На этот раз Бен был не так растерян. Он поднял взгляд и нашёл прямо перед собой промежность, куда и ударил кулаком, сумев нанести два удара, прежде чем другой парень попятился назад. Бен воспользовался своим временным преимуществом, ударяя, пинаясь и крича — всё в дикой жестокой расплывчатости, пока адреналин не отступил, как волна, и он не обнаружил себя рядом с Тимом, пока они стояли над двумя стонущими, скрюченными фигурами.

— Бежим, — произнёс Тим, когда стало очевидно, что Брайс намеревается снова встать.

Они побежали по дорожке, инстинктивно направляясь к своим домам. Приблизившись, Бен был удивлён, что Тим привёл их не к своему дому, а к дому Бентли. Они стояли на подъездной дорожке, тяжело дыша, чтобы восстановить дыхание между взрывами хохота. Они оба ужасно выглядели, лица были покрыты кровью и опухшими красными пятнами, которые обещали появление синяков.

— Спасибо, — выдохнул Бен, когда снова смог говорить.

— Ох уж ты и твой длинный язык, — с усмешкой произнёс Тим, качая головой.

На кратчайший момент всё снова стало хорошо, будто между ними и не произошло ничего плохого.

— Хочешь зайти? — спросил Бен.

Тим начал кивать, согласно улыбаясь глазами, прежде чем что-то щёлкнуло. Его лицо стало мрачным, взгляд отстранённым.

— Пока, Бенджамин.

Наблюдая, как он уходит, Бен понял, что нет смысла пытаться его остановить.

Оставалась одна возможность, одна йота надежды в виде ключа. Эта идея ночью не давала Бену заснуть, мучая его обещаниями, которые, как он знал, невозможны. Но что-то в его голове всё равно шептало, побуждая попробовать. Где проигрывали слова, преуспеть могли только действия.

Одной сырой июльской ночью Бен решил, что с него хватит. Он смотрел на красную подсветку будильника, не в силах уснуть. Устав от искушения, он сбросил одеяло, оделся и схватил ключ. Оказавшись на улице, он пошёл по знакомой тропе, по которой раньше ходил так много ночей. Бен мог пройти её с закрытыми глазами.

Парень попытался отделаться от страха, который поднимался в нём, пока он вставляю ключ в замочную скважину. Прошло два месяца. Сработает ли он? Была ли уже сигнализация? Тихий щелчок только ухудшил ощущения тревоги. Может, было бы лучше, если бы ключ не сработал. Теперь ему нужно встретиться с намного большим.

Через окно в комнату Тима проникал лунный свет, позволяя Бену видеть то малое, что изменилось. Он проигнорировал фигуру на кровати и вместо этого подошёл к окну. Бен поднял взгляд на луну и молча помолился ей, чтобы быть достаточно сильным, прежде чем посмотрел на пустой задний двор, где всё и развалилось на части. Бен слушал дыхание Тима, пока больше не смог сдерживаться и подошёл к нему, присев на уголок постели.

Он изучал изгиб плеча Тима, взглядом следуя вниз по смуглой руке, крепко прижатой к белой простыне. Сердце Бена кольнула боль. Он не хотел ничего больше, чем протянуть руку и коснуться его кожи, проскользнуть под одеяло и обвить его руками. Они бы лежали вместе целую вечность, позволяя миру вокруг них обратиться в прах, чтобы больше ничего и никогда не могло встать на их пути снова.

Бен встал, и Тим начал крутиться во сне, перевернувшись на спину. Его лицо было скрыто тенью, но Бен видел достаточно, чтобы это вызывало у него желание разрыдаться. Он был таким красивым, таким прекрасным. Внутри и снаружи. Бен наклонился, приближая свои губы к губам Тима, но не целуя его.

После этого Бен отстранился. Уходя, он повесил ключ, который подарил ему Тим, на дверную ручку. Он последний раз взглянул на кровать, закрывая дверь, и увидел свет, отражающийся в открытых глазах Тима. Бен не запнулся и не задержался. Луна выполнила его просьбу. Он был сильным, когда закрывал дверь и выходил в тёмную, одинокую ночь.

 Снег. Ледяной, колющий глаза, вызывающий онемение пальцев снег. Хотел ли он когда-нибудь такой погоды в Техасе? Нижние пять дюймов джинсов Бена были пропитаны влагой, пока он топал через отвратительную субстанцию. Телевизор дал ему ложное представление о снеге. Конечно, было красиво, когда снег только начал падать, побелевшие холмы вызывали тёплые рождественские мысли, но это было только начало. Первый гармоничный период. Скверному дорожному движению Чикаго не понадобилось много времени, чтобы превратить всё это в уродливую серую слякоть.

Тёплое свечение в окне кофейни манило, обещая тепло и сухость. Бен так и не полюбил кофе, но там определённо будет что-нибудь другое, что он сможет выпить. Одна из этих странных итальянских содовых, где можно выбрать вкус, или, может быть, горячее какао. Он на мгновение остановился на тротуаре, прежде чем заставить себя направиться к своей квартире. У него было свидание с Мейсоном.

Конечно, это Мейсон был виноват, что он опаздывал. Рождественский шоппинг в последнюю минуту и со скудным бюджетом занял большую часть дня. Даже переживать об опоздании было глупо. Мейсон страдал синдромом хронических опозданий, всегда приходя позже на час, если не больше. Это послужило вдохновением для покупки карманных часов. Три года назад эта схема поставила маму Бена в тяжёлое положение, но ему идея казалась очаровательной. Часы были из чистого серебра, соответствовали его собственному вкусу, и на них не было гравировки. Даже в канун Рождества, Бен знал, что есть хороший шанс, что они с Мейсоном больше не будут встречаться.

За двадцать дней, которые они провели вместе, Мейсон прогорел на трёх разных работах. Когда Бен впервые его встретил, Мейсон был никудышным барменом в "Мертилс", захолустном лесбийском баре. Бен сразу же влюбился в его образ плохого парня. Крашенные волосы, пирсинг и плохо понимаемые татуировки заметно контрастировали с опрятными симпатичными мальчиками и тонкими художественными натурами кампуса. У большинства студентов был как минимум один из этих бунтарских элементов, но в Мейсоне было что-то действительно дрянное.

Работа в баре резко закончилась из-за сплетен о пропаже денег из кассы. Затем появилась строительная работа в аутлете, для чего мышцы Мейсона могли и подходить, но это продлилось всего два дня. Бен не был до конца уверен, что произошло, хотя подозревал, что на пути встал марафон чрезмерного употребления наркотиков. Сейчас Мейсон работал продавцом в музыкальном магазине. По крайней мере, так было пару дней назад, когда Бен видел парня в последний раз.

С молитвой благодарности любому Богу, который его слышал, Бен поспешил в минимальное количество тепла, предлагаемое его многоквартирным домом. "Квартира" было смехотворным понятием, так как крошечные жилые помещения едва подходили под определение общежития, и владелец трущоб это знал. Не считая нескольких пенсионеров и чудаков, все десять этажей здания занимали студенты, которые не хотели жить в кампусе. В то время эта идея казалась такой взрослой, но реальность была далека от очарования.

Бен прикусил кончики своих облачённых в перчатки пальцев и высвободил руку. Онемевшими пальцами он с трудом нашёл ключи и открыл дверь в квартиру. Когда молодой человек зашёл, его поприветствовал запах сигаретного дыма. Здесь был Мейсон. Бен позвал его, озадаченный темнотой в помещении. Мейсон спал?

Бен прошёл в гостиную, которая едва была достаточно большой, чтобы вместить диван, и включил свет. После двухсекундной задержки свет загорелся, демонстрируя пустое место в углу. Через мгновение Бен понял, что пропал двадцатидвухдюймовый телевизор. По его спине пробежал озноб. Его ограбили! Это была не пугающая мысль. Пугало то, что грабитель всё ещё мог рыскать в квартире.

Затем Бен пошёл на кухню, размером с шкаф, чтобы взять самый большой и единственный острый нож, который у него был. Держа его как детектор воров, парень прошёлся по всем комнатам. Учитывая размеры квартиры, на это потребовалось не много времени. Кто бы там ни был, он уже ушёл, но забрал телевизор и магнитофон Бена. Упаковка из шести банок пива, купить которую ещё днём Бен умолял друга, тоже пропала из холодильника.