— Да, он, — ответил Дитер. — Я только получил капитанское звание и рвался в бой, вот и подставился под пули.

— Мужчины, — улыбнулась я. — Всегда как мальчишки. Все только в солдатиков играть, не понимая, что их тоже кто-то ждет дома живыми…

— А ты бы ждала меня? — тихо спросил Дитер.

— А разве это не очевидно? — лукаво ответила я. — Только не в таком ужасном месте, как Мейердорфский замок.

Дитер отодвинулся и сдержанно спросил:

— Чем же он не угодил?

Я приподнялась и всплеснула руками.

— Да как же! Он же нуждается в хорошей хозяйке! Да весь второй этаж это просто какой-то склеп! Нужно перекрасить стены! Расширить окна! Впустить в комнаты свежий воздух!

— И выкинуть портрет моей матери? — холодно спросил Дитер. Он тоже приподнялся на подушке, и я ощутила, как кольнули в его очках золотые огни.

— Нет, — примирительно сказала я. — Ни в коем случае! Портреты надо отреставрировать и украсить ими холл. А вот письма лучше сжечь, и статуи перенести в тенистое и безлюдное место. Посуди сам, кому из твоих гостей будет приятно прогуливаться по кладбищу?

Дитер молчал, раздумывая и хмуря брови.

— А еще, — продолжала я, — мне было бы приятно, если бы ты снова вернулся к живописи. У тебя несомненный талант, Дитер! Ты мог бы заниматься любимым делом в промежутках между королевскими интригами и дипломатическими переговорами.

— Я почти потерял навыки, — буркнул генерал, прореживая пальцами волосы.

— Нужно только начать! — воодушевилась я. — Ты мог бы начать с набросков, нарисовать сад или замок. Или… меня.

Огоньки в очках Дитера заинтересованно блеснули, и я с удовольствием увидела, как губы изогнулись в улыбке, и генерал наконец-то снова расслабился.

— Готова рискнуть, пичужка?

— Хоть сейчас! — я игриво задрапировала себя покрывалом и томно глянула на супруга.

— Осторожней, Мэрион, — в очках Дитера зажглись хищные огоньки. — Когда ты смотришь на меня таким взглядом, мне хочется не рисовать тебя, а целовать.

— Ну, так попробуй!

Дитер с потешным рычанием бросился на меня, я запищала, барахтаясь в покрывале, и так, целуя и обнимая друг друга, мы не услышали, как хлопнула дверь.

— Ой!

Вместе с женским вскриком послышался звон разбитой посуды. Я подскочила, подскочил и Дитер, и мы обернулись оба, во все глаза глядя на застывшую в дверном проеме Жюли.

— О-о… — протянула она дрожащим голосом, все еще держа поднос, уже покренившийся в ее руках. На нем, удерживаясь каким-то чудом, лежала серебряная ложка, а от чашки остались только фарфоровые осколки.

— Поразительная наглость! — сказал Дитер и отпустил меня. — Разве фрау звала вас, Жюли?

— Нет, Ваше Сиятельство, — пискнула бедная служанка. — Но я думала… думала… время завтрака и…

— Вы врываетесь в спальню без стука! — сердито нахмурился генерал и выпрямился во весь свой внушительный рост. Покрывало скользнуло вниз, и Жюли ахнула и вскинула ладони к лицу, окончательно роняя и поднос, и ложку, а Дитер, как ни в чем не бывало, продолжал, подбоченясь и вовсе не смущаясь своей наготы: — В супружескую спальню, надо заметить! Вы, наверное, позабыли, что у вашей госпожи теперь есть муж? И он тоже имеет право находиться со своей супругой, заботиться о ней и даже приносить завтрак?

— Простите, Ваше Сиятельство! Простите! — стонала Жюли, то покрываясь красными пятнами стыда, то белея, как мрамор. Я давилась от смеха и тянула Дитера за руку, шепча:

— Ну хватит, Ди! Хватит! Отпусти девушку, а?

— Отпускаю, — важно сказал генерал, поймав мою руку и погладив ладонь пальцами. — Но впредь, дорогая Жюли, научитесь стучаться!

— Простите, Ваше Сиятельство! — как заведенная повторила служанка, все еще постанывая и не разлепляя глаз, нашарила на полу поднос и спиной выпала из комнаты. Я услышала, как из-за двери зашипел знакомый мужской голос:

— Я же говорил, бестолочь! Его благородие с женой, а ты: «Не может быть, не может быть…»

— Да кто же знал! — вздыхала Жюли. — О, мои глаза, мои глаза…

Я прыснула со смеху и бросила в Дитера подушкой.

— Развратник! Разве можно так пугать приличную девушку?!

— Не такая уж приличная, если спелась с Гансом, — ухмыльнулся генерал и прицельно вернул мне подушку.

— Ну, знаешь! — возмутилась я. — Не нужно судить по себе о других людях!

— Знаю я таких людей, — продолжая ухмыляться, возразил Дитер, — видел, как они обжимались на кухне в промежутках между тем, как подавали фрукты и мороженое.

Я закусила губу и отвела взгляд. Дитер подошел ко мне, обнял и поцеловал в макушку.

— Надо собираться, дорогая, — с сожалением сказал он. — Скоро мне опять придется покинуть тебя и заняться государственной безопасностью.

— Но ты ведь будешь танцевать со мной сегодня? — спросила я, поднимая глаза и вглядываясь в ровное золотистое сияние за стеклами.

— Конечно, — с улыбкой ответил Дитер. — Клянусь, теперь никто не отнимет тебя у меня.

В коридоре послышались шаги, дверь хлопнула снова.

— Что такое? — рассердился генерал, с неохотой отпуская меня. — Жюли? Ганс? Я ведь велел не беспокоить нас!

И обернулся.

А я застыла, натянув покрывало до подбородка и чувствуя, как холодеет живот.

В дверях стояла дворцовая стража.

— Ваше Сиятельство, — поклонился в мою сторону усатый стражник, облаченный в темный военный мундир. — Прошу прощения за вторжение. И вы, Ваше Сиятельство, — на этот раз он глянул на Дитера и прикоснулся двумя пальцами к козырьку фуражки. — Вы должны сейчас же одеться и пройти с нами.

— Куда? — нахмурился Дитер, на этот раз потрудившись обернуться простыней. — В чем дело, господа?

— На кентарийского посла, ярла Тураона Эл'Мирта сегодня ночью совершено покушение, — отчеканил стражник, и я застыла, забывая даже дышать. Вспомнился разговор с королевой, странная жидкость в пузырьке, выпитое вино…

— Кто посмел?! — вскричал Дитер и шагнул вперед. Стоявшие по бокам стражники схватились за пистолеты, а усатый качнул головой и сурово произнес:

— Это сделали вы.

— Я? — Дитер остолбенел.

— Вы, — повторил усатый стражник. — Ярл Тураон обнаружен в своей постели мертвым. И совершенно окаменевшим. Вы обвиняетесь в убийстве кентарийского посла, Ваше Сиятельство, и мы вынуждены вас арестовать по приказу королевы.

Я вскрикнула и осела в кровати, ощущая, как что-то в груди, может сердце, а может вся моя жизнь, обрывается, стремительно летит вниз и раскалывается на части, как недавно разбилась выроненная Жюли чашка.

12. В ловушке

Праздничные ленты сменились на траурные, гости потихоньку разъезжались, и в воздухе чувствовалось предгрозовое напряжение.

Я вся дрожала, как натянутая тетива, и томилась в ожидании аудиенции у короля, а перед глазами стоял Дитер. Спокойный, уверенный в своей правоте, подтянутый и строгий, будто собирался на войну, а не в тюрьму.

— Все будет хорошо, Мэрион, — сказал он мне. — За поражением всегда следует победа, ты же знаешь.

Он поцеловал меня в лоб, а потом его увела стража.

И вот теперь я мерила шагами приемную, не зная, примет ли меня Его Величество или отомстит за вчерашний отказ, и сердце выстукивало тревожные ритмы: что будет? Что будет?

Хлопнули двери, расписанные червонным золотом, и из кабинета в приемную вплыла королева. Я застыла, с внутренней дрожью глядя в надменное лицо. Анна Луиза усмехнулась.

— Ах, вот кто добивается приема у моего Максимилиана! — пропела она, посматривая на меня сверху вниз. — Чего вы хотите, дорогуша?

— Справедливости! — выдохнула я, сдерживая рвущуюся наружу презрение.

— Мы обе хотим одного и того же, — снисходительно ответила королева.

— Неужели? — я не удержалась и всплеснула руками. — Арестовать невиновного? Это вы называете справедливостью?

— Арестовать опасного убийцу, — поправила меня Анна Луиза. — Вы не хуже меня знаете, кто такой василиск.

— А вы не хуже меня знаете, что он не убийца! — парировала я. Показалось или глаза королевы недобро блеснули? Знает ли она, что я подслушала их разговор с послом?