Просидев какое-то время без движения, девушканерешительно спросила:

– Господин сыщик, вы спите?

– Нет.

– Вы ведь тоже видели его лицо?

– Да.

– И что вы думаете? Что это? Разве может человек быть столь ужасным? За какие грехи Господь так наказал его? Мама всегда говорила, что Господь наказал нашу семью за предков и рождение Митеньки – это искупление… Но это существо… он словно тень своей собственной жизни… призрачная, ужасная, неуловимая. Что за грехи лежат на его прошлом?

– Спите, Екатерина Дмитриевна. Все решится, все обойдется,– тихо сказал Иштван.

Вопросы прекратились, Катя послушно опустилась, но в эту ночь никто не спал. Все были наготове. Офицерский состав, охраняющий особняк князя, был поднят на ноги и расставлен по периметру больницы. Иштван в очередной раз столкнулся с несравненной наглостью преступника. После инцидента с умственно отсталым князем Иштван начал принимать действия преступника как личное оскорбление.

Вопреки опасениям, остаток ночи прошел без приключений.

***

Позже, ночью того же дня, в близлежащей деревушке, на завалинке сидел довольно странный человек.

Вернее, по образу жизни он был вполне обычен, необычным он был только внешне. Лет ему недавно исполнилось двадцать. Прежде он служил в пехотном полку генерала Самохвалова, но месяц назад из полка был уволен по состоянию здоровья.

Звали паренька Гришка Печеркин. Родился он под новый год, в семье ямщика и жены его, вольнонаемной прачки. С первых дней, мать заметила, что с сыном ее происходит что-то неладное. Слишком крупным он родился и рос, как говорится, не по дням, а по часам. К пятнадцати годамГришка вырос до 4 аршинов. Понимая, что явно отличается от сверстников своим богатырским ростом и телосложением, он как истинный русский мужик отправился в шестнадцать лет служить в армию. Гришка был покладистым и исполнительным. Пользовался уважением сослуживцев и был на хорошем счету у начальства.

После отставки он был направлен на службу в городскую полицию, в звании городового. С гордостью Григорий, как стали его называть новые коллеги по службе, носил форму стража порядка. Как бережно и трепетно он относился к своей шинели, как тщательно начищал свои сапоги, как гордился своей шашкой. Он был истинным городовым, символом царской власти и порядка, высокий и крепкий, спокойный и решительный – гордость империи.

На радость начальства, он был не привередлив, и даже 150 рублей годовых, которые он как истинный сын отдавал матери, были для него наградой. Трудолюбив и чистоплотен в своих обязанностях, в личной жизни ему все не везло.Женщины боялись его и обходили стороной.

В остальном все у него в жизни было хорошо. И он был бы вполне доволен, если бы не одно обстоятельство. После смерти отца, мать его начала сильно пить. Сначала это происходило тихо и втайне от сына, но затем все изменилось. Она напивалась среди бела дня, не стесняясь того, что сын видит ее грехопадение. Она понимала, что уже на дне, и оттого еще больше расходилась в своих гуляниях.

Часто, возвращаясь со службы, Гриша обнаруживал в своемдоме посторонних людей. В эти дни его мать особенно отличалась своим буйным нравом. Она не скупилась на выражения, и однажды, когда Гриша, отчаявшись, предложил ей помощь врача, женщина отвесила сыну звонкую оплеуху и заорала:

– Жалкий урод! Я проклинаю тот день, когда на свою беду породила тебя на свет божий! Всю жизнь ты мне испоганил!

Гришка до сих пор вспоминал этот день с болью в сердце. Но отказаться от матери не мог, поэтому и терпел ее пьянки и унижения в свой адрес.

«Господь будет милостив, и как-нибудь справимся», –прошептал себе Григорий, отгоняя дурные мысли, и затянулся папироской.

Вдруг со стороны сарая раздался тихий шум, будто крался кто-то. Было уже совсем темно, и Гришка, опираясь на палку, с помощью которой ходил только дома, поднялся.

– Матушка, ты тут? Что-то принести? Ты скажи, я мигом! –крикнул Гришка в темноту.

Никто не ответил. Тогда Гришка, прихрамывая, направился к сараю. На ходу выбросив папироску в кусты, он осмотрелся. Вокруг стояла замогильная тишина. Все вокруг стихло, на много вёрст вокруг: не кричали вороны, не лаяли собаки, не орали гулящие кошки. Тишина была мертвой и оттого еще более ужасной.

Приблизившись к сараю, Гришка открыл дверь и чиркнул спичкой. Внутри все было как обычно, никаких признаков присутствия посторонних. Гришка зажег свечу, стоящую рядом с дверью, на выступе, и прошел вглубь.

Вдруг он всем своим нутром, явно ощутил и прочувствовал, что за ним кто-то следует. Тихо, почти не дыша и недвигаясь, просто возникло само осознание чьего-то присутствия. Гришка обернулся, и свет свечи выхватил в темноте фигуру человека. Нависая над незнакомцем, Гришка сконфузился и сделал шаг назад.

– Ты кто? Чего тебе надо? – ни на секунду не испугавшись, считая, что это один из матушкиных друзей пьяниц, спросил Гришка.

Он решил, что один из завсегдатаев застолья просто перепутал двери и забрел в сарай. И надо было как можно вежливее, чтобы не спровоцировать потасовку и гнев и без того вечно недовольной женщины, направить гуляку по адресу.

Но незнакомец не отвечал. Он стоял в нескольких шагах от Гришки, в капюшоне, глухо надвинутом на лицо.

Тогда Гриша сделал шаг вперед.

– Отвечай, кто ты и что тебе надобно?

Гость снова промолчал. Но на этот раз он дал понять все без слов, он просто поднял голову и одним движением скинул с себя капюшон.

В тот момент, когда облик гостя замерцал в одиноком свете свечи, Гришка перекрестился.

Он увидел перед собой смерть, с белыми волосами, почти прозрачной кожей и белыми, пустыми глазами.

Как человек верующий и суеверный Гриша все понял без слов. Пришло его время предстать перед божиим судом. Что он почувствовал в этот момент? Возможно, жалость, что придется оставить мать совсем одну на этом свете, а возможно, облегчение, оттого что жизнь его тягостная закончится, ведь никто никогда не знал, как тяжело ему впоследнее время даются любые слишком долгие походы, как тяжелы стали для него обычные дела. Он старел тогда, когда другие только начинали жить. Его рост давно стал преградой, а не гордостью. И в тот самый момент, когда он увидел это лицо, лицо, несущее ему осознание завершенности собственной жизни, Гришка облегченно выдохнул. Он так устал, и пришла пора поставить точку в его трудной и странной жизни. Лицо Григория осенила блаженная улыбка, он отбросил в сторону палку и, приложив не малые усилия,опустился на колени.

Он знал, что так правильно, что смерть пришла за ним, вот отчего сердце вздрагивало каждый раз от тяжести носимого бремени, вот почему дурное предчувствие последнее время не оставляло его ни на минуту. Скоро он будет свободен. Настал его час. Оставалось только принять его с достоинством, с той же покорностью, с которой он прожил свою нелегкую жизнь.

Гришка закрыл глаза, склонил голову и в последний раз перекрестился.

– Давай! – решительно воскликнул Григорий, и в тот же миг ввоздухе мелькнула худая рука, несущая смерть.

Почувствовав резкую боль в темечке, Гришка даже не вскрикнул, а лишь тяжело выдохнул в последний раз и замертво рухнул на землю.

Глава 15

Утром следующего дня, Иштван провел опрос персонала,приставленного к князю. Из всех опрошенных, подозрительной показалась ему одна сиделка. Тридцатилетняя сестра, мрачного вида и угрюмого характера. Закончив с опросом, Иштван вызвал в лечебницу лучших агентов из Департамента. Расставил каждого из них по местам и, уверившись в безопасности князя, готовилсяпокинуть скорбное заведение. После долгих споров и уговоров, Катя все же согласилась ехать с ним и, слезно простившись с братом, вышла на улицу, где ее ожидали сани и конвой, возглавляемый лично Иштваном.

Иштван сидел верхом на Франце и напоследок зоркимвзглядом окидывал округу, проверяя, должно ли выполнены все его распоряжения.