— Спасибо, милая, милая Жюли! — с улыбкой ответила я, слезы высохли, и на сердце потеплело от этих слов. Вся жизнь в один миг пролетела перед глазами: вот я студентка, опаздывающая на экзамен, вот болезненная баронесса, отданная на откуп чудовищу. Где мой настоящий дом?

«Он там, где сердце», — шепнул кто-то в уши, кулон нагрелся и обдал меня теплой волной. Я вздохнула, откинувшись на подголовник. Кем бы я ни была раньше, та жизнь ушла, и мое сердце по-настоящему забилось здесь, в Фессалии. Лишь рядом с Дитером я расцвела, а, значит, мой дом здесь. Я буду бороться за свою любовь и счастье.

— Я обещаю, Дитер! — прошептала я в пустоту и, встряхнувшись, уже спокойнее сказала служанке: — Ты права, нам повезло уже в том, что удалось уехать из этого змеиного гнезда, который все называют королевским дворцом!

— Совершенно с вами согласна, — хихикнула Жюли. — Гретхен тоже так говорит. — Гретхен? — переспросила я. — Кто это?

— Горничная Ее Королевского Величества. Мы с Гансом познакомились со многими слугами, а Гретхен наиболее близка к королеве Анне Луизе.

— Вот как! — протянула, я и мысли замелькали как в калейдоскопе. — Жюли, ты могла бы время от времени видеться с ней? Ненавязчиво расспрашивать про последние сплетни, а заодно узнавать, чем занимается, куда ходит, с кем общается и кому пишет Анна Луиза.

— О, госпожа! — Жюли сразу поняла, куда я клоню. — Вы хотите установить за королевой слежку?

— Хочу, — холодно улыбнулась я. — Пусть мы уехали из королевского дворца, но оставили там глаза и уши. Его Величество желает, чтобы виновный в убийстве посла понес наказание? Что ж, я предоставлю ему эту возможность!

А про себя подумала: «Вот только вы вряд ли обрадуетесь, Ваше Величество, когда узнаете, что собственная жена наставляет вам рога с Кентарийским вождем и провоцирует войну! Хотите поиграть в кошки-мышки? Я принимаю ваш вызов!»

Ужинала вместе с Ю Шэн-Ли, подавали лапшу, рыбу в кисло-сладком соусе и овощи. Блюда оказались острыми на мой вкус, но все равно вкусны, и я поблагодарила гостеприимного хозяина и повара.

— С завтрашнего дня мы разнообразим меню фессалийской кухней, — пообещал альтарец. — Завтра попробую попасть к королю, я уже подал прошение принять меня, но пока не получил ответа.

— Он и не встретится с вами, я уверена! — в возмущении ответила я. — Вы ведь станете просить его помиловать Дитера!

— Король и сам понимает, что без генерала его армия развалится, а страну просто разорвут на части завоеватели, — возразил Ю Шэн-Ли. — Империи Солнца это было бы на руку.

Я отложила вилку и выпрямилась, но поймала печальную улыбку альтарца.

— О, нет, нет, госпожа! Я служу Императору, но так же являюсь другом Ди. Его жизнь слишком большая цена за освобождение колоний, и я клянусь вам сделать все, чтобы освободить его.

— Но если король понимает, что без Дитера стране может грозить крах, почему не снимет обвинения? — я закусила губу и качнула головой, снова вспомнив исполосованные плечи генерала.

— Должно быть, он преследует свои цели, — предположил Ю Шэн-Ли. — Дитер слишком опасен и у него слишком крутой нрав, чтобы позволять ему разгуливать на свободе. Некоторые считают, что василиска нужно посадить на цепь и в случае малейшего неповиновения пороть кнутом. Только тогда, госпожа, дикий зверь будет послушным, как ручной котенок, — тут альтарец задумчиво постучал вилкой о тарелку, накручивая на нее длинную лапшу, и заметил: — Но вот появились вы, Мэри-Он. И вы приручили зверя без кнута.

Мы оба знали, что эти слова были правдой. И хуже всего, об этом знала королевская чета.

На новом месте я долго не могла уснуть, ворочалась в постели, взбивая мягкие подушки, и думала о Дитере. О его сильных руках, о сладких поцелуях, о нежных словах, которые он говорил мне на крыше и в ту ночь, когда мы стали с ним единым целым, когда я отдала себя всю, растворилась в нем. Теперь же было пусто и зябко, и мысль о том, что я лежу в мягкой постели, а мой муж в подземелье на соломе, сводила с ума.

— Дитер, — шептала я, сжимая в кулаке лунный кулон. — Я люблю тебя…

Кулон пульсировал теплом, и мне казалось, что генерал тоже отвечает мне, шепча на ухо:

— Я тоже люблю тебя, птичка…

Потом провалилась в сон.

Утро одарило меня новыми силами, ароматом зеленого чая и возвращением Ганса. Я было обрадовалась, но адъютант оказался угрюм и немногословен.

— Все ли в порядке с замком? — заволновалась я, глядя в его молодое, но слишком серьезное лицо.

— В замке да, — отрывисто ответил Ганс. — С конюхом нет.

— Это с каким? — удивилась я, вспомнив окаменевшего Игора, и вздрогнула, когда адъютант мне ответил:

— Якоб покинул замок незадолго до моего прибытия.

— Покинул? Почему?

— Слуги говорят, он поехал во дворец, — Ганс совсем помрачнел и глянул исподлобья. — А до этого болтал, что якобы подслушал разговор Его Сиятельства со мной, где герцог нелестно отзывался о короне, высмеивал Его Величество и грозился показать подлым кентарийским свиньям… — тут адъютант запнулся и наморщил лоб, — грозился показать раков.

— Показать, где раки зимуют, — машинально поправила я, и затеребила подаренный браслет. — Но это наглая ложь!

— Отчасти правда, — уныло вздохнул Ганс. — Его Сиятельство не всегда сдержан в словах, особенно под опиумом, и тогда у него на языке то же, что и на уме.

— Но ведь Дитер никогда не грозился убить посла! — нахмурилась я. — Это несусветная глупость!

— Глупость, — мрачно кивнул Ганс. — Но эти лживые показания могут сыграть против Его Сиятельства. Зато Якоб хвалился перед всеми слугами, что после того, как с Его Сиятельством будет покончено, он сам получит титул герцога и будет верно служить королеве.

Опять королева! Конечно, с Анны Луизы станется подкупить Якоба красивыми обещаниями в обмен на клевету.

— Поехали во дворец, Ганс! — лихорадочно вскричала я. — Надо перехватить его, рассказать Его Величеству, он должен…

Я запнулась, тяжело дыша и прижимая ладонь к ходящей ходуном груди. Что изменят слова какого-то баронета, что изменят мои слова? Его Величество властен казнить и миловать, и если он заинтересован в Дитере, как в своем генерале, то помучает и отпустит. Если же нет, если поддастся на уговоры Анны Луизы, то я ничем не смогу помочь своему мужу, если только… Замотав головой, я зажмурилась. Мысль о том, чтобы отдаться королю, вызывала во мне волну протеста. Но под бушующими волнами возмущений проклевывалась шальная мысль: «А если это будет последний шанс на освобождение Дитера? Ты сделаешь это?»

Я со стоном опустилась в кресло, почувствовав, как ослабли колени.

— Не знаю, — прошептала я. — Не знаю, Дитер!

— О чем изволит говорить госпожа? — послышался мягкий и напевный голос Ю Шэн- Ли. Он подкрался как всегда незаметно, наверное, так ходят альтарские воины, ступая бесшумно, как кошки.

— Ни о чем, Шэн, — рассеянно отозвалась я, накручивая локон на палец. — Тебе удалось встретиться с Его Величеством?

Альтарец вздохнул и качнул головой.

— Увы, госпожа. Фессалийский король непреклонен как могучий дуб в бурю, хотя я и чувствовал его страх, чувствовал, как гниют его корни. Он осознает, как важен для страны василиск, и осознает, что под угрозой войны может рухнуть в любой момент, но все равно цепляется за почву, чего-то ждет… Знать бы, чего.

«Моего решения, — мелькнуло в голове. — Максимилиан ждет моего решения, он воспользуется ситуацией, чтобы заполучить новую фаворитку».

— Со мной он будет говорить, — медленно проговорила я, подбирая слова, — я уверена. Если бы я могла каким-то образом повлиять на него. Убеждением ли, магией ли… чем угодно, Шэн! Только не так, как он действительно жаждет!

Я поняла, что сболтнула лишнего, и прикусила язык, побелев. Ю Шэн-Ли внимательно глянул на меня, блеснув масличными глазами, но ничего не сказал. Быть может, все понял по моему лицу, и только пощипал себя за подбородок и ответил:

— В моей стране, госпожа, в величественных горах, макушкой подпирающих небо, там, куда раз в каждый сезон спускается Небесный Дракон и отдыхает на облаках, растет священное дерево Гиш. Оно зацветает лишь раз в десять лет, и пыльца ее цветов заставляет забыть о земных горестях. Во время цветения эту пыльцу собирают монахи-отшельники, они растирают ее со смолой, травами и молоком горных коз, прячут в маленькие бочонки, где отвар настаивается еще десять лет. После чего его можно употреблять…