​Иштван стоял как вкопанный, с немым выражением на лице, без слов взирая на ее терзания. Она не могла понять, жалеет ли он ее сейчас или наказывает за гордость. Ни один мускул не дрогнул на его мужественном лице.

​Раздался свисток. Поезд тронулся. Катя отступила назад. По щекам текли крупные слезы, оставляя замерзшие дорожки на нежной коже.

– Не уезжайте, – беззвучно одними губами прошептала она,вложив в свою просьбу  последнюю надежду. – Я умоляю вас.

Но, вопреки ее мольбам, Иштван продолжал стоять у окна. Состав медленно отходил, стуча колесами, унося с собой ее сердце, ее гордость, ее первую и единственную любовь. Какой она была глупой! Она опоздала…

Катя бросила пустой взгляд на рельсы и вспомнила, вспомнила свою любимую книгу, вспомнила милую Анну. Она наказала своего любимого, наказала себя. Отважная женщина. Теперь только все стало пустым и безликим. Катя понимала, что в этом мире, жестоком и подлом, она осталась совсем одна. И так захотелось ей в этот момент, как Анна Каренина, под поезд, на рельсы и забыть. Так будет правильно.

Катя тряхнула головой, отгоняя глупые мысли. Правильно тогда сказал Иван Аркадьевич, она не Каренина, а он не Вронский. У них другая повесть. Повесть с грустным, но не трагическим концом.

​И понимая все свое бессилие, Катя закрыла лицо руками и горько заплакала, под звук уходящего состава. Под звук разбивающегося сердца.

​Вдруг знакомые сильные руки бережно привлекли ее к себе, и до боли родной голос шепнул у виска:

​– Не плачьте, Катерина Дмитриевна. Мне больно видеть ваши слезы.

​Сперва облегчение озарило ее сознание, и от счастья она едва не лишилась чувств. Он остался, ее сыщик. Он не смог уехать. Катя глубоко вздохнула, но в тот же миг жуткая ярость проснулась в ней. Она открыла глаза и со всей силы ударила кулачками барона в грудь.

​– Вы самый несносный и противный человек на всем свете! – закричала она. – Зачем вы заставили меня так страдать! Вы хотели оставить меня одну!

​Но Иштван не ответил. Он заглянул в нефритовые глаза своей прекрасной и строптивой возлюбленной и поцеловал, нежно и трепетно. Разве мог он оставить ее? Это была всего лишь жалкая попытка бежать от самого себя, попытка бежать от чувств. Катя стала его душой. Его сердцем. Его жизнью. Он больше никогда не оставит ее одну. И долго еще подудивлёнными взглядами прохожих они стояли, крепко обнявшись, боясь хоть на мгновение разомкнуть объятия.

12