4 горнозаводчика и по 28 от каждого недворянского сословия. Этот комитет будет обладать правом установления налога и обсуждать состояние банка так же, как банковский комитет во время сессии риксдага. Согласно более позднему дополнению, члены комитета должны быть не моложе сорока лет и должны избираться. В комитете они должны иметь равное право голоса. Де-факто это означало упразднение сословий и учреждение своего рода корпоративно избираемого однопалатного представительства.
Изложенный Густавом проект конституции был революционным и, согласно убедительному исследованию Ёсты Хассальберга, первыми с ним были ознакомлены шестеро доверенных лиц-недворян, которым король зачитал проект вслух. Он был революционным, но не совершенно новым. Глубоко в его основе как источник вдохновения лежит «L’Ordre de la nature» Мерсье. Может быть опознано кое-что из тех конституционных идей, которые кронпринц Густав изложил в ноябре 1768 года графу де Модену. Роль, которую он там отводил риксроду в качестве одобряющей государственной власти, теперь была передана вновь учрежденному комитету из 112 членов. А риксрода в проекте Акта единения и безопасности не было — ему как самостоятельному органу государственной власти был вынесен смертный приговор.
Если идея создать маленький комитет из доверенных людей, в который были добавлены архиепископ, тальман крестьянского сословия и с 18 февраля герцог Карл, состояла в том, чтобы зондировать возможности получения поддержки на заседаниях недворянских сословий, то на это король Густав получил отрицательный ответ, хотя и в осторожной форме. Крестьяне, которые много выигрывали с выравниванием привилегий относительно владения землей, не сделали никаких возражений. Но архиепископ фон Тройль категорически протестовал, заявляя, что не может представить своему сословию Акт единения и безопасности, и в конце концов с позволения короля оставил работу в риксдаге, сославшись на болезнь. Представитель третьего сословия бургомистр Оберг из Уддеваллы, кажется, первым и наиболее подробно разобрал положения Акта, прежде всего о новом комитете по чрезвычайным налогам. Трудно реконструировать ход дискуссии в комитете на протяжении трех дней заседаний — 17–19 февраля, так как протокол не велся, а три автора мемуарных записок — Валльквист, Нурдин и Оберг — противоречат друг другу в существенных вопросах. Но конечный результат очевиден: Акт единения и безопасности подвергся урезыванию, затем секретарем крестьянского сословия лагманом Альманом был сначала составлен черновик — в юридически более приемлемой форме. Дворянство и впредь сохраняло монопольное право на так называемые превосходные фрельсовые земли и право на занятие высоких постов и придворных должностей; оно освобождалось от извозной повинности. Новый комитет по чрезвычайным налогам исчез, и риксрод предполагалось постепенно свести на нет с получаемым королем правом определять его численность. Несмотря на эти изменения, представители бюргерского сословия заявили, что не могут поддержать этот проект, но считают себя лишь «депозиторами» доверия короля. С этим согласился епископ Валльквист, первейший среди духовенства проводник королевской политики. Оговорку эту сформулировал, вероятно, бургомистр Оберг, наиболее сведущий в юридическом отношении делегат. Эта позиция плюс протест архиепископа сделали невозможным проведение нового основного закона путем сепаратного решения сословий. Густаву III пришлось осуществлять революцию революционными методами. В этом его поддерживал герцог Карл. Он сам добился дополнения к Акту, смысл которого заключался в том, что король получает неограниченную власть в «делах заботы о государстве», помимо назначения на должности и правосудия. 20 февраля герцог был назначен военным главнокомандующим в Стокгольме.