– Это мой выбор. Я сама решаю спросить, изменял ли ты мне. Сама решаю, верить ли тебе,

когда ты ответил, что не делал этого.

Он тяжело дышит, его грудь вздымается и опадает под футболкой, наконец он вскакивает

на ноги.

– Знаешь что? – раздраженно произносит он. – Ладно. Пошли.

– Куда?

– Избавимся от списка раз и навсегда. У нас тут где-то было немного краски. Может,

список Келлана и сослужил службу, но мой уж точно нет.

Я смотрю, как он надевает кроссовки и хватает куртку с кресла, протягивая мне мою. Не

веря, что мы и впрямь это делаем, я следую за ним вниз по лестнице, и жду, пока он беседует в

гостиной с Дэйном, выясняя, где у них лежит краска. Понятия не имею, зачем она им, но на

минуту он исчезает в подвале и возвращается с двумя кистями и старой банкой с голубой

краской.

– Ну все, – изрекает он, хватая шерстяную шапку с логотипом хоккейной команды и

натягивая себе на голову. – Пошли.

– Пошли, – эхом вторю я. – В здание Союза Студентов.

– Угу.

Он начинает шагать вниз по дорожке к улице, но передумывает, когда замечает на траве

мой велик. Вместо этого он поднимает его и жестом подзывает сесть сзади.

– Кросби…

– Ты идешь или нет, Нора?

Джулианна Киз

«Под вопросом»

Колледж Бернема # 1

Я вздыхаю и перекидываю ногу на сиденье. Это даже отдаленно не комфортная езда и в

первое время мне кажется, что мы опрокинемся в неуклюжий клубок ушибленных

конечностей. Но наконец Кросби удается удержать равновесие, и он крутит педали в сторону

кампуса, банка с краской свисает с рукоятки руля и бьется о его колено.

– Нам не обязательно это делать, – говорю я, когда мы останавливаемся у здания и

несуразно слезаем с велосипеда. Размалевывание школьной собственности кажется довольно

верным способом вновь вляпаться в неприятности, а Кросби даже не пытается скрыть улики

нашего плохо продуманного плана. К счастью, вестибюль еще более пуст, чем когда я была тут

ранее, и охранников не видать. Кросби тяжело дышит от напряжения, а я дрожу от холода и то,

что в помещении тепло, не имеет для меня никакого существенного значения.

Однако я должна вести себя хорошо.

– Кросби, – шиплю я, вырывая руку из его, пока он нажимает кнопку вызова лифта. – Это

похоже на нечто, что явно противоречит правилам.

– Это мое имя, – говорит он упрямо, подталкивая меня в прибывший лифт. – И я хочу его

удалить. Если они его не закрасят, то это сделаю я.

Остаток пути мы не произносим ни слова, также молча заходим в женский туалет. Кросби

снимает свою куртку, чтобы не вымазать ее в краске и, поколебавшись секунду, я поступаю

также.

– Похоже, ты чувствуешь себя здесь вполне комфортно, – комментирую я и заслуживаю

убийственный взгляд, а мне в руку не слишком нежно шлепается кисть.

Он встряхивает банку и открывает крышку, сбросив ее в одну из раковин.

– Которая кабинка? – спрашивает он.

Я вздыхаю и указываю на нужную, провожая его взглядом самого несчастного сообщника

в мире. Он просматривает стену, пока не замечает своего имени, и я верю, что он никогда его

раньше не видел. По тому, как округлились его глаза, не думаю, что он вообще видел какой-

нибудь из этих списков.

– Ты никогда здесь не бывал? – утверждаю я. Знаю, что списки дублируются и в туалете у

парней, так что он мог их видеть.

Он рассеяно качает головой и проводит пальцем по своему списку, чтобы узнать три

последних записи. Они кажутся настоящими, аккуратно указаны даты, фамилии и имена.

– Я их не знаю, – произносит он, глядя на меня. – В отличие от плохого примера Келлана,

я спрашиваю имена.

– Ладно, Кросби.

Он макает свою кисть в краску и прокручивает ее, после чего аккуратно проводит по

своему имени. Видеть, как оно исчезает неожиданно печально и вместе с тем приятно.

Я завидую. Хотелось бы мне, чтобы можно было так же легко стереть мои ошибки. Куча

проваленных предметов? Исчезли. Арест? Никогда не производился. Перепих с лучшим

другом твоего будущего парня? Точно не было.

Я уже максимально стараюсь устранить свои ошибки, так что наклоняюсь, макаю свою

кисточку в банку и помогаю Кросби избавиться от его. Все занимает не больше пары минут, но

вызывает неожиданную радость, и вскоре мы перемещаемся в мужской туалет и проделываем

аналогичное там. Здесь список идентичный, за исключением того, что в нем двадцать пять

позиций, имена трех таинственных женщин тут явно отсутствуют. Хотя он никак это не

комментирует, и мы молча красим, пока список вконец не исчезает под бледно-голубым

квадратом на испещренной граффити стене.

Некоторое время мы просто таращимся на опустевшее место, и я задаюсь вопросом, не

сожалеет ли он об этом. Был ли этот список как бы визуальным поводом для своего рода

гордости, явным подтверждением того, какой он жеребец.

– О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я.

С мгновение он молчит.

– Мне нравится.

– Да?

Он переводит взгляд на меня.

– Да.

Мы выходим из кабинки и промываем кисточки, затем надеваем куртки и спускаемся в

вестибюль. Чуть избавившись от гнева, Кросби прикладывает больше усилий, чтобы скрыть

131

N.A.G. – Переводы книг

банку с краской, хотя теперь уже охранник оказывается на своем посту и с подозрением

наблюдает за нами.

– Добрый вечер, – приветствует он.

– Добрый вечер, – отвечаем мы, спеша прочь. Одна из кистей выпадает из кармана

Кросби, оставляя мокрый след на отполированном полу, и я быстро ее подхватываю.

– Что вы делали наверху? – спрашивает охранник, вставая. Он здоровяк, вооружен лишь

фонариком и рацией, и не является для нас угрозой, когда мы выбегаем в двери и заскакиваем

на мой велосипед.

Охранник не гонится за нами, но Кросби все равно жмет на педали как сумасшедший. Я

цепляюсь за его торс, ощущая, как банка с краской прижимается к его животу, а его грудная

клетка расширяется после каждого вздоха. От прохладного воздуха пощипывает кожу, и,

прикрыв глаза, я зарываюсь лицом в его дутую куртку. Прежде чем сама это осознаю, я

начинаю смеяться. Я так сильно смеюсь, что весь велик трясется, и Кросби бросает на меня

взгляд через плечо, пытаясь понять, что происходит.

– Нора! – восклицает он, слова растворяются в ледяном ветру. – Что ты делаешь?

– Ничего, – бормочу я в ткань, понимая, что он не может услышать. – Не останавливайся.

Хотя он и не может разобрать моих слов, но не останавливается, пока мы не

возвращаемся к дому братства и не тормозим на лужайке.

– Ты смеешься или плачешь? – уточняет он, позволяя банке с краской выпасть из его

куртки и подскочить на замерзшей земле. – Я не могу понять.

– Смеюсь, – признаюсь я. – Сама не знаю почему.

На улице слишком темно, чтобы я могла различить блеск, который обычно появляется в

его глазах в такой ситуации, но я не останавливаю его, когда он прижимает меня спиной к

стволу древнего дуба и накрывает мой рот своим. Его пальцы зарываются в мои волосы и тянут

почти до боли, но и тут я его не останавливаю. Просто целую в ответ со всей злостью,

облегчением, радостью и скорее с неожиданной горячностью, чем холодностью.

– В доме, – выдыхаю я, отстраняясь, чтобы перевести дух.

– Здесь? – спрашивает он. – Ты уверена?

Я толкаю его к зданию.

– Да.

Он хватает меня за руку и тащит вверх по лестнице. Я слышу парочку мяуканий из

гостиной, но не обращаю на них внимания, расстегиваю свою куртку и следую за Кросби в его

комнату. Мы целуемся, обжимаемся и раздеваемся, но когда мы уже наполовину лишаемся

одежды, он вдруг останавливается и отстраняется на шаг.

– Черт, – бормочет он. – Нора, у меня нет презервативов.