Ощутив теплоту сердец, Пересвет взял луч, как нечто материальное, как посох, нет, как копьё, и при помощи него устоял, приобрёл твёрдость в ногах.

Увидев, что противник готов продолжать бой, змей, готовый уже сойти с Калинового моста, метнулся назад и застыл выжидающе.

Жеребец подошёл к звезде. Пересвет взобрался в седло, перехватил копьё и поскакал в атаку. Было видно, что змей поначалу замешкался и только спустя несколько драгоценных мгновений тоже помчался на соперника…

Они встретились на Калиновом мосту, посреди огненной реки Смородины, в смраде и пламени. Копьё вонзилось в змеиную пасть. Витязь одолел недруга. Подобно тому, как Георгий Победоносец пронзил змея. Старинный мотив повторился вновь, как будет повторяться ещё тысячи раз.

Яркая вспышка ослепила Глеба с Ариной. Всё низринулось на самые глубокие, самые нижние уровни мироздания – и Калинов мост, и Смородина, и поединщики…

Деревня продолжала пребывать в своём естественном дремотном состоянии покоя и блаженного неведения. Юноша с девушкой до самого вечера просидели на холме, на окраине, напротив полуразрушенного домишки, от которого всего-то и осталось, что покошенные стены да просевшая крыша. Перед самым закатом к ним присоединился Старый Со-ман. Тихо приблизившись, он молча сел рядом и стал широкими ладонями стучать по барабану, который висел у него на шее. Арина вопросительно посмотрела на него, в ответ же вестник Вселенной лишь тихо напевал известную Глебу песенку: «Камни ворон жал, да камни ворон жал!». Арина отвернулась от него, сохраняя полнейшее безмолвие. Её полные слёз глаза встретились с глазами Глеба. «Неужели всё?» – читалось в её взгляде. Он покачал головой – нет! Глеб был уверен, что история не закончена. И уверенность эта подтверждалась тем, что ни одного полуявного существа – хоть домового, хоть дворового, хоть ещё кого – не было поблизости. Он накрепко выучил одно простое правило – полуявь затихает тогда, когда предстоит появление обитателей старших уровней бытия.

Барабашек у Глеба больше не было. Они исчезли в момент, когда он созерцал огненную воронку, содеянную Пересветом в подъезде Ольгиной многоэтажки. Он скучал по Будоражу и Серому – как-никак они являлись прямым воплощением его мыслей, как бы странно это ни звучало. В сложных ситуациях именно барабашки придумывали выход или давали совет. Теперь придётся обходиться без них, как раньше…

Вдруг полуявь ожила – заохала, заскрипела, загудела, расступаясь в стороны. Вдалеке показалась окутанная золотистым сиянием фигурка усталого странника. Несмотря ни на что, передвигался он достаточно быстро – то где-то там, то уже здесь, потом ещё ближе, и вот перед Глебом и Ариной стоит Пересвет. Такой, каким он был прежде, до поединка на Калиновом мосту… только, правда, ярче, лучистее. Он ничего не сказал им, просто поклонился до земли. Не сдержав чувств, Арина крепко обняла ясносветлого.

– Объясни? – не то спросил, не то попросил улыбающийся Глеб.

– Глупый Хорь отнял у Гаввахема силы, но не смог с ними совладать. Ольга, как я понял, была приобщена к тёмной материи, потому силы Праха не искажали её плоть. Хорь такого приобщения не имел, потому был искажён сразу и послужил тем проводником, той лазеечкой, через которую Прах попытался прорваться в Явь. Границей между мирами служит Калинов мост – на нём ждал своего часа змей, по сравнению с коим и Ольга, и Гаввахем – ничто.

– Я не понимаю, откуда этот великан, превратившейся в дракона, зачем, почему? – промолвила Арина.

– Представьте себе: два воинства сошлись друг против друга. Как решить спор? От каждой стороны выезжает поединщик, как представитель своего полка. Кто победит, тот и прав. Это наименее кровопролитный способ решить спор. Прах давно жаждет прорваться наружу, сдвинуть границы мироздания. Потому как только представилась возможность – их воин был уже готов и во всеоружии дожидался меня.

– Поэтому ты так стремился не допустить того, что случилось! – сказал Глеб.

– Да, – улыбнулся Пересвет и посмотрел на заходящее солнце.

– А что же с Гаввахемом? – спросила Арина.

– Он оказался совсем рядом с Огненной рекой, его плоть обратилась в камень. Он успел измениться, стать светлее, не нарочно – просто так сложилось. Но теперь Гаввахем сможет перевоплотиться не в тёмных мирах, а в мирах Яви и, кто знает, может, когда-нибудь станет ясносветлой звездой. Однако прежде его душе надлежит пройти сквозь перерождения в царстве камней, царстве растений, царстве животных и в царстве людей. Долгий путь, но правильный.

– Каждый вершит сам Великое деланье, – вставил фразу Старый Со-ман.

Арина вопросительно взглянула на него.

– Алхимики Великим деланьем называли процесс получения философского камня, – растолковал вестник Вселенной. – В переносном значении подразумевалось очищение души и духа.

Пересвет глубоко вздохнул:

– Что же… благодарю вас, друзья!

– Куда ты уходишь?

– Не знаю. Но точно – к Свету!

Пересвет поцеловал на прощание Арину в щёку, обнял Глеба, кивнул Со-ману, который в сию же секунду исчез, и пошёл навстречу солнцу, протягивая к нему руки, точно ребёнок, который просит отца взять его к себе. Глеб вспомнил о своём хождении за седьмое небо, вспомнил, как Солнцева мать встречает своего сына-странника, а тот рассказывает о путешествии в сопровождении Дня-деньского, который скачет на жар-коне.

Лёгкая, почти призрачная фигура Пересвета уже отделилась от земной поверхности и двигалась вверх, восходя в небеса по лучу закатного солнца, точно также, как Глеб вслед за Веденеей поднимался по лунной тропе.

День уступал место сестре своей – Ночи. Солнце возвратилось в терем на седьмом небе – сегодня оно будет не одно вкушать яства, приготовленные заботливой матерью, а вместе с витязем, что боролся на Калиновом мосту…

Конец

От автора

Здравствуй, дорогой читатель! В этом разделе, если ты согласишься его прочесть, я хотел бы немного поделиться своими взглядами на русскую, восточнославянскую, мифологию и её применение мною в данном произведении.

В «Великом делании», как и во всём цикле «Полуявь», который подразделяется на подциклы «Сказки полуяви» и «Рокот полуяви», в качестве основы выбрана восточнославянская, в частности русская мифология. Без этой основы, без этого грандиозного пласта, не было бы того, что получилось. Однако я не включал мифы – их структуру или сюжеты – дословно, допуская определённое авторское переосмысление. Но не стоит путать такие понятия, как «переосмысление» и «искажение» – если я и брал что-то из кладезя народного наследия, то не отходя от классических канонов и форм. Основным же образом переосмысление коснулось восприятия своего места во Вселенной, т. е. мироощущения. Мироощущение, миропонимание – главная составляющая всего цикла, главная тема. Раскрыть же эту тему мне показалось самым простым и удобным через призму славянского русского наследия.

Важным этапом было понять то, как всё взаимодействует друг с другом, ведь славянская мифология – самая солнечная, гармоничная, но, будучи раздробленной по разным историческим причинам, она не дошла до нас в полном своём объёме. Поэтому я положился на собственное видение и чувствование вопроса, и, следовательно, не обошлось без наделения некоторых терминов авторскими трактовками и смыслами. Ярким примером здесь может послужить такой выведенный мною из логических заключений персонаж, как Со-ман. В славянском описании Вселенной, как и у многих других народов, присутствует существо, которое связывает противоположные полюсы мироздания. Учёные, занимающиеся исследованием древних культур, привыкли подобных персонажей называть словом «трикстер». Но у трикстера есть набор своеобразных характерных черт. В славянской русской мифологии такую роль чаще выполняет мышь или белка (в древности они обозначались словом «мысь»), однако у них, на мой взгляд, некоторые черты трикстера выражены не классическим образом. Т. е. наш, отечественный, трикстер не вполне трикстер в общем понимании. Поэтому я осмелился в своём художественном произведении выдвинуть собственное название – Со-ман (о значении данного термина, читатель, ты уже узнал из текста романа).