потоп не укутает толщей воды все взлетно-посадочные полосы, железнодорожные пути и

яблоневые рощи, пока я снова не распадусь на морские частицы, пока от меня не

останется ни строчки, ни имени-фамилии, ни воспоминания, вот как бы мне хотелось,

если бы только так стало, потеряй я тебя, почему тебе не было бы лучше убить меня?

На столе я оставляю тебе «Вместо письма» Маяковского (см. Приложение 2). Я уезжаю

из Черных Садов, пока ты покоряешь вечные небеса, я уезжаю в Большой Город, на улицу

Ротшильда, в дом Б., очевидно, напиваюсь ликерами, пока ты летишь обратно, думая, что

я жду тебя, что я еще не проснулась, очевидно, очевидно, черные деревья мелькают по

краям дороги, «качая голые сучья в стынущих небесах»37. Потом у меня будут

фотосессии, новые темные очки, и толпы людей, очевидно, будут читать мои книги, я

буду ходить к психоаналитику, потом мы встретимся на работе, и ты скажешь, наконец,

Клео, ты на своем месте, Клео, у тебя есть все, ты везучая девочка, Клео. А я не стану

говорить, что всегда любила поэму Кольриджа, не стану просить называть меня

Кристабель, не буду называть тебя Дантесом. Мы будем работать вместе, и кирпичом в

горле встрянут наши фамилии, щебенкой на зубах заскрипит правда, правда, кислотой

желудочного сока рвущаяся вон из горла, но лучше проглоти, проглоти, лучше молчать,

на худой конец, сплюнь в туалет, но не произноси вслух, когда же мы успели стать такими

лицемерами?

* * *

Еще спустя месяц мне впервые за долгое и ужасное время снится далекий и родной

Владивосток, через месяц ты запоздало и без энтузиазма даришь мне золотой портсигар, я

без энтузиазма тебя вяло благодарю, мы до сих пор работаем вместе в нашей

каменоломне. Через месяц я уже мо гу спо ко йно ко нвертиро вать жизнь в текст и

не верить, что это про изо шло на самом деле.

Мне хотелось закончить этот роман той сценой на кухне, когда ты говоришь, что было

бы неплохо купить какую-нибудь банку, в которую можно пересыпать кофе. В то

мгновение, в тех декорациях и был весь ты, именно тот ты, которым я тебя любила. Я

запомнила этот момент, будто сфотографировала тебя в растянутом свитере, и окно, и

кухонный стол. «Надо бы найти банку что ли какую в магазине, чтобы можно было кофе в

37 Г.Гейм, «Плавучими кораблями».

ней держать, а то так неудобно, открывать постоянно…» И Кристабель промямлила в

ответ что-то заурядное вроде: «Ну да, надо бы». И улыбнулась. Они, Дантес и Кристабель,

какие патетичные имена!, улыбнулись друг другу. Осеннее солнышко подмигивало сквозь

тусклые жалюзи, чайник свистел на плите, несчастные влюбленные детки, худосочные и

невыспавшиеся, собирались в рейс. На этом по идее и должен был закончиться роман, по

главам выходивший в газетке «X-Avia».

А здесь, во вновь обретенном, в огнями витрин и габаритными огнями подсвеченном

неутомимыми прожекторами Большом Городе я, твой горький терновник, медленно, но

верно, все же покрываюсь корой. И наконец-то могу снова писать тексты, не веря, что

сюжетные перипетии произошли со мной в реальной жизни. Кора крепнет. Я стала

первым в мире шлагбаумом за печатной машинкой.

Приложение 2.

СТИХОТВОРЕНИЕ В.МАЯКОВСКОГО «ЛИЛИЧКА! (ВМЕСТО ПИСЬМА)»

Дым табачный воздух выел.

Комната -

глава в крученыховском аде.

Вспомни -

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот,

сердце в железе.

День еще -

выгонишь,

можешь быть, изругав.

В мутной передней долго не влезет

сломанная дрожью рука в рукав.

Выбегу,

тело в улицу брошу я.

Дикий,

обезумлюсь,

отчаяньем иссечась.

Не надо этого,

дорогая,

хорошая,

дай простимся сейчас.

Все равно

любовь моя -

тяжкая гиря ведь -

висит на тебе,

куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь

горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят -

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон -

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

мне

нету солнца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

он

любимую на деньги б и славу выменял,

а мне

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек...

Слов моих сухие листья ли

заставят остановиться,

жадно дыша?

Дай хоть

последней нежностью выстелить

твой уходящий шаг.

Часть третья.

ВРЕМЯ – ЭПСИЛОН.

Глава 26.

Эпсилон

«В слове «ель» мы Е услышим,

Букву Е мы так напишем:

Ствол и у ствола три ветки.

Букву Е запомним, детки.»

(детское стихотворение «Алфавит»)

Деревяшка стучала не тремя, а аж десятью ветками пальцев Кэтрин по печатной

машинке, чьи вытягивающиеся и тут же опасливо прячущиеся обратно железные когти

(физическое продолжение деревянных фаланг?) корябали незапятнанные свитки

изначально мертвого пергамента, впрессовывали в него угловатым механическим

шрифтом нестатичные, текучие, беспокойные мысли. А я стучала и стучала когтями

печатной машинки, сидя за письменным столом, стилизованным под девятнадцатый век,

всё в этой комнате заботами любимого Б. и его же познаниями в мебельной сфере было

призвано обустроить мне идеальный уголок писателя. Слова нещадно клевали бумагу,

колесико прокручивало ее наверх, процесс настолько меня завораживал, что

фундаментальные и монументальные сложные распадались на слоги, а те – на буквы,

регистры щипали и щипали листы, скрипучими руками-подпорками я взяла голову (уже

не особо тяжело) в шершавые ладони (почти декабрь как-никак) и уперлась локтями в

столешницу. Клекот железных клювов над бумагой на время затих.

Е – это моя буква. Потому что она является младшим братиком Э, а Э – моя любимая

буква. В пунктах обмена валюты взгляд всегда останавливается на значке, обозначающем

евро. Много лет назад Б. купил мне чехол для телефона, сшитый из розового вельвета, на

котором черной гладкой тканью красовалась здоровенная буква Е. В физике Е обозначает

энергию. В информатике – пустую строку. Это жаргонное обозначение наркотика экстази,

и нота ми в музыке. На Е начинается моя фамилия, а ее я всегда пишу впереди имени и