Наш командир, опытный летчик-испытатель, как нельзя лучше подходил для выполнения этого задания. К тому времени он провел много различных испытаний, в том числе первого в нашей стране реактивного пассажирского лайнера Ту-104. В качестве командира первым водил этот корабль во многие страны Европы и Азии.

В один из августовских дней 1957 года после весьма основательной подготовки мы приступили к летным испытаниям. Погода была хорошей. Настроение - тоже. Закончив предполетную подготовку, выходим на стоянку самолетов.

- Ну как, Степаныч, «обневесомимся» сегодня? - шутливо спросил командир.

- Попробуем, - уклонился я от прямого ответа.

- А Евгений Александрович «новейший» прибор для определения уровня невесомости изобрел, - вступил в разговор радист. - Высший класс кибернетики и телемеханики.

- Какой еще прибор?

- Да пусть он сам покажет.

На самолете был установлен указатель перегрузок, но пользоваться им было не очень удобно. Да и чувствительность его оставляла желать лучшего. Вот Женя и создал «систему», состоящую из обычной ученической резинки, подвешенной на кусочке шпагата. В состоянии невесомости резинка должна была устойчиво висеть в кабине. При переходе самолета на положительные перегрузки резинке полагалось опускаться, а при отрицательной - взмывать. Как ни смешно, а приспособление это сыграло свою роль и особенно на первых порах значительно облегчило работу экипажа. Недаром говорят, что все гениальное просто.

Профиль полета для создания невесомости был рассчитан нашим ведущим инженером по исследованию Николаем Леонтьевичем Червяковым, хотя и молодым, но уже достаточно опытным и весьма эрудированным инженером. Эксперимент состоял в следующем: на заданной высоте мы разгоняем самолет до скорости около 900 километров в час, создаем двойную положительную перегрузку и удерживаем ее до определенного падения скорости, после чего летчик отжимает штурвал, чем заставляет самолет лететь по огромной дуге. Полет по ней идет при нулевой перегрузке - невесомости и удерживает машину в таком положении, пока самолет не перейдет на определенный угол пикирования. Тогда самолет выводится в горизонтальный полет и экипаж готовится к повторению опыта. И этот почти истребительный маневр надо выполнять на многотонной громаде!

Для определения наиболее выгодных условий полета нам были заданы высоты: 9000, 8000 и 7000 метров. Какая из них наиболее приемлема, предстояло определить практически.

Занимаем места в кабине самолета-лаборатории, застегиваем привязные ремни, проверяем оборудование, рабочие места и выруливаем на взлетно-посадочную полосу. Разбег. Взлет. Через несколько минут мы в районе испытательных полетов на высоте 9000 метров.

- Приготовиться к выполнению задания! - командует Анатолий Константинович. - Штурман, давай курс, да такой, чтобы солнце не слепило.

- Понял. Курс триста градусов.

Мне предстояло также контролировать скорость и высоту полета в различных точках траектории.

Все готово. Даю команду:

- Разгон! Включить контрольно-записывающую аппаратуру.

Самолет достигает заданной скорости…

- «Черемуха», я - четырехсотый. Начинаем выполнение заданного режима. На борту все в порядке.

- Четырехсотый. Я - «Черемуха», слышу хорошо. После режима сообщите результаты.

- Принял, - ответил командир.

- Набор! - коротко командую я и тут же чувствую, как перегрузка вдавливает в сиденье. Поворачиваю голову влево и вижу: вместо того чтобы тянуть штурвал на себя для создания положительной перегрузки, оба летчика с выражением тревоги на лицах отжимают штурвал, а самолет упрямо лезет вверх, катастрофически теряя скорость. Высота быстро растет. Наконец корабль начал лениво переваливаться на нос; мы чувствуем сначала уменьшение веса, а потом и вовсе повисаем на ремнях. «Всплыли» и все незакрепленные предметы, поднялась неведомо откуда взявшаяся пыль, соринки. Мы ожидали невесомости, готовились к ней, но… не в таких условиях. Нужна была скорость, а наш корабль ее неумолимо терял. Каждый понимал, чем это может кончиться, но все попытки вывести самолет в горизонтальный полет были тщетными. И вдруг… На высоте 10 500 метров, почти на критической скорости, покачиваясь с крыла на крыло, Ту-104 перешел в горизонтальный полет. Сам! Впрочем, это, конечно, лишь показалось - ведь летчики не сидели сложа руки! Как бы то ни было, но скорость сначала медленно, а потом все быстрее стала нарастать. На лицах всех членов экипажа появилось просветление, но пока все молчат. Так бывает всегда после какой-либо сложной ситуации. Пройдет 2-3 минуты, и все заговорят наперебой. Так и есть: вскоре в наушниках целая словесная баталия:

- Вот это невесомость… Чуть не сорвались в штопор…

- Ничего себе - полторы версты свечой в космос.

- А что, собственно, случилось?

- Да ничего особенного. Пытались выйти на орбиту, да вторую ступень дома забыли…

Голоса бодрые. Все понимают, что самое опасное позади. Можно и пошутить - не впервой. Да, но ведь эксперимент не закончен, а только начат. Как сложится он во второй, десятый, двадцатый раз? Некоторое время спустя командир корабля спокойно резюмировал:

- Все ясно! Как мы и предполагали, на этой высоте двойную перегрузку создать нельзя. Задание будем выполнять на семи тысячах. Инженер, на борту все в порядке?

- Все нормально, командир!

- Понял. «Черемуха», я - четырехсотый. Режим не получился. На борту порядок. Передайте ведущему: произошло то, что ожидали. Согласно заданию снижаемся до семи тысяч.

- Четырехсотый, работу на семи разрешаю.

Начинаем сначала. Порядок подготовки к эксперименту тот же, но первая попытка оставила все же не очень приятный осадок, и все члены экипажа вольно или невольно ждут уже чего-то необычного, хотя понимают, что на новой высоте самолет должен вести себя совсем иначе.

Командир устанавливает заданный курс:

- Начинаем разгон, следи за скоростью.

Это мне.

- Слежу, Анатолий Константинович, Виктор Иванович, включай приборы.

Мощные реактивные двигатели быстро разгоняют самолет.

- Набор!

Вновь смотрю на летчиков, и вновь сюрприз. Теперь оба - здоровенные ребята-спортсмены - изо всех сил тянут штурвал на себя, но создать нужную перегрузку не могут.

- Прекращаем режим, - прерывисто дыша, командует Стариков.

Летчики отклоняют штурвал, и корабль плавно выходит в горизонтальный полет.

- Чижеловато, - слышу голос никогда не унывающего Евгения.

- Видно, твое «открытие», изобретатель, так и не пригодится, - пошутил командир. - Зря резинку испортил. А Николай все же молодец - он ведь и это предвидел. На такой высоте самолет слишком устойчив, поэтому у нас и не хватило силенок.

- Ничего. Осталось восемь тысяч. Кажется, высота самая подходящая. Вот там и посмотрим, - не сдавался Евгений Александрович.

- Да, золотая середина. Набираем высоту.

- Разворачивайся, Женя, а я отдохну малость после такого высшего пилотажа.

И опять мы на исходном рубеже.

- Ну, орлы, еще одно усилие - и наша взяла, - обращается к экипажу командир. - Женя, готовь свой резиновый «акселерометр».

- Готов. Только контуры подрегулирую. Даешь невесомость!

- Ладно. Командуй, штурман!

- Витя, включай приборы. Командир, разгон!…

Проходит несколько минут и снова:

- Внимание!… Набор!

Самолет вновь стремительно уходит ввысь.

На плечи опускается тяжесть. Стрелка указателя перегрузки замерла на втором делении. Это уже то, что нужно.

Набирая высоту, самолет медленно, но верно теряет скорость.

- Перевод!

И тут же вижу, как блестяще сработало климовское «открытие»: резинка повисла на изогнувшемся вопросительным знаком шпагате, и летчики, фиксируя ее движениями штурвала на одной высоте, достаточно точно выдерживали нулевую перегрузку. В окружавшем нас мире тяжести скользил по хитрой кривой островок невесомости. Ощущение на этот раз показалось нам приятным физически, а еще более - морально. Ведь это была победа.