пользоваться огнетушителями: водными, химическими, сифонного и пистолетного типа…

Оно все горит, мне бы расхохотаться, как Кин в романе Элиаса Канетти «Ослепление», на

пепелище своей огромной библиотеки, мне бы расхохотаться, тут так тепло, что это скоро

спалит мою без того сваренную и обожженную белых волос на шелушащемся черепе

мочалку, я беру расческу, маленькую, очень удобно брать в рейсы, она вся в клоках этих

жуткой желтой пакли, которая сыпется с моей головы, с моей блондинистой головы, и

расческа тоже летит в самопальный домашний костер: вы чувствовали этот запах горящей

синтетики, пластика и обесцвеченных паленых волос? Тогда-то я и начинаю смеяться.

Шаманским танцем прыгаю вокруг дымящегося ведьминского котла – глянцевую

стюардессу Клео сожгла святая инквизиция католической зимы.

* * *

Мира паркуется возле подножья Горы. Она берет пистолет и ключи от нашего дома в

Черных Садах. Мира ступает тихо, ее шаги никто не слышит, особенно таким тихим

вечером. Мира открывает дверь дома фрау Нахтигаль.

- Надо бы купить банку для кофе, а то открывать и закрывать постоянно неудобно, -

говорит Дантес. На столе, поставленном наподобие доски, на вафельной голубой

скатерти, он гладит походным утюгом летную форму Кристабель; они собираются в рейс.

Детки почувствовали порыв ветра и захлопнувшуюся дверь; Кристабель выбегает в

коридор, и тут же останавливается на месте:

- Мира? Мира? М-м-мира? Как ты? Как ты здесь оказалась? Кто тебе дал адрес? – и,

спустя паузу, немного подумав, еще более ошарашено. - Мира, откуда у тебя ключи от

этого дома?..

В коридор выходит Дантес, он встает рядом с Кристабель и спрашивает у нее: кто это?

- Мира… - еле слышно отвечает Кристабель.

- Ах, Мира, - Дантес оживляется. - Так вот она какая, убийца из книг! Это что,

настоящая Мира? Ты же говорила, что ее не существует в реальности, что ты ее

выдумала…

- Выдумала… - вторит эхом Кристабель.

Мира вытягивает правую руку вперед и возводит курок. Кристабель кидается к ней,

падает на колени, цепляется за подол платья в цветочек:

- Нет! Нет, Мира, нет! Не трогай его! Он хороший, клянусь, он хороший! И меня не

трогай, умоляю, мы никому плохого ничего не делали! Мы только недавно сюда

переехали!!! Никого не обижали, да, черт, мы никого и не видим, ходим только на работу

и здесь, дома сидим… Мира, ну не молчи же ты! Откуда ты узнала, где я живу? Откуда у

тебя ключи? Пожалуйста, Мира, родная, не убивай нас, мы только недавно стали здесь

жить! Только стали летать! Вот и сегодня собираемся, да, у нас вылет в одиннадцать

вечера, пожалуйста, оставь нас в покое, нам здесь тихо и спокойно, мы только обжили эти

комнаты… вот, видишь, будильник купили!.. Не убивай нас!!!

Дантес выходит вперед, тянет Кристабель подняться вверх, загораживает ее собой:

- Послушайте. Пристрелите меня, а? Она здесь не при чем, не надо ее трогать.

Кристабель ни в чем не виновата, это мне надо было голову включить вовремя. Мира, не

убивайте ее, если вам так необходимо кого-то убить. Но она правда не при чем. Не надо

нам умирать в один день, солнышко, поднимись с пола, ну же, хватит, хватит… Давай,

Мирхен, но только меня, идет?

Мира продолжает молча стоять, следя рукой за перемещениями и одного, и другой.

- Нет, Мира, нет, - ревет Кристабель, - не трогай его, да что ж мы такого сделали,

Мира? Мира, не надо, нет, не надо, не надо!...

Дантес демонстративно развязывает узел галстука (буквы «S&A» сбоку), расстегивает

верхнюю пуговицу, вышагивает еще ближе к дулу пистолета и бросает последний вызов:

- Что, слабо, да? – кричит он Мире. – Меня одного слабо? Не трогай ее, поняла меня?

Ты поняла меня? – и, понизив голос, он поворачивается к Кристабель, - не плачь,

солнышко. Пускай она хлопнет меня, может, кому от этого лучше станет. Ты только не

плачь. Я всегда буду любить тебя, - он кладет ладонь на ее голову, - и эти шикарные

черные волосы, худышечка моя.

Кристабель зарывается в плечо Дантеса. Мира молча держит обоих деток под

прицелом.

Спустя пару секунд все деревья в лесах под Горой, кажется, задрожали от этих

многократных оглушительных выстрелов. Мира, как всегда, разрядила обойму полностью.

* * *

Выкинув истлевшие и вонючие «продукты горения» в мусорку, я ковыряюсь с текстом.

Группа «Мультфильмы» продолжает петь про пистолет. Мне все время звонит диспетчер,

интересно, что же мне хотят сообщить? Неужто то, что двух небожителей-хозяев моего

места работы нашли убитыми и отныне до веку все рейсы отменяются? Ну, это я знаю

раньше всех вообще-то. На автоответчике диспетчер оставляет сообщение, в котором

просит Клео перезвонить, так как случилось что-то страшное. Глупенькие, я-то еще вчера

это услышала от… хм… первоисточников. Только не называйте меня больше Клео. Вот

уж что бесит так бесит, черт. Пока звоню диспетчеру, по второй линии мне зачем-то

звонит Мира, должно быть, она уже возвращается сюда из Черных Садов, но я не успеваю

ей ответить, вдруг все разговоры обрываются, дурацкая связь. Сейчас, уже совсем скоро

приедет Мира, я хоть спрошу, что там стало с домом. А пока надо закончить страницу.

Он, этот их вокалист поет и поет свой бесконечный рефрен:

«Пистолет

За пазухой; загадки

Разгаданы; отгадки

Запалены. А ты –

Слишком плохо ты прячешь следы.

Посмотри

Внимательно на

Наши фотографии –

Печальные истории

О съемных квартирах

Без горячей воды.»

Глава 31.

Аэропорт («Nirgeind ein Ort»44)

«О, этот бред сердечный и вечера,

И вечер бесконечный, что был вчера.

И гул езды далекой, как дальний плеск,

И свечки одинокой печальный блеск.

И собственного тела мне чуждый вид,

И горечь без предела былых обид.

И страсти отблеск знойный из прежних лет,

И маятник спокойный, твердящий: нет.

И шепот укоризны кому-то вслед,

И сновиденье жизни, и жизни бред.»

(Н.Минский)

Мира приезжает тем же вечером, когда мы с Б. ужинаем и размышляем, какое бы кино

нам сегодня посмотреть. Сходимся на «Амадее» Милоша Формана. А потом вдруг не

сходимся. Я бешу его своими занудными, долгими, мудреными авторскими фильмами. Б.

хочет услышать благодарности за то, что он соизволил вновь принять меня в своем доме

после всего, что произошло. Я жду спасибо за то, что соизволила остаться с ним. Откинув

в сторону вилки и ножи, домашнее холодное оружие, мы орем какой-то ужас друг другу в

лицо, исходим маразмом, наконец, решаем развестись теперь уже навсегда. Он начинает

жаловаться, что все делает для меня, а плохая Кэтрин не ценит. Разве что не читает мои

тексты, но это не так страшно, ведь меня тоже не впечатляет его музыка. Вопрос: «Какой

от тебя толк?» перебрасывается теннисным мячиком с одной половины стола на другую,

ответить же никто ничего вразумительного не может.