За заваленным папками столом сидит молодая девушка, полностью погруженная в работу. Матвей опустился на мягкий синий диван и заинтересованно огляделся.

По бокам громоздятся небоскребами шкафы с различными документами, заклеенные разноцветными стикерами с заметками. Повсюду зеленеют неприхотливые растения с белыми и розовато-малиновыми жилками. Угловые потолочные пенопластовые плиты испестрены рыжими потеками, а крайний ряд люминесцентных ламп изредка моргает.

Алена свернула в коридор, исчезла из вида. Только звук каблучков о паркет напоминает о том, что она еще рядом.

Матвей прислушивается к удаляющемуся стуку, к тихому похрустыванию, ощущая в пальцах покалывание микроскопических иголочек.

Не пришло ли время?

Не подошел ли он к краю своего существования?

В какой-то момент мелодия шагов девушки рассеивается в неизвестности. В неизвестность можно даже наступить ногой, правда, потом подошву не отмоешь.

Если сильно вдавить ногти в ладонь – оставленные рифленые отпечатки будут напоминать закрытые, обласканные безмятежным сном, глазные веки.

Мы боимся внутренних глаз, потому что они видят нас изнутри – нам никогда не удается их обмануть.

– Вам что-нибудь принести? – подала голос девушка.

– Нет, спасибо.

На минуты две-три воцаряется тишина. Слышно мерное постукивание ухоженных ногтей по клавишам клавиатуры.

Комок нервов в животе понемногу расслабляет хватку, мышцы пресса с приятным облегчением растягиваются, надувают живот.

И с точно такой же скоростью, с какой появилось успокоение, тревожность вновь завладевает телом.

– А, как здесь с охранной? – обеспокоенно спрашивает мужчина.

Об этом нужно было разузнать сразу, с самого порога. Нельзя допустить, чтобы паразиты и старуха смогли беспрепятственно его найти.

– Что?

– Охрана всех пропускает?

– Клиентов и сотрудников.

Матвей поднялся на ноги.

– Где здесь туалет?

– По коридору налево, последняя дверь.

Он сворачивает в коридор, ранее проглотивший сестру, по пути заглядывает в чей-то пустой кабинет, окидывает взглядом захламленные полки. На столе горит синим экраном компьютер, у клавиатуры стоит дымящаяся чашка с кофе.

Верно.

Мысли только о работе, а если и нет – то о доме.

Поскорее бы уйти домой. Поскорее бы сесть перед телевизором.

Зайдя в туалет, мужчина первым делом умывается, смывая пот. Выступившие соленые капли размазываются по лицу и губам, пощипывают, попадая на язык, оставляя после себя неприятное колющее послевкусие.

Не без опасения, после, мужчина распахнул двери всех кабинок, проверяя на наличие посторонних посетителей – офисных работников с мокрыми подмышками в расчет не принимал.

– Я так и думал, – удовлетворенно произнес Матвей. – Все чисто. Это хорошо, очень хорошо.

«А ты не думаешь, как после всего вести нормальную жизнь?».

– Нет.

Вернувшись в приемную, облегченный Матвей наградил девушку улыбкой.

– Вы очень красивая, – зачем-то сказал он.

Девушка смущенно улыбнулась.

На этом Матвей остановился.

Стеклянные двери отворяются, пропуская двух женщин.

– Куда поедете отдыхать? – спрашивает одна, отпивая от чашки с кофе.

– В Европу. Но Андрей хочет на море. Я ему сколько раз говорила, что загар вреден, а он-то, конечно, загорать не собирается, – вспыхнула женщина. – Знаю я, чем все это закончится.

Женщины свернули в коридор, откуда Матвей напоследок услышал:

– Ой, и не говори.

Чтобы хоть чем-то отвлечься, он хватает брошенную фразу, как хватает дворовый пес голую кость, и до тошноты мусолит у себя в голове.

Ой, и не говори.

Ой, и не говори.

Ой, и не говори.

Ой, и не говори.

– У вас красивые глаза, – нерешительно произносит девичий голос.

Матвей не сразу переваривает услышанное, ему с трудом удается сконцентрироваться откуда исходит звук.

– Да, – небрежно бросает, даже не глядя на девушку.

– Правда, голубые, кажется?

Мужчина поворачивает голову. Этой секретарше от силы лет девятнадцать – наверняка устроили по знакомству.

– Карие.

– Ой, у меня не очень хорошее зрение. Карие тоже красивые, но… голубые – цвета неба.

– Красоту голубых глаз сильно переоценивают, – сквозь зубы выдавил Матвей, вспомнив глаз паразита.

Показывая, что разговор закончен, он с нарочито громким шуршанием вытягивает из стопки журналов на кофейном столике новенький номер. Еще пару секунд, пока он невидящими глазами прочитывает описание на первой странице, девушка ждет – после, с молчаливым укором продолжает печатать.

Матвей набрал воздуха в рот и медленно выпустил тонкой струйкой.

Бесцельно пролистывая журнал по бизнес-идеям, мельком прочитывая непонятные статьи, он не сразу заметил нового гостя. Он не заметил его ровно до того момента, пока тот не сел рядом с ним и не сказал:

– Привет, дорогой.

За уголком журнала виднеется худощавая кисть. Матвей поднимает глаза, первым видит спесивую улыбку, только потом все составные части складываются в знакомое лицо.

– Что такое? Не рад?

Он пятиться назад, падает с дивана, больно царапая о край стола плечо.

Секретарша незаинтересованно кидает взгляд и возвращается к работе.

– Кто пустил?

– Никто, я сама. Я куда угодно могу пройти.

Матвей поднялся на ноги и прошипел:

– Оставьте меня в покое хотя бы на день!

Старуха цыкает.

Матвей пулей вылетает из приемной, задевая стеклянные двери, загудевшие на весь этаж.

Под глухой гул, точно удар в колокол, он кидается на лестницу к низшим этажам и с рывком слышит нарастающий шум волны. Где-то там чистые ступеньки тонут под липкой нечистой массой.

Матвей разом перешагивает пролет, вбегает на лестницу выше и выше, выше, на самую крышу. В прошлый раз ему удалось убежать, а в этот – вряд ли.

– Дорогой, хватит убегать, нам нужно поговорить! – крикнула из приемной старуха.

– Нет! Отстаньте! Дайте хотя бы день! – срывающимся голосом отвечает Матвей.

Голос разносится по лестничным пролетам звоном.

С этажа выше спускается девушка, прижимая к груди стопку с бумагами. Пробегая мимо, Матвей грубо толкает ее рукой, и листки летят вниз, как белоснежные перья.

– Козел!

– Как же наше празднество, разве тебе не понравилось? Ну же, я не могу за тобой вечно бежать, вернись! – преследует голос старухи.

– Не догоняйте, оставьте!

Воздух завибрировал. Грохот воды все ближе.

Запаниковав, Матвей ускоряется, путается в ногах, как в веревочных канатах, и падает, ударившись подбородком о край ступеньки. Поднявшись, он вытирает ладонью кровь с губы и ему чудится, будто в рубиновых каплях извиваются черви.

Сзади, довольно близко слышны шаги старухи.

– Я верю в вас, – прошепелявил Матвей. – Больше нет смысла так стараться. Вы этого добивались? Я признаю существование богов! Отставьте меня.

– То есть ты думаешь, будто паразиты – боги? – хохотнула старуха. Ее смех – это булькающие удары воды о край лодки. – Ну и ну… Если ты остановишься – я расскажу о паразитах.

Матвей тут же останавливается, но не из-за старухи.

Взглянув на кисть с пунцовыми разводами капель, слыша шипящий голос волны, на него вдруг накатывает головокружительное ощущение нереальности происходящего. Кидаясь из крайности в крайность, он добровольно пожимает безумию руку, буквально оставляет на себе клеймо.

– Постойте, вас нет, – медленно произносит, оборачиваясь назад. – Ни вас, ни волны, вы – в моей голове. Иллюзия больного мозга. Все это время вас нет, – он глянул вниз на сгорбившуюся и упорно пытающуюся догнать старуху, задыхающуюся от чудовищной отдышки. С ее лба на щеки, заполняя морщины, стекают капли горячего пота – точно, как тогда с окном – вы просто не можете существовать.

Он улыбнулся, обнажая розоватые зубы.

– Ты же только что сказал… – разочарованно выдыхает старуха. – Что ты несешь?

– Вот почему для всех остальных я будто сошел с ума, – с жаром продолжал мужчина. – Потому, я сошел с ума. Я сумасшедший. Иначе как объяснить кровавое море, Ипсилона, толпу паразитов? Кафе и овцу? Я сошел с ума!