В Тане колыхнулось и закипело злое упрямство. "Вот паразиты", - прошептала она и, недолго думая, полезла прямо по вещам. Вслед полетели грубые мужские окрики. Уже в конце этой баррикады она зацепилась ногой за какой-то ящик, и, чудом не упав, вылетела во двор. К ней тут же подскочила полная женщина в тесном дорогом пальто и меховой шапочке-"таблетке" на голове.
- Де-вуш-ка, ну что это такое? - возмущённо обратилась она к Тане. - Не видите, занят проход! Так нет, надо лезть! Обойти не могли?
Таня ошеломлённо поморгала на неё, но тут же нашлась.
- А вы? Почему арку загородили? А если тревога? Правил не знаете? Или не для вас они написаны? - поправив беретку, выпрямилась она навстречу женщине. Научилась уже обороняться нападением. Часто помогало.
- А вам-то что? Идите уж, раз пролезли... Тоже мне, инспекторша! - пренебрежительно скривила губы женщина.
- Разрешаете? - усмехнулась Таня и с испугом почувствовала, как в груди срывается и катится сокрушительная лавина бешенства. И - самое страшное! - её совсем не хотелось останавливать. - Освободите проход немедленно! - глухо, кипяще, сквозь сжатые зубы выговорила она. - Сейчас же, слышите?
- Че-го?! - сощурилась женщина, упирая руки в бока и угрожающе приближая лицо к Тане. - И это она со старшими! А ну, пошла отсюда, паршивка! Ишь, возомнили о себе... Это твои вещи?! Твои, я спрашиваю? Вот будут свои, тогда посмотрю...
Злые, шипящие слова из-под узкого базарного прищура текли мимо ушей. Таня за новым ошеломлением ничего не могла расслышать. Возле арки, на газончике, она увидела рояль. Небольшой. Кабинетный. Чуть потёртый и поцарапанный. Но солидный, породистый, почтенный и тяжеловесный. На нём, вверх дном, лежало бельевое корыто.
- А вы, значит, музыку любите... Надо же! - покачала она головой и скупо улыбнулась.
Женщина невнятно гамкнула, как озадаченная собака, и осеклась.
- Что тут, Любочка? Что за шум... - послышался вкрадчивый мужской голос. Таня обернулась. От подъезда к ним подходил невысокий, с брюшком, мужчина в добротном тяжёлом пальто и меховом картузе.
- Да вот, нашлась тут блюстительница... Командует! Раньше-то зашуганные ходили, а теперь распустились! Некому на место поставить... - горько посетовала женщина.
- Ну, зачем... Ну, не надо... - будто ребёнка, успокаивал её муж. - Ну, загородили проход... Ну, нарушили чуть-чуть... - говорил он, обращаясь уже к Тане. - Ну, ничего, сейчас погрузимся... Всё уберём!
- И рояль? - зло и долго поглядела Таня в его быстрые, острые, серые глаза. Она узнала его. Это был начальник паспортного стола. Того самого. Но военные превратности судьбы давно уже не удивляли. Значит, так надо. - А я и не знала, что вы в композиторы подались. А как же ваш паспортный стол?
- Ну, знаете, не болтайте чепухи! - недовольно поморщился чиновник. - Идите, куда шли!
- Да шла-то я к вам. В паспортный стол. А вы драпаете... Стыдно, товарищ Чижов!
- Ну, вы не очень-то, - неуверенно проворчал Чижов, и в глазах мелькнула усталая тоска. Как при разговоре с надоедливым посетителем. - Это вон они драпают, - и кивнул под арку. - А мы убываем согласно предписанию. Могу предъявить... - и коснулся кармана. - Только с какой, собственно, стати?
- Предъяви, предъяви! - раздался дребезжащий, ехидный и нетрезвый голос сверху. - Пусть почитает, может, там и про рояль написано? И про мебеля твои? И про машину казённую?
- А ты заткнись, забулдыга! Не прищучили тебя вовремя! - огрызнулась мадам Чижова.
- Меня? - удивился тот же голос. - Ну, меня-то дальше сто первого не заслали бы... А вас, шкурников, точно не успели... В тридцать седьмом!
И в доме, несмотря на холод, начали одно за другим распахиваться окна.
- Трусы!
- Предатели!
- Постыдились бы!
- Да вы... Да как вы смеете? Да что это такое, в конце концов?! Степан Самсоныч! Стёпа! Где ты там? Перепиши квартиры, пусть разберутся.
- Да ла-адно уж вам... - лениво протянул выглянувший через узлы дворник. - Нашли время лаяться...
- Нет, я этого так не оставлю! Будет тут каждая пьянь пасть разевать! Да я вас всех... - и гневный багрянец вдруг схлынул с упитанного чижовского лица. Он пригнулся, вытянул шею и прислушался. Со стороны улицы, от машины, сквозь мерный гул бредущей толпы раздавались гневные, требовательные крики и огрызливая ругань. Тут же по узлам, спотыкаясь, полезли серые фигуры. И во двор едва ли не кубарем выкатились два красноармейца. За ними подоспел третий. Это были вполне зрелые мужчины, из поздних призывных возрастов. Шинели и ботинки с обмотками смотрелись на них неловко и кургузо. У поясов болтались короткие сапёрные лопатки. Отряхнулись, одёрнулись.
- Это что ж вы, граждане, завал тут устроили? А ну, живо расчищать! - крикнул один из них, видимо, старший - высокий, тонкогубый, с морщинистым лицом. Двое других, оглядев вещи и увидев рояль, ошарашено присвистнули и принялись растаскивать узлы и чемоданы. Они не церемонились, и до Тани то и дело доносился хруст и звон.
- Вы что, с ума сошли? По какому праву?! - визжала из-за спин мадам Чижова. - Под суд пойдёте! Под трибунал! Где ваше командование?!
- Не ори, пупок развяжется! - буркнул старший. - Мы тут - командование. Расчёт ПВО. Сейчас технику привезём.
- Да я... Да я т-тебе... Да я вас под расстрел! - задохнулся от отчаянного бешенства Чижов. - Вы хоть знаете, где я работаю?
Солдаты на миг замерли, переглянулись и выпрямились. В глазах вспыхнула озорная злоба. Старший шагнул вплотную к Чижову и прямо в лицо, с угрожающей расстановкой, проговорил:
- А нам плевать. Мы своё отбоялись. Иди немцев пугай!
Чижов попятился. Лицо его стало серо-белым, как обёрточная бумага.
- Вы ответите... За всё ответите, бандиты! - бормотал он, елозя пальцами по пуговицам пальто. - У меня предписание...
- Ответим, шкура, - повернулся к нему один из красноармейцев. - Только мы-то когда ещё ответим, а ты - сейчас. И за всё, - голос его злобно задрожал, и он сграбастал Чижова за отвороты пальто. Тот всхрипнул и выпучил перепуганные глаза.
- Елагин, отставить! - прикрикнул старший.
- Ишь, не нравится! - опять задребезжал въедливый голос из окна. - Вон харю да жопу какую отожрал, клоп вонючий!
- А плохо ли за нашими спинами? И ещё хочет, вон пожитков сколько! - пробасил кто-то из окна повыше. - На хорошую, видать, жизнь нацелился, Чижик... Только зря бежишь. Ты и при немцах не забедуешь. Им такие нужны...
- А ты мне бумажки не тычь! - ярился Елагин, наседая на Чижова. - Подотрись ими! Тебя бы на фронт, мигом узнал бы, что почём! Что? Бронь? В-вот тебе бронь! И ещё! На!