– Это мой выбор. Я сама решаю спросить, изменял ли ты мне. Сама решаю, верить ли тебе,
когда ты ответил, что не делал этого.
Он тяжело дышит, его грудь вздымается и опадает под футболкой, наконец он вскакивает
на ноги.
– Знаешь что? – раздраженно произносит он. – Ладно. Пошли.
– Куда?
– Избавимся от списка раз и навсегда. У нас тут где-то было немного краски. Может,
список Келлана и сослужил службу, но мой уж точно нет.
Я смотрю, как он надевает кроссовки и хватает куртку с кресла, протягивая мне мою. Не
веря, что мы и впрямь это делаем, я следую за ним вниз по лестнице, и жду, пока он беседует в
гостиной с Дэйном, выясняя, где у них лежит краска. Понятия не имею, зачем она им, но на
минуту он исчезает в подвале и возвращается с двумя кистями и старой банкой с голубой
краской.
– Ну все, – изрекает он, хватая шерстяную шапку с логотипом хоккейной команды и
натягивая себе на голову. – Пошли.
– Пошли, – эхом вторю я. – В здание Союза Студентов.
– Угу.
Он начинает шагать вниз по дорожке к улице, но передумывает, когда замечает на траве
мой велик. Вместо этого он поднимает его и жестом подзывает сесть сзади.
– Кросби…
– Ты идешь или нет, Нора?
Джулианна Киз
«Под вопросом»
Колледж Бернема # 1
Я вздыхаю и перекидываю ногу на сиденье. Это даже отдаленно не комфортная езда и в
первое время мне кажется, что мы опрокинемся в неуклюжий клубок ушибленных
конечностей. Но наконец Кросби удается удержать равновесие, и он крутит педали в сторону
кампуса, банка с краской свисает с рукоятки руля и бьется о его колено.
– Нам не обязательно это делать, – говорю я, когда мы останавливаемся у здания и
несуразно слезаем с велосипеда. Размалевывание школьной собственности кажется довольно
верным способом вновь вляпаться в неприятности, а Кросби даже не пытается скрыть улики
нашего плохо продуманного плана. К счастью, вестибюль еще более пуст, чем когда я была тут
ранее, и охранников не видать. Кросби тяжело дышит от напряжения, а я дрожу от холода и то,
что в помещении тепло, не имеет для меня никакого существенного значения.
Однако я должна вести себя хорошо.
– Кросби, – шиплю я, вырывая руку из его, пока он нажимает кнопку вызова лифта. – Это
похоже на нечто, что явно противоречит правилам.
– Это мое имя, – говорит он упрямо, подталкивая меня в прибывший лифт. – И я хочу его
удалить. Если они его не закрасят, то это сделаю я.
Остаток пути мы не произносим ни слова, также молча заходим в женский туалет. Кросби
снимает свою куртку, чтобы не вымазать ее в краске и, поколебавшись секунду, я поступаю
также.
– Похоже, ты чувствуешь себя здесь вполне комфортно, – комментирую я и заслуживаю
убийственный взгляд, а мне в руку не слишком нежно шлепается кисть.
Он встряхивает банку и открывает крышку, сбросив ее в одну из раковин.
– Которая кабинка? – спрашивает он.
Я вздыхаю и указываю на нужную, провожая его взглядом самого несчастного сообщника
в мире. Он просматривает стену, пока не замечает своего имени, и я верю, что он никогда его
раньше не видел. По тому, как округлились его глаза, не думаю, что он вообще видел какой-
нибудь из этих списков.
– Ты никогда здесь не бывал? – утверждаю я. Знаю, что списки дублируются и в туалете у
парней, так что он мог их видеть.
Он рассеяно качает головой и проводит пальцем по своему списку, чтобы узнать три
последних записи. Они кажутся настоящими, аккуратно указаны даты, фамилии и имена.
– Я их не знаю, – произносит он, глядя на меня. – В отличие от плохого примера Келлана,
я спрашиваю имена.
– Ладно, Кросби.
Он макает свою кисть в краску и прокручивает ее, после чего аккуратно проводит по
своему имени. Видеть, как оно исчезает неожиданно печально и вместе с тем приятно.
Я завидую. Хотелось бы мне, чтобы можно было так же легко стереть мои ошибки. Куча
проваленных предметов? Исчезли. Арест? Никогда не производился. Перепих с лучшим
другом твоего будущего парня? Точно не было.
Я уже максимально стараюсь устранить свои ошибки, так что наклоняюсь, макаю свою
кисточку в банку и помогаю Кросби избавиться от его. Все занимает не больше пары минут, но
вызывает неожиданную радость, и вскоре мы перемещаемся в мужской туалет и проделываем
аналогичное там. Здесь список идентичный, за исключением того, что в нем двадцать пять
позиций, имена трех таинственных женщин тут явно отсутствуют. Хотя он никак это не
комментирует, и мы молча красим, пока список вконец не исчезает под бледно-голубым
квадратом на испещренной граффити стене.
Некоторое время мы просто таращимся на опустевшее место, и я задаюсь вопросом, не
сожалеет ли он об этом. Был ли этот список как бы визуальным поводом для своего рода
гордости, явным подтверждением того, какой он жеребец.
– О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я.
С мгновение он молчит.
– Мне нравится.
– Да?
Он переводит взгляд на меня.
– Да.
Мы выходим из кабинки и промываем кисточки, затем надеваем куртки и спускаемся в
вестибюль. Чуть избавившись от гнева, Кросби прикладывает больше усилий, чтобы скрыть
131
N.A.G. – Переводы книг
банку с краской, хотя теперь уже охранник оказывается на своем посту и с подозрением
наблюдает за нами.
– Добрый вечер, – приветствует он.
– Добрый вечер, – отвечаем мы, спеша прочь. Одна из кистей выпадает из кармана
Кросби, оставляя мокрый след на отполированном полу, и я быстро ее подхватываю.
– Что вы делали наверху? – спрашивает охранник, вставая. Он здоровяк, вооружен лишь
фонариком и рацией, и не является для нас угрозой, когда мы выбегаем в двери и заскакиваем
на мой велосипед.
Охранник не гонится за нами, но Кросби все равно жмет на педали как сумасшедший. Я
цепляюсь за его торс, ощущая, как банка с краской прижимается к его животу, а его грудная
клетка расширяется после каждого вздоха. От прохладного воздуха пощипывает кожу, и,
прикрыв глаза, я зарываюсь лицом в его дутую куртку. Прежде чем сама это осознаю, я
начинаю смеяться. Я так сильно смеюсь, что весь велик трясется, и Кросби бросает на меня
взгляд через плечо, пытаясь понять, что происходит.
– Нора! – восклицает он, слова растворяются в ледяном ветру. – Что ты делаешь?
– Ничего, – бормочу я в ткань, понимая, что он не может услышать. – Не останавливайся.
Хотя он и не может разобрать моих слов, но не останавливается, пока мы не
возвращаемся к дому братства и не тормозим на лужайке.
– Ты смеешься или плачешь? – уточняет он, позволяя банке с краской выпасть из его
куртки и подскочить на замерзшей земле. – Я не могу понять.
– Смеюсь, – признаюсь я. – Сама не знаю почему.
На улице слишком темно, чтобы я могла различить блеск, который обычно появляется в
его глазах в такой ситуации, но я не останавливаю его, когда он прижимает меня спиной к
стволу древнего дуба и накрывает мой рот своим. Его пальцы зарываются в мои волосы и тянут
почти до боли, но и тут я его не останавливаю. Просто целую в ответ со всей злостью,
облегчением, радостью и скорее с неожиданной горячностью, чем холодностью.
– В доме, – выдыхаю я, отстраняясь, чтобы перевести дух.
– Здесь? – спрашивает он. – Ты уверена?
Я толкаю его к зданию.
– Да.
Он хватает меня за руку и тащит вверх по лестнице. Я слышу парочку мяуканий из
гостиной, но не обращаю на них внимания, расстегиваю свою куртку и следую за Кросби в его
комнату. Мы целуемся, обжимаемся и раздеваемся, но когда мы уже наполовину лишаемся
одежды, он вдруг останавливается и отстраняется на шаг.
– Черт, – бормочет он. – Нора, у меня нет презервативов.