За границей это начинают понимать. Там, вдали, миллионы мужчин, женщин, детей понемногу осознают, что речь идет о них самих, об их будущем.

Только не слишком бы поздно они это поняли.

Теперь, когда родина переживает тяжелые дни, мы гордимся тем, что двое из ее сыновей, которые по праву могли бы спокойно почивать на лаврах, в этот трагический час заявили о своем желании служить стране – это Петэн и Вейган (Бурные продолжительные аплодисменты).

Петэн, победитель битвы под Верденом, великий полководец, который знает, как французская победа может восстать из бездны, сумел проявить свое человеколюбие.

Вейган, соратник Фоша, остановил натиск немцев в 1918 году, когда был прорван фронт, а позднее сумел изменить судьбу войны и привести нас к победе. От имени Франции я благодарю их обоих.

Генерал Вейган вступил вчера на пост главнокомандующего. Сегодня он уже находится на поле битвы. Ведение военных операций зависит теперь только от него. Мне хочется заявить сенату, что между маршалом Петэном, генералом Вейганом и мною существует полнейшая общность взглядов в отношении ведения войны (Возгласы: «Очень хорошо!» Бурные аплодисменты).

Речь идет об усилиях, направленных на общественное спасение. Правительство уже приняло ряд решений. Вам известны его первые мероприятия. Мы не потерпим каких-либо упадочнических настроений. Смерть – очень слабая кара за любую малейшую ошибку, наносящую ущерб жизненным интересам страны (Бурные аплодисменты).

В дни, когда на фронтах гибнут наши солдаты, пусть предатели, саботажники и трусы не рассчитывают более на снисхождение. Любые личные интересы отступают на задний план. Возвысимся до высот несчастья, переживаемого нашей родиной!

Я сказал вам правду, ибо только она может нас спасти, придав нам силу и энергию.

Доверимся великому полководцу, принявшему командование нашими армиями, доверимся солдату Франции. Он будет достойным своих предков.

Наши летчики покрывают себя славой. И да будет мне позволено выразить здесь благодарность также замечательным Royal Air Force [4] (бурные аплодисменты, сенаторы встают и долго аплодируют) за всю помощь, которую они оказывают Франции своим участием в боях и ударами по тылам неприятеля.

Два великих народа, две выступающие в тесном единстве империи нельзя победить. Франция не может погибнуть. А я, если бы мне в один прекрасный день пришли и сказали, что Францию может спасти только чудо (бурные, долго не смолкающие аплодисменты), я бы ответил:

«Я верю в чудо, ибо я верю во Францию!» (Бурные аплодисменты).

Власти остаются в Париже, однако нетрудно заметить, до какой степени неуверенно они чувствуют себя в столице.

Бельгийская трагедия

Среди царящего хаоса вскоре разразилась новая трагедия – бельгийская. Чтобы ее понять, надо проследить за событиями, которые ей предшествовали. О них германские коммюнике сообщали в откровенно циничных выражениях, а французские – в туманных; жестокая уверенность чередовалась с хрупкой надеждой. Прорвав нашу оборону (14 мая), германские вооруженные силы раскололи, как уже говорилось выше, наши армии на две группы. На юге французские дивизии удерживали фронт, идущий вдоль Соммы и Эны. На севере бельгийцы, англичане и несколько французских дивизий сражались под командованием генерала Бланшара, обороняя Дюнкерк. В газете «Стампа» итальянский журналист Чидо Тонелла сообщал из Турне, что немцы с самого начала поставили себе задачу выйти к берегам Ла-Манша и подвести войска к Парижу по долинам Уазы и Марны.

Во французском коммюнике, опубликованном в четверг, 23 мая (10.40), сообщалось, что на севере продолжаются ожесточенные бои, однако наши части продвинулись и вышли к подступам города Камбре. Общее настроение улучшилось. На бирже цены на акции стремительно взлетели. К несчастью, мы потеряли подводную лодку «Дорис», эскадренный миноносец «Адруа», плавучую базу «Нигер».

В 18 часов я отправился к Манделю. Он сообщил мне, что мы отбили Амьен, что наши войска уже в предместьях Перонна и что Северная группа армий производит на генерала Вейгана хорошее впечатление. Я был обрадован и удивлен; тогда Мандель в моем присутствии позвонил Бодуэну, получившему эти сообщения из генерального штаба, и попросил подтвердить их, что тот и сделал. Однако вскоре стало известно, что отдельные танковые соединения неприятеля обошли наши армии с запада. В тот же день, 23 мая, немцы сообщили о продвижении своих войск к берегам Шельды и в направлении Кале, а также о капитуляции второй группы сооруженных по последнему слову техники укреплений Льежской крепости. Англичане признали, что возле Оденарда образовался проход и что немецкие бронетанковые соединения приближаются к побережью. По-прежнему царит смятение.

В течение того же дня, 23 мая, немцы бомбили Этрепилли департамента Сена и Марна; Розеротт и Рэмонкур в департаменте Вогезы; Тури (Эр и Луар); Шато-Тьерри (4 убитых), где английские летчики не дали немцам возможности пикировать на город; Олнэй, Фэр-Шампенуаз и Коннантр (2 убитых) в департаменте Марна; вокзал в Моменхейме (Нижний Рейн), где они обстреляли из пулеметов четыре паровоза у товарных составов; вокзалы в Саверне, Руксвиллере и Лимерсхейме (1 убитый); вокзал в Монтеро (2 убитых) и эшелон с войсками, направлявшийся из Лонвиля в Провэн. В Монтеро один немецкий самолет летал с французскими опознавательными знаками: он сбросил шесть бомб и несколько парашютистов (доклад дивизионного комиссара при комендатуре Парижа). Утром в пятницу, 24 мая, новости оказались неприятными, вопреки полученным мною накануне официальным сообщениям, переданным мне в министерстве внутренних дел. Как и г-н Рейно в сенате, Уинстон Черчилль выступил в палате общин с заявлением о падении Аббвиля и о тяжелых боях у Булони. Мандель, которому я позвонил в 9.30, настаивал на своих вчерашних данных. Генерал Вейган, сказал мне Мандель, хочет, чтобы в течение нескольких дней коммюнике носили туманный характер. Очевидно, положение по-прежнему очень серьезное и сложное. В газете «Журналь» генерал Дюваль писал, что местные бои в Булони или где-нибудь в другом пункте имеют во много раз меньшее значение, нежели основные операции. По мнению Кериллиса, вчерашний день ознаменовался восстановлением морального духа французских войск. Он написал о росте напряженности в отношениях между Советским Союзом и Германией.

Меня посетил председатель муниципального совета Парижа Пэш, которого попросили занять этот пост, несмотря на его преклонный возраст – ему был 81 год. Его тревожили некоторые слухи, разговоры о предательстве. Пэш сетовал на то, что постоянные комиссии муниципалитета не привлекаются к сотрудничеству с правительством. Проблема газа также внушала ему опасения.

В 12.10 Мандель заявил мне, что оптимистические настроения не исчезли. Англичане оставили Булонь, где обосновались мы, и эвакуируют свою базу в Руане. Мы удерживаем линию фронта на Сомме и даже перешли ее в двух пунктах – Корби и Брее. Северная группа армий производит хорошее впечатление. Однако Дотри, хотя и держится мужественно, явно чем-то озабочен. Он занялся подсчетом понесенных нами потерь – вооружения, заводов и фабрик. По мнению Дотри, теперь надеяться можно главным образом на Америку.

Согласно немецкому коммюнике от 24 мая, союзные войска окружены на севере Франции и в Бельгии. Турне, столь пострадавший в начале и в конце первой мировой войны, а также и Мобёж, город, с которым связаны воспоминания о героизме майора Шарлие, в руках неприятеля. Итальянский журналист, описывающий наши беды в газете «Стампа», наблюдал бои за Турне, сражение в окрестностях Леза, на высотах близ Рене. Германские 75- и 100-мм орудия, обстреливающие берега Шельды и создающие заслон для наведения понтонных переправ, расположились под сенью высоких деревьев, среди кустов цветущей азалии. Немецкая артиллерия крушит не только все видимое, но и все невидимое: памятники времен Людовика XIV и Вобана, монументы из голубого камня, ряды домов с широкими окнами, великолепные ансамбли XVIII века. Эту печальную картину завершают башни собора, на который нельзя смотреть без волнения. Создается впечатление, будто Германия обрушила свою ярость на прошлое, на тени двух французских батальонов, которые в 1914 году обороняли Турне от целого германского корпуса. Одновременно немцы стали быстро продвигаться к французским портам на Ла-Манше.