Что должен делать летчик в такой ситуации? Пока самолет задирает нос и теряет скорость, есть время подумать и принять решение. Правда, времени маловато. Но можно успеть ответить хотя бы на такие вопросы: как быть с радистом? Как дальше бороться за спасение машины? О себе думать еще рано.

«Помочь Юра мне больше не сможет, - рассуждал командир экипажа, - а каковы шансы покинуть корабль в дальнейшем, если он будет так же беспорядочно падать? Да и будет ли вообще такая возможность? Нет, больше ждать нельзя. Он, командир, не имеет права в, создавшихся условиях рисковать жизнью товарища. Надо спасать его жизнь. Надо выбрать наиболее удобный момент для покидания борта самолета и дать команду».

Появились легкие вздрагивания, а потом сплошная, уже прочувствованная перед первым срывом, тряска. Самолет напоминал, что время на раздумье кончалось.

- Юра, покидай машину, - скомандовал Кузнецов.

Это был приказ, и радист выполнил его без промедления.

Резкий хлопок, за ним мгновенное появление непривычного шума. Все ясно. Командир остался один на один с потерявшей управляемость громадной стальной птицей. Кузнецов передает на землю:

- «Кондор-один», я - шестьсот пятьдесят третий. Машина сорвалась в штопор, радист катапультировался, азимут девяносто градусов, сто километров.

Мысли летчика напряжены до предела. События настолько сложны, что даже ворвавшийся в кабину морозный воздух не производит особого впечатления. Наступил новый этап в работе летчика. Теперь он борется за жизнь корабля. Несмотря на сложность обстановки, в мозгу мелькает мысль: «А как Юра? Удачно ли вышел из самолета. Раскрылся ли парашют? И вообще, что с ним сейчас?»

Если бы можно было спросить Кузнецова в ту минуту: «Командир, а как ты? О себе ты думаешь?», он бы не ответил. Он был занят. Он думал о спасении машины.

Сквозь грохот завихряющегося в кабине морозного воздуха летчик услышал облегчившие душу слова руководителя полетов:

- Шестьсот пятьдесят третий, вас понял. Снижение радиста наблюдаем на экране радиолокатора.

В этот момент самолет круто задирает нос, резко накреняется влево, и начинается бешеное вращение.

Уже близка верхняя кромка облаков. Через разрывы в облаках Кузнецов увидел землю. Молниеносно пронеслась мысль: «Вовремя покинул самолет Юра».

Энергично действуя рулями, летчик снова замедлил темп вращения машины и перевел самолет в пикирование. Потом очень осторожно начал вывод из пикирования. Буквально миллиметровым движением штурвала, не давая возникнуть большим перегрузкам, Виктор Игнатьевич заставил машину выйти в горизонтальный полет. Вывод закончился уже в облаках.

Пилотировать приходится по приборам. Земля ждет сообщений. Теперь можно порадовать друзей.

- «Кондор-один», я - шестьсот пятьдесят третий. Из штопора машину вывел. Иду в горизонтальном полете в облаках. Азимут сто десять градусов, расстояние до аэродрома шестьдесят пять километров.

Земля отвечает:

- Вас видим. На точку курс двести девяносто градусов.

- Понял. Разрешите снижение, обеспечьте посадку.

- Снижайтесь, посадку обеспечим. За вашим радистом ушел вертолет.

- Спасибо, - от всей души поблагодарил Кузнецов руководителя полетов.

Через несколько минут самолет снизился до высоты 2000 метров. Облачность осталась нверху. Взору летчика словно впервые открылась картина летнего пейзажа родного города. Зеленые поля и лесные массивы, окружавшие его со всех сторон, река, серебряной лентой извивавшаяся в направлении аэродрома, были сейчас особенно желанными. Хотелось быстрее посадить спасенный ракетоносец и встретиться с живым и здоровым Юрием. Как хотелось, чтобы все было именно так! Но, как говорится, беда не приходит одна. Не успел Кузнецов полюбоваться природой, как остекление кабины начало быстро запотевать и тут же обмерзать. Из кабины ничего не стало видно.

Летчик обратился за помощью к руководителю полетов:

- «Кондор-один», я - шестьсот пятьдесят третий. Помогите в заходе и расчете на посадку. Я ничего не вижу. Остекление обледенело. Иду с курсом посадки.

С земли спокойный голос ответил:

- Понял. Идете правильно.

После сверхчеловеческого напряжения, испытанного летчиком при выводе самолета из штопора, заходить на посадку вслепую требовало новых колоссальных усилий.

Страшно хотелось увидеть землю. Она где-то совсем рядом. Вот-вот самолет должен коснуться бетона посадочной полосы. Через небольшую форточку в фонаре кабины Виктор Игнатьевич замечает небольшую ошибку в расчете на посадку, исправляет ее и классически, как положено заслуженному летчику, приземляет спасенную стальную птицу на своем аэродроме.

Оставим Виктора Игнатьевича с восторженно встречающими его друзьями и побудем хотя бы минуту с Юрием Александровичем.

…Хорошо понимая сложившуюся в полете обстановку, Юрий Александрович с исключительной скрупулезностью выполняет свои обязанности. Испытательная аппаратура работает безотказно, связь с землей хорошая, электропитание всех агрегатов ракетоносца в полном порядке.

По тому, как машина снова сильно задрала нос и стремительно пошла в набор высоты, Юрий понял, что в любое мгновение может последовать команда покинуть самолет. Морально он уже подготовил себя к этому крайне нежелательному, но необходимому действию. Он прекрасно понимал, что любая задержка в выполнении команды будет отвлекать командира от напряженной работы по спасению машины. Этого он допустить не мог. Механизм катапультирования сработал идеально. Как потом рассказывал Юра, он даже не почувствовал перегрузки. Хлопок (от сброса люка) - и как на салазках вылетел из машины.

Это, безусловно, было результатом исключительно удачного выбора командиром момента покидания самолета радистом.

Результат этого испытательного полета переоценить просто нельзя. Штопор громадного летательного аппарата! Это был уникальнейший эксперимент. Мужество и героизм экипажа доказали, что и такой самолет-гигант штопорит и выходит из штопора. Уверенность в этом нужна всем, кто летает и кому предстоит на нем летать. Кроме того, само выполнение полета является примером исполнения воинского долга экипажем испытателей авиационной техники Виктором Игнатьевичем Кузнецовым и Юрием Александровичем Новиковым.

Невесомость

Октябрь 1957 года. На орбиту вокруг Земли вышел первый искусственный спутник. Мир рукоплещет советским людям, одержавшим выдающуюся победу. А наши ученые, конструкторы уже готовились к запуску в космос корабля с человеком на борту. Они знали, что значительная часть космического полета будет проходить в условиях невесомости. Но как повлияет она на физиологическое состояние человека? Сколь долго сможет космонавт переносить необычное для человека состояние? Знать это было очень важно. И тогда встал вопрос о создании для тренировки хотя бы кратковременной невесомости, чтобы человек, готовившийся к звездному старту, получил представление об условиях, которые его ожидают в орбитальном полете, а те, кто останутся на земле, были бы уверены в безопасности экипажа космического корабля. Подходящей средой, в которой можно было создать невесомость, явился воздушный океан, а аппаратом для тренировки - самолет.

Выбор пал на реактивный пассажирский лайнер Ту-104. Провели исследование возможности создания на нем невесомости. Была поставлена задача подготовить «плавательный» бассейн в пассажирской кабине и отработать методику создания в полете невесомости, максимально возможной по продолжительности.

Плавательный бассейн представлял собой отсек фюзеляжа длиной 7-8 метров, обшитый мягким материалом и ограниченный сетками, чтобы тренирующийся не «уплыл» за пределы лаборатории. С обеих сторон бассейна были установлены мощные юпитеры и киносъемочные камеры.

Для выполнения исследовательских полетов выделили экипаж: командир - Анатолий Константинович Стариков, второй летчик - Евгений Александрович Климов, бортрадист - Виктор Иванович Голубев, бортинженер - Иван Поликарпович Кулаков и бортмеханик - Василий Константинович Бондаренко. Я был назначен штурманом корабля.