​– И я думаю об этом… каждую минуту, – сухо поделился Иштван.

​Он осмотрелся и подозвал к себе коренастогополицмейстера Деревянко, господина ответственного, но довольно поверхностного и от этого весьма хамоватого.

​– Кто-нибудь видел, как все произошло? – спросил Иштван у подоспевшего по зову Деревянко.

​– Нет, Ваше благородие. Мы всех опросили. По ночам здесь обычно безлюдно. Все свидетели мертвы, – ответил тот и шепотом добавил. – Иван Аркадьевич, наши волнуются, жаждут мести.

​Иштван смерил Деревянко строгим взглядом.

​– С ума сошли? Хватит с нас мстителей! Обыскатькаждый сантиметр, может, найдется очевидец, –распорядился он.

​Чиновник бросился исполнять приказ. В тот же момент раздался колокольный перезвон. Иштван поежился и перекрестился. Как это символично – наверняка отпеваютпокойника.

​Иштван поднял голову на звонницу. На самом верху, в арочных проемах отчетливо виднелась хрупкая фигура подростка, который с жутким остервенением звонил в колокола. Он словно маятник раскачивался на веревках, перепрыгивая от одной к другой, но, несмотря на хаотичность его безумных движений, звук над кладбищем разносился ровный и правильный. Казалось, что эти огромные купола играют какую-то загадочную и давно утерянную мелодию его отвергнутой души.

​– Зачем он звонит? – спросил Иштван у Димитриева.

​– Да кто ж его знает! – пожав плечами, ответил Петр. – У святого отца спрашивали, говорит, юродивый, сам не осознает, что делает. Это у него от горя. В том году где-то на этом кладбище мать его порезали. Мальчик все видел и с тех пор живет на звоннице, ни с кем не разговаривает и прячется,как завидит посторонних.

​В голове Иштвана мелькнула догадка, как слабая надежда. Он серьезно посмотрел на друга.

​– Его допросили? – строго спросил он.

​– Да что он скажет. Говорю же тебе – юродивый. Он имени-то своего не помнит, – раздраженно отмахнулся Димитриев.

​Иштван выругался и подозвал одного из жандармов.

​– За мной, – распорядился он, когда офицер оказалсярядом.

Оставив Димитриева следить за тем, как увозят тела, всопровождении жандарма, Иштван направился к церкви.

Церковь стояла в самом центре кладбища и служила своеобразным разграничением между двумя классами покойников. С одной стороны хоронились люди высшего света, титулованные, чиновники и даже князья и княжныкрови, с другой простой люд. Хотя изначально она строилась в стороне от  кладбища, но со временем, когда первая часть огромной пустоши была заполнена простыми деревянными крестами, приняли решение разделить кладбище на две части и вновь умерших богачей и дворян стали хоронить с противоположной беднякам стороны. Так и случилось, что церковь оказалась стоять в самом его центре.

​Колокольня пристраивалась позже, после того, как старая звонница обветшала и грозила обрушением. Ее не стали перестраивать, а просто построили рядом огромную, светлую башню, с удобной площадкой для звонаря, великолепными резными колоколами и с позолоченной крышей.

​Иштван вошел в небольшую дверку и поднялся по винтовой лестнице. Жандарм покорно следовал за ним.

​На самом верху они уткнулись в массивную деревянную дверь. Иштван дернул за ручку. Дверь была заперта.

​– Выбивай! – приказал он офицеру и отошел в сторону.

​С одного удара офицер ногой вместе с петлями вынеспрогнившую от времени дверь, и та с грохотом отлетела в стену. В разные стороны полетели щепки.

​Иштван вошел первым, жандарм следом.

​Внутри никого не было. Иштван обернулся на своего спутника и уже собирался что-то сказать, когда сзади, с диким ревом, на него набросился странный зверек. Иштван не сразу понял, что произошло, и лишь недоуменно пытался скинуть с себя дикое существо. А мальчик тем временемвцепился Иштвану в руку и начал рычать, словно дикий пес.

​Жандарм схватил мальчика за шиворот и грубо отдернулназад.

​– Тише, Миша! – крикнул на жандарма Иштван, видя, что тот собирается откинуть брыкающегося ребенка в сторону.

​Жандарм замер, держа на весу, в одной руке, словно котенка, ревущего и брыкающегося мальчика. Ребенок и впрямь был похож на зверька. В ободранных одеждах, грязный, непричесанный, он вызывал только жалость. Не зря его прозвали юродивым. Взгляд у него был затравленным и перепуганным, но, вопреки своим страхам, он готов был сражаться за свою жизнь до конца.

​Иштван подошел к нему вплотную и взял за руку. Мальчик замер, сверля чужаков яростным взглядом.

​– Мы не причиним тебе вреда, – мягко сказал Иштван.

​Но вместо того чтобы успокоиться, мальчик вновь попытался укусить Иштвана. Тогда жандарм тряханул мальчика со всей силы и рявкнул:

​– Тихо, щенок!

​Мальчик заскулил и замер.

​– Ну и методы у тебя, Миша! – недовольно проворчалИштван, но все же мысленно поблагодарил помощника. Сам бы он не смог так с ребенком.

​Облич оглядел мальчика с ног до головы, пытаясь понять, в каком тоне надо вести с ним диалог. Сжавшись весь в комочек, мальчик взирал на него большими испуганными глазами.

​– Я задам тебе вопрос, а ты попробуй вспомнить, –спокойно произнес Иштван.

​Мальчик задрожал всем телом и закрыл грязное лицо руками.

​– Не видел… не видел… не видел… – затараторил он.

​Миша снова тряхнул ребенка.

​– Да успокойся! Никто тебя не тронет! – уже спокойнее произнес он.

​На этот раз Иштван без слов, одним взглядом приказал офицеру больше так не делать и вновь обратился к ребенку.

​– Вчера вечером здесь произошло страшное преступление. Ты видел, кто это сделал?

​Услышав о преступлении, мальчик вновь затрясся изащищаясь резко вытянул руки вперед. Иштван не дернулся от этого жеста, но внутренне содрогнулся.

​– Она придет за нами! – пророческим голосом закричал мальчик. – Она придет и заберет наши души! Они не знали, с чем столкнулись. Глупцы! Глупцы!

​Взгляд ребенка стал совершенно безумным, глаза покрылись странной пленкой и заблестели от разрывающего детскую душу страха. Даже Миша невольно поежился от тона, с которым говорил мальчик. Это был тон пророка. Так Кассандра несла свои зловещие пророчества народу.

​– О ком ты говоришь? – спросил Иштван, переглядываясь с жандармом.

​– Смерть! Смерть! Смерть! За неверующими приходила сама смерть! Я видел эти глаза! Это глаза самой смерти! –истошно кричал мальчик.

​Миша не выдержал тона, с которым ребенок изрыгалсвои ужасные пророчества, и отбросил его в сторону. Тот словно котенок приземлился на четвереньки и злобно зарычал.

​Иштван вдруг вспомнил о рисунке Машеньки, лежащемв его кармане. Он достал его, развернул и показал мальчику.

​– Его ты видел? – щадя чувства ребенка, осторожноспросил Облич.

​Мальчик только взглянул на рисунок, лицо его сразупеременилось. Он дернулся и шарахнулся назад. Его всего затрясло от страха. Он начал судорожно трясти головой, переводя взгляд с жандарма на Облича. В тот же момент он заскулил и ловко прыгнул на парапет. В одно мгновение он нырнул на внешнюю стену звонницы и исчез.

​Иштван уж было решил, что ребенок разобьется, и бросился к краю, когда заметил, что тот, ловко зацепившись за выступы, начал карабкаться на крышу.

​– Она придет за всеми вами! – продолжал вопить обезумевший ребенок. – Вернется! Все вы ляжете под его словом!

​Когда голос его стих, Иштван переглянулся с жандармом.

​– Ну что думаешь?

​– Он сумасшедший, Ваше благородие. Хотя когда он заговорил про смерть, у меня мурашки по коже пробежали. А я, честно признаться, не суеверен. Жутко все это.

​– Жутко, Миша, не то слово, как жутко. В том-то и дело, что слишком жутко. Кто-то хочет, чтобы мы воспринимали нашего убийцу как нечто сверхъестественное. Но все это дело рук человеческих, я уверен. Идем.

​Они спустились вниз и вернулись к месту убийства.

​– Что за крики? – спросил Димитриев, кивая взглядом на звонницу, откуда все еще доносились отдельные обрывки слов безумного мальчишки.

​Иштван молча достал картину Машеньки и протянул ее другу.