«А сердце полно яда», — подумалось мне, но сдержалась, чтобы не фыркнуть.
— О, знали бы вы, мой благоухающий цветок, — продолжил Максимилиан, — как дорожу я ее мнением! Сколько раз она выручала меня советом, которого не могли дать и лучшие умы королевства!
«Одним из них явно касался убийства кентарийского посла», — подумалось снова, и я выпрямилась, с достоинством глядя в глаза Его Величеству.
— Если это так, — заговорила я, — вы должны понимать, что и Дитеру нет никакого резона убивать посла. Он ваш подданный и верно служит стране и короне. У него нет и не может быть никакого мотива.
— Это будет решать следствие, — заметил король. — Поверьте, мне тоже не хочется верить в причастность моего кузена к этому неблаговидному поступку. Но другого василиска в стране нет, а зелье… его не так уж легко достать. К тому же, вы понимаете, Мэрион, из-за убийства посла Фессалия оказалась в уязвимом положении. Мы и так находились с Кентарией в натянутых отношениях из-за спорных территорий, и бал Майской Розы, призванный положить начало дипломатическим отношениям между нашими странами, обернулся угрозой войны, — я вздрогнула, страшное слово «война» эхом отозвалось от стен. — Все, что я могу сейчас, — продолжил король, — это принести глубочайшие соболезнования кентарийскому вождю, Элдору Эл'Варуку, и пообещать найти и наказать убийцу, чего бы мне это не стоило. И, клянусь вам своим драконом-покровителем, если Дитер замешан в этом убийстве, он будет казнен.
Я ощутила слабость в коленях, золото и алый бархат слились в одну сплошную серую пелену, уши наполнились звоном, и я опомнилась сидящей в заботливо подставленном кресле, а Максимилиан обмахивал меня бумагами и настойчиво совал в руки наполненный водой стакан:
— Выпейте, Мэрион. Давайте же! Может, врача?
— Не нужно, — слабо отозвалась я и пригубила теплой воды. — Я уже в порядке.
Отставив стакан на край стола, я попыталась встать. Голова еще звенела, перед глазами скакали золотые искры, будто я слишком долго смотрела в глаза Дитера, проваливалась в эти омуты и таяла в его объятиях. Как давно это было!
Стиснув зубы, я оперлась о подлокотники и поднялась, оглаживая кружева и оборки на платье.
— Я хочу просить об одном, — стараясь придать голосу твердость, сказала я, — провести следствие со всей тщательностью и отстрочить казнь как только возможно. Вы ведь не откажете мне в этом?
— Не откажу, моя утренняя звезда, — немного расстроенно ответил Максимилиан. — О, если бы я мог помочь моему кузену!
— Но ведь раньше Дитера не привлекали к ответственности из-за проклятия, — вспомнила я некогда сказанные Гансом слова. — А ведь это не первый окаменевший человек.
— Одно дело сражение на поле боя, — мягко возразил король. — Или дела семейные, где окаменение не более как досадное недоразумение, попытка избавиться от проклятия. И совсем другое — преднамеренное убийство посла соседней страны. О, несчастный, несчастный Дитер! О, моя бедная страна!
— Я дам показания, — продолжила я, не слушая стенаний. — В ночь убийства посла Дитер был со мной.
— Всю ночь? — приподнял брови король.
— Всю ночь, — я закусила губу и зарделась, отведя взгляд. — Мы были… вместе. Как муж и жена.
— Ах, вот оно что! — озадаченно произнес Максимилиан и запнулся. Мы молчали. Время текло сквозь нас. Я сжимала кулон и теребила подаренный плетеный браслет.
— Насколько сильно вы хотите помочь своему мужу? — наконец, спросил король.
— Насколько? — я не поняла вопроса и уставилась на короля ничего не выражающим взглядом. Смотрела на него, а видела Дитера. Его красивое лицо, его гладко зачесанные волосы, его ироническую полуулыбку и развитые плечи, его руки, в сплетении которых я проснулась этим утром. Что осталось у меня теперь? Только щемящая пустота.
— Я мог бы помочь вам, — вкрадчиво продолжил Максимилиан и встал сбоку, ненавязчиво поглаживая мое обнаженное плечо. — Мне и самому жаль терять кузена и такого хорошего стратега, но закон есть закон. Я очень боюсь за свою страну и не хочу войны. Дело осложняется тем, что сила василиска напрямую зависит от степени его злобы. Проклятие может сработать сразу, а может спустя целые сутки. Но я мог бы смягчить наказание, если…
— Если что? — я задержала дыхание, лишь слушая, как трепещет в груди сердце.
— Если вы примете мое предложение, дорогая, — тихо проговорил король и коснулся губами моего плеча. — Это будет трудно… сложно… почти невозможно! Но я обещаю, — он коснулся шеи, опалив кожу горячим дыханием, шепнул на ухо: — Обещаю сделать все, что в моих силах! Если хотите, выкрасть Дитера из тюрьмы и выслать из страны, подальше от любопытных глаз, в безопасное место, если вы согласитесь стать моей…
— Нет! — выкрикнула я, резко обернувшись и гневно глядя в покрытое красными пятнами лицо короля. Он пожевал губами, глядя на меня оценивающе и сально, покачал головой.
— Подумайте, Ваше Сиятельство, — сухо произнес Максимилиан. — Я дам вам время.
— Нет, — повторила я, но уже тише. Замотала головой, зажмурилась, прогоняя злые мысли, сдерживая слезы и рвущееся из груди отчаянные плач. Король шагнул ко мне, я отступила, уперлась руками в стол, зашарила по нему, нащупала пресс- папье. Максимилиан покосился на него, и попытки приблизиться не сделал, вместо этого повторил:
— Подумайте, Мэрион. Хорошенько подумайте. И не цепляйтесь так за Дитера, он этого не достоин.
— Мне лучше знать, Ваше Величество, — ответила я, тяжело дыша, и без страха глядя в породистое лицо. — Я его жена…
— Седьмая жена, смею заметить.
— Может, я полюбила его тоже за семерых?
— Что странно, учитывая условия для снятия проклятия.
— Что же странного? — растерянно спросила я, а король нехорошо усмехнулся и процитировал:
— «Проклятие снимет наследница знатного, но обедневшего рода, которая полюбит василиска всем сердцем», — он покачал головой, поправил инкрустированную драгоценными камнями корону. — Оно не снято, дорогая.
— Проклятие не снято? — повторила я, и застыла, все еще держась за пресс-папье.
— Откуда вы знаете?
— Мы проверили сразу же, — охотно пояснил король. — Стража предприняла все меры предосторожности и сняла с Дитера очки. Подопытными выступили тюремные крысы.
— И? — я затаила дыхание.
— И все крысы окаменели. Все без исключения!
— Этого не может быть, — пролепетала я, уже чувствуя, как в груди разливается боль. Я прижала ладонь к корсету, стало трудно дышать. Максимилиан смотрел с сочувствием, на губах все еще играла улыбка.
— Вы не любите его, прекрасная роза, — донесся до меня его голос, точно издалека.
— Возможно, думали, что любите. Но это был самообман, иллюзия. Так стоит ли цепляться за иллюзию? Забудьте, Мэрион, станьте моей, и я дам вам то, чего вы не получите рядом с государственным преступником. Все будет вашим: положение, драгоценности, даже новый муж, куда лучше нынешнего!
— Нет! — выдохнула я и замотала головой так, что локоны снова рассыпались по плечам. — Я не могу… Дитер! Мне нужно увидеть его… поговорить с ним! Я должна!
Максимилиан глубоко вздохнул и завел глаза.
— Ну что ж, упрямая птичка. Если так желаете, я дам возможность увидеться с мужем. Возможно, тогда вы все поймете сами.
— Час! — оживилась я. — Хотя бы час, прошу!
— Полчаса! — безапелляционно оборвал меня король и хлопнул по кнопке звонка. Дверь открылась, в кабинет заглянул стражник. Максимилиан махнул рукой и велел:
— Капитан, отведите герцогиню фон Мейердорф в тюремное подземелье! Да не арестована, болван! — прикрикнул он, видя, как оживленно стражник вытаскивает из кобуры пистолет. — Всего лишь повидаться с Его Сиятельством. За ее безопасность отвечаешь головой!
Королевская темница оказалась мрачной башней с острыми зубцами и железными воротами, с узкими проемами бойниц. Мы шли довольно долго сквозь темные коридоры, по выщербленным ступеням. Чем ниже спускались, тем уже становились каменные лабиринты, светильники горели едва-едва, и в неверном свете по стенам прыгали наши тени, живые и причудливые, точно привидения погибших здесь узников. Пару раз мы напугали крыс, которые при виде нас прыснули из-под ног и зашуршали когтистыми лапками по камню. Я стиснула зубы, подавляя рвущийся крик, и стала ступать осторожнее, приподнимая подол платья, чтобы ненароком не наступить на мерзких животных.