– И это все, что вы можете мне сказать?
– Какая разница, дорогой? – старуха присела рядом, поджав ноги. В сумме с ее возрастом это выглядело довольно забавно. – Разве тебе нужна моя правда?
– Паразиты – это не боги, да?
– Наверно.
– Боги еще страшнее?
– Может быть.
– Я думаю, истинное лицо богов – человеческое. Это объясняет, почему мир такой, ведь человек не может быть идеальным.
– А паразиты?
– Все это время они вроде каких-то монстров, но, может, такими их хотел видеть я? – Матвей приподнялся и сел. – Такими я их боялся. Все происходит только для того, чтобы я боялся. И вы тоже.
– Ты все так же боишься взглянуть на самого себя, Матвей, – покачала головой старуха. – Верь не мне, верь себе.
– Хотите, чтобы я это сказал? – не дождавшись ответа, продолжил. – Я думал об этом – чего я боюсь. Еще тогда думал… Вы знаете, я говорил это ему… Ах! Вот оно что. Я говорил это священнику в тот день, в церкви, но мысли задолго до этого созрели в моей голове. Я просил ответа, утешения, но искал его просто не там. Я удивляюсь… В Библии сказано, что бог создал нас по своему образу и подобию, но глядя на то, во что мы превращаем мир, заглядывая внутрь себя, я прихожу к выводу, что эта божья часть – вся человеческая бесчеловечность, позволившая нам поставить убийство на поток, потому что не имеющие этой искорки животные не извращаются. Мы падаем с таких высот – все ниже и ниже во тьму – наверное, стремясь к другому отцу. И тогда я ужасаюсь – если мы такие уродцы с крошечной божьей частью, то какой же монстр тогда он? И я боюсь его внутри себя.
– Страх позволяет множеству вещей существовать. Ты помнишь, из-за страха лишиться сына Рея спрятала Зевса в пещере. Так выжил бог. Так он выживает внутри вас. Ты осознал обман идеи веры. Но есть тот, кто тоже осознал в себе часть бога и играется с этим. Матвей, ты не понимаешь этого, но все, что происходит – должно происходить. Как сказал Ипсилон: в смерти нет ничего страшного.
– Вы за него, да? Вам нужна моя смерть?
Матвей вытер слезы тыльной стороной ладони.
Он будто помолодел, стал маленьким мальчиком, которому бабушка рассказывает истории. И от этой картинки веяло каким-то недетским ужасом.
– Никому не нужна твоя смерть. Кроме тебя, конечно.
– Я хочу отсюда выбраться.
– Нет. Ты должен это сделать, дорогой. Должен.
– Что?
– Первым убить Ипсилона.
– Зачем? – ужаснулся Матвей.
– Так надо. Не бойся, я буду смотреть и помогу. Я помогу. После этого ты сможешь уйти.
Старуха поднялась, ее суставы хрустнули, прощаясь.
Она пошла прочь прямо в темноту, растворяясь в ней, как капля чернил в воде. Когда силуэт уже почти не удавалось сложить воедино в образ человека – старуха обернулась и повторила свои слова.
Что после такого должен был чувствовать Матвей, оставшись в одиночестве?
Растерянность?
Если так, то он ее почувствовал.
А еще негодование – убить человека.
По силам ли такой приказ?
В голове пуще прежнего зароились надоедливые мысли.
Он перебирал пальцами в задумчивости над услышанным. Цепочка мыслей привела к уже давно знакомой проблеме, и мужчина закатал рукава свитера, обнажая ранки.
Кое-где снова образовались выросты, прячущие и защищающие в себе то, что превратит его в настоящего монстра, отрежет путь назад. Сейчас оно просыпалось, созревая, как бабочка в куколке.
В конце концов, именно этого добивались паразиты все это время, а он разве может противостоять им?
Убить человека.
– Ты меня обманула.
Глава 9. Sic itur ad astra
Холодным днем мужчина гулял по городу босым, вопреки всему не встретив ни единого человека или паразита.
Улицы пустовали, и было в этой пустоте что-то нереальное, неправдивое.
Невидимые звезды с неба наблюдали, как одинокий прохожий петляет по проезжей части, ходит кругами по мокрой от плевков траве, падает и поднимается, делали свои выводы или просто насмехались.
Жалели?
Нет, потому как даже по ледяному их свету можно догадаться, что душа звезд – льдина, не умеющая никого жалеть. А, может быть, дело не в ней, а в том, что они сами давно мертвы и смотрят на людей через века непрожитых ими дней.
«Как же Матвей спустился с десятого этажа, не сломав себе ничего?», – спросите вы. Вот вам простой ответ: «Бывает и такое».
Бывает, наряду с чудотворными иконами и святыми источниками. Бывает, не часто встречается, но существует.
Он остался в своем мире неосознанно и уж тем более – непреднамеренно. Возможно, это чья-то глупая оплошность, но если так – на полосе его закатного солнца загорелся ярко-оранжевый луч, ибо чуткое сердце сестры почувствовало неладное и заставило вернуться домой.
Уже с порога, столкнувшись с пустыми комнатами, Алена все поняла.
– Это моя вина, – всхлипнула девушка. – Не должна была я оставлять его.
По своей натуре она была одной из тех, кто готов вскинуть на свои плечи чужой груз, лишь бы не остаться ни с чем. Но Гриша другой – ему и своей ноши достаточно.
Девушка вытерла выступившие слезы. Длинные черные полосы размазанной косметики остались на руках и щеках.
– Когда я проглядела? Что упустила? – бубнил перекошенный рот.
У нее и мысли не возникло, что он мог вернуться.
Что-то было во всем этом странное, что-то такое, с чем она раньше не сталкивалась.
Алена погладила обложки разбросанных книг, провела пальцем по ручке чашки с недопитым кофе, зашла на балкон.
Ее смутила снятая москитная сетка.
– Гриша, это ты сетку снял?
– Я ничего не трогал, – ответили с кухни.
Цепляясь за призрачную догадку, как за спасительную соломинку, Алена попыталась понять, зачем понадобилось бы снимать сетку Матвею. Страшная догадка пронеслась в сознании, и девушка, трясясь, выглянула из окна на землю.
К мимолетному облегчению тело брата не лежало в неестественной позе внизу, а ветки кустов не прогнулись под его весом. Но то, что он не лежал там, не означало, что Матвей не мог покончить с собой где-то в другом месте.
– Где же ты?
Где ты?
Где ты?
Девушка наматывала круги по комнате.
Куда идти?
Бегать по улице, спрашивать прохожих?
Звонить в полицию?
Врачам?
Ждать?
Но, если ждать, то чего?
Тревожный холодок пробежал по коже. Что-то промелькнуло за спиной, задышало и вторглось в пространство комнаты.
Алена спешно обернулась, но ничего не заметила.
– Кто здесь? – срывающимся от волнения голосом, спросила она.
Комната молчала.
Конечно, мир – сложная штука, в которой есть место для множества разных вещей, существующих бок о бок, но самое главное – на что смотришь ты.
– Кто здесь?
Девушка закрыла глаза и вздохнула.
Маленькое облачко, будто оторвавшееся от небесного, зависло над полом. Спустившись на землю, вглядываясь вверх, как в нечто недоступное и запретное, примеряя на себе роль людей, в какой-то момент оно забыло, кем является.
Алена через щелочку глаз оглядела комнату.
Ничего.
Она разочарованно выдохнула.
С кухни послышался звон тарелок. Неужели Гриша решил перекусить?
Сдерживая перерастающее волнение в злость, девушка вернулась на балкон и поставила сетку на место.
Раздумывая, как лучше поступить, Алена подперла кулаком подбородок, посмотрела в окно.
В обычное время крошечными муравьями сновали туда-сюда люди с большими пакетами, набитыми едой, с телефонами и наушниками, проигрывающими популярные мелодии, с зажжёнными и тлеющими сигаретами. Пепел от них не успевает падать на землю, улетая вместе с ветром.
Мужчины за сорок кидают многозначительные взгляды на проходящих девушек, которым едва-едва исполнилось шестнадцать.
А девушки оценивают друг друга взглядом, определяя, кто из них симпатичнее.
И редкие парочки обсуждают либо фильмы, либо общих друзей, на которых им, по правде, совсем наплевать. Лишь бы не молчать.