На пороге комнаты Дитер снова подхватил меня на руки и прошептал, осыпая поцелуями лицо:

— Это наша комната только на одну ночь, но позволь внести тебя в спальню… как жену…

Дитер перенес меня через порог, и мы упали на кровать, огромную и мягкую, перестеленную к нашему прибытию. Мне было душно и тесно в корсете, кожа горела, припухшие губы горели от поцелуев, и я хотела большего. Дитер уперся руками о матрас и навис надо мной, в глубине его темных очков клубилось горячее золото.

— Возможно, мы торопимся? — спросил генерал.

— Возможно, — шепнула я и обвела его губы указательным пальцем. — Но ты мой муж, а я твоя жена. Я больше не хочу ждать…

— И не боишься?

— Нет, — мотнула я головой, оставшиеся шпильки выпали и волосы рассыпались по подушкам. — Ну разве… совсем немножко.

Дитер стащил рубашку через голову, и я увидела, что мускулистый торс опоясывает татуировка.

— Небесный дракон, — я протянула пальцы и погладила его по груди.

— Черный дракон Мейердорфа, — поправил генерал. — А ты — прекрасный цветок из розария Адлер-Кёне.

Мы снова слились в поцелуе, я запустила пальцы в его волосы и с наслаждением перебирала их, дрожа от мучительно сладкого томления.

— Тебе не обидно проиграть пари? — в очках Дитера плясали лукавые огоньки.

— Проигрывать надо уметь, — улыбнулась я. — К тому же, за каждым поражением следует победа. Какое желание ты загадал, Дитер?

— Оно у меня одно, — ответил генерал. — Быть с тобой…

Треснули застежки корсета, зашуршала шнуровка, и я выгнулась, освобождаясь от ненужной одежды. Дитер восторженно выдохнул и коснулся губами моей обнаженной груди. Я вспыхнула не то от смущения, не то от удовольствия, закрывая глаза и целиком отдаваясь ласке.

Дитер ласкал меня по-другому, не так, как под лестницей в поместье Адлер-Кёне, и не так, как в спальне Мейердорфского замка. Тогда его прикосновения были сильными и грубыми, на грани отчаяния и ненависти. Теперь он исследовал меня осторожно, с любовью, настраивая меня, как инструмент, и я отзывалась на его прикосновения дрожью и стоном, и жар прокатывался по телу, тая внизу живота.

Я вздрогнула, почувствовав прикосновение шелка к своему лицу, но Дитер погладил меня по щеке и хрипло сказал:

— Не бойся, моя пичужка. Закрой глаза.

Я сразу поняла, что хочет сделать генерал и послушно зажмурилась, позволив ему завязать мне глаза сложенным вдвое шелковым шарфом. Все сразу погрузилось во мрак, и в нем все еще кружились и вспыхивали магические золотые искры. Ощущения стали острее, прикосновения Дитера сильнее и жарче, и я ахнула, когда почувствовала, как платье с легким шелестом окончательно упало на пол. Теперь я осталась перед ним абсолютно беззащитной и обнаженной, какой и должна оставаться женщина наедине с мужчиной.

— Ты прекрасна! — прошептал Дитер и скользнул ладонью между моих бедер.

Жар накатил лавиной. Я всхлипнула и подалась ему навстречу, стискивая пальцами уже взмокшее покрывало и разводя колени, раскрываясь перед ним еще больше и еще бесстыднее. В ушах грохотала кровь, внизу живота пульсировало сладостно и больно, и когда мне уже стало казаться, что нельзя больше выдерживать эту сладкую пытку, я почувствовала, как что-то горячее и твердое уперлось в меня.

— Потерпи немного, — простонал Дитер. — Пожалуйста…

И подался навстречу.

Мое тело прострелило жгучей болью. Я закричала, выгнувшись всем телом, кулон вспыхнул и ожег меня, словно к коже прижали раскаленную шпагу. Дитер упал сверху, накрыв мои губы поцелуем и шепча что-то успокаивающее и нежное. Я вся дрожала и горела в огне, не зная, оттолкнуть его или прижать сильнее, но боль постепенно уходила, оставляя место сладостной дрожи и странному ощущению наполненности. Тогда, дав мне привыкнуть к себе, Дитер начал двигаться. Сначала осторожно, боясь причинить боль, потом все сильнее, глубже, наращивая темп. Огненная лавина снова потекла по моему телу, собираясь в один пульсирующий сгусток где-то внизу, в глубине, известной только женщине. Я подавалась ему навстречу, задыхаясь от болезненного возбуждения, подстраиваясь под темп, и с каждым движением томление становилось сильней, слаще, и уже не стесняясь, я стонала и шептала его имя:

— Ди… тер…

Он тоже отвечал, но я уже не понимала, что именно. Дитер задвигался быстрее, приближая меня к чему-то нереальному, болезненно-сладкому. Пульсирующий сгусток внизу вдруг взорвался и окатил меня жидким огнем. Выгнувшись в руках Дитера, я закричала, и мир затопило сладкой волной. Оглушенная и вздрагивающая, я чувствовала только, как что-то горячее выплеснулось на мой живот, и Дитер упал рядом. Он стиснул меня так, что я застонала и всхлипнула, уткнувшись лицом в его взмокшую грудь. Мы долго лежали в обнимку, не говоря ничего, только гладили друг друга по разгоряченным телам, наслаждаясь томительным покоем и слушая удары наших сердец. Потом Дитер вздохнул и поцеловал меня в висок.

— Спасибо, — шепнул он.

— За что? — тихонько ответила я, все еще не видя его, но ощущая волнующий запах и вздрагивая в его руках.

— За то, что расцвела для меня, — ответил генерал. — За то, что показала мне любовь.

Меня разбудил солнечный свет, проникающий через неплотно задернутые шторы. Тонкая полоска золотилась, в ней дрожали и падали пылинки, и мягкий блик отражался в оправе очков Дитера. Он спал, повернув ко мне умиротворенное лицо, и улыбался во сне. Темные стекла были спокойны, как озерные омуты, мне было легко и не страшно. Я легонько дотронулась пальчиком до его лба, теперь гладкого, не изрезанного страдальческими морщинами, провела по прямому носу, погладила припухшие от поцелуев губы и подбородок с уже пробивающейся утренней щетиной.

Мой муж и самый близкий человек в этом мире. Кто знал, что кошмар обернется сказкой? Я улыбнулась и, наклонившись, легонько прикоснулась своими губами к губам Дитера. Он вздохнул и схватил меня за руку.

— Ай! — взвилась я. — Испугал!

В темных стеклах зажглись золотые огоньки — это Дитер открыл глаза.

— С добрым утром, пичужка, — произнес он и притянул меня к себе, ответно целуя. — Как спалось? Что видела во сне?

— Спалось замечательно, — заулыбалась я, ложась на его свернутую руку и обводя пальцами татуировку на груди. В некоторых местах черную драконью чешую пересекали белые росчерки шрамов. — Что снилось, не помню. А тебе?

— Мне снилась ты, — ответил Дитер, лаская мою обнаженную спину. — Ты пригласила меня на белый танец, и мы танцевали вальс среди приглашенных гостей.

— Сон в руку, — обрадовалась я. — Повторим сегодня же?

— Ты уверена? — брови над очками слегка приподнялись. — Во сне мы танцевали голыми.

— Вот бесстыдник! — я шутливо пихнула его в грудь, а Дитер засмеялся, привлек меня к себе и некоторое время мы целовались, нежась в кровати и наслаждаясь ласками.

— Вот бы так было всегда, — прошептала я, вздохнув и уткнувшись носом в его шею.

— Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою…

— О чем печалишься, пичужка? — заботливо спросил Дитер.

— О том, что тебе нужно будет когда-нибудь снять очки и проверить, снято ли проклятие…

— Придется, — эхом откликнулся генерал, и я поежилась, вздрогнув в его руках. — Но не сейчас. И не с тобой.

— Почему?

— Не хочу разрушать волшебство и не хочу терять тебя.

Я снова вздохнула и погладила его по животу.

— У тебя шрамы…

— Это следы от плетей, — ответил Дитер, беря меня за руку и обводя косые штрихи на своей коже. — У маленьких мальчиков с мельницы не бывает детства, и я работал наравне со взрослыми. А это, — он обвел круглую отметину возле плеча, — след пули. Однажды меня подстрелили во время боя…

— И, наверняка, выхаживала прелестная куртизанка? — подхватила я, насупившись.

— Не очень прелестная и совсем не куртизанка, — засмеялся Дитер. — Это был Шэн.

— Твой друг, альтарец? — я вспомнила о подаренном браслете и тронула запястье. Сплетенные нити плотно охватывали мою руку и были невесомы и приятны на ощупь.