​– Нет. Только издалека.

​Иштван сложил руки за спиной и принялся нервно расхаживать по комнате, измеряя пространство широкими и твердыми шагами.

​– Дело принимает неприятный для нас оборот. Слишком много жертв, а мы топчемся на месте, и ни одной зацепки. Я чувствую, что ответ где-то рядом, но не могу уловить его.

​– Как себя чувствует Екатерина Дмитриевна? – осторожно спросил Димитриев, зная, что после случившегося девушка осталась в доме у сыщика.

​Иштван устало качнул головой.

​– Что на кладбище?

– Тихо, – ответил Димитриев.

Вскоре, в сопровождении офицеров Илларионовского полка, в дом прибыла Антоша, для дальнейшего ухода за княжной. Когда они появились, внутренний двор наполнился топотомкопыт и громкими голосами. Статные, гордые, офицеры верхом въехали во двор и рассредоточились по местам. Кто-то занял караульное место у ворот, остальные прошли в дом.

Антоша, едва попав в дом, сразу взяла все в свои руки. Раздавая направо и налево распоряжения, она, не причитая и не страдая, командным голосом построила мужчин особняка и распределила обязанности.

Иштвану понравилась напористость служанки. Не понравилось только то, что, скрыв плотным шейным платком темные следы и кровоподтеки на шее Кати, он дал повод служанке ворчать на невесть откуда взявшуюся кисейностьЕе Высочества.

– С чего бы это Ее Высочество так часто стала падать в обмороки, – причитала Антоша и каждый раз бросала на Иштвана недовольный взгляд.

Иштван разводил руками и пожимал плечами, чувствуя в хмуром взгляде служанки немой упрек в свой адрес.

Демидыч, в свою очередь, ворчал на офицеров, расставленных по всему дому.

– Топчут мне и топчут, а убирать-то кто будет? Демидыч, а кто же еще!

Обер-офицеры смеялись, поддразнивая старика, и постоянно крутили свои длинные усы, отращенные на манер царских. Все офицеры были черноволосыми, слегка смуглолицыми, ростом не менее метра восьмидесяти. Иштван вспоминал дни службы в полку, но знакомых лиц среди охраны, к сожалению, не увидел.

​Ночь обитателей особняка ожидала бессонная. Вопреки уговорам и попыткам Антоши отправить сыщика отдохнуть, Иштван остался сидеть у постели больной девушки. Временами, когда Катя начинала тяжело вздыхать и всхлипывать, Иштван прикладывал ей руки к вискам и тихо шептал нежные слова. Антоша к тому времени тихонько засопела в изножии кровати.

​Поздней ночью Катя пришла в себя. Сначала ее ресницы слегка дрогнули, затем она распахнула свои прекрасные глаза и на первый взгляд была вполне спокойна. Но, заметив вокруг себя незнакомую обстановку, она вскочила в постелии истошно закричала, сбивая ногами простыни и вжимаясь в изголовье. Ее крик эхом разлетелся по дому, поднимая на ноги всех и каждого. За дверью зашумели голоса.

​Не растерявшись, Иштван поймал Катю за руку, притянул к себе и сгреб в охапку. Он прижал девушку к себеи гладил по спине, пока она не перестала трястись от страха.

​– Тише, моя родная, – шептал он ей, – я рядом. Я больше не оставлю вас. Ни на минуту. Свет мой! Солнце мое! Душа моя!

​Эти слова давались сыщику на удивление легко, и он не мог остановиться, приглаживая волосы девушки, пока ееистерика не закончилась. Когда дыхание Кати выровнялось, Иштван опустил ее на подушки и снова сел рядом, продолжая держать руку княжны в своей.

​– Вы пришли, – прошептала Катя, узнав Иштвана. – Вы не представляете, что я пережила, пока была там. Это существо… о, это было ужасно! Он не человек! Он сам дьявол! Вы верите мне? Я видела… если у смерти есть лицо, то оно именно такое!

​Иштван напрягся. Снова смерть. Слишком часто в этом деле фигурирует упоминание о смерти во плоти. Не могут же все одновременно ошибаться. Как он хотел бы сам, лично, хоть раз взглянуть на преступника. Но после случившегося с Катей расследование для него отошло на второй план. Он страшился мысли, что преступник мог завершить начатое.

​– Я виноват перед вами, мне не надо было оставлять вас одну, – трогательно печально прошептал Иштван.

​– Это было ужасно… – Катя сглотнула и зажмурилась, ее рука вновь задрожала, Иштван непроизвольно поднес ее холодные пальцы к губам и поцеловал. Катя продолжила,словно в горячке: – В нем совсем не было цвета. Словно кто-то стер все краски с его лица.

​Иштвана напугал тон, с которым Катя делилась своими ощущениями. Он ведь должен был остаться с ней, тогда всего этого можно было бы избежать. Возможно, и Аверьянов тогда остался бы в живых и смог бы открыть некоторые секреты запутанного дела.

​Катя продолжила, дрожащим голосом:

​– То существо, там в ложе. Оно было ужасно. На мгновение мне показалось, что смерть пришла за Боренькой. А потом он прыгнул, сам прыгнул. И я поняла, уж лучше такая смерть, чем от лап этого зверя. И я бы прыгнула, только не успела.

​– Вы устали. Вам надо отдохнуть, – тихо сказал Иштван.

​Катя испуганно распахнула свои васильковые глаза и задрожала всем телом.

​– Вы хотите оставить меня? – с трудом выдавила она.

​– Нет! – успокоил ее Иштван. – Но вам надо отдохнуть. Я посижу рядом.

​Катя заметно расслабилась и закрыла глаза. Скоро к ней пришел сон. Ее веки задрожали в сладкой, хоть и тревожной дреме. Личико ее, бледное от пережитого ужаса, но все так же юное и прекрасное, просияло легкой, едва уловимой улыбкой. Она стала походить на ангела, сошедшего с небес. Иштван в последний раз рукой коснулся ее волос, затем откинулся на спинку своего стула и крепко заснул.

​Ночью Антоша заботливо укрыла сыщика одеялом.

Глава 12

​Ночь на кладбище была довольно тихой. В сторожке сидели двое. Они играли в карты. Один из них, тот, что был крупнее и моложе, явно проигрывал.

– Ну что, Тимофеич, еще партейку? – пробасил второй мужик, с черной косматой бородой, перетасовывая колоду.

– Что-то не хочется. К тому же ты и так обобрал меня, охалдей. Нечем мне уже даже и отыгрываться, – нахмурив густые брови, ответил первый мужик.

– А на слово давай! – весело воскликнул мужик и, увидев испуганное лицо своего товарища, затрясся в смехе. – Да не боись ты, на слово – это на одно только! Если мне что понадобится, я приду к тебе и скажу: ну что, Тимофеич, хочу слово свое вернуть. Тогда сделаешь все, что скажу.

«А может, и правда согласиться, выиграю, верну свои денежки, проиграю, так, может, обойдется все и не вспомнит Ефим Михалыч об этом слове. Слово же не имеет материальной ценности», – быстро сообразил Тимофеич исогласился.

– А давай! Чем черт не шутит. Авось пронесет! – живо воскликнул он.

Михалыч снова засмеялся и раскидал карты.

В коморке, где прятались мужики, было довольно тесно, поэтому сидели они совсем близко друг к другу.

– Я вот спросить хочу тебя… ты в призраков веришь? – спросил Тимофеич, разочарованно разглядывая свои карты. Он снова проиграл.

– Ха. Чушь собачья! – воскликнул Михалыч и вновь затрясся в смехе. – Нет никаких призраков. Бог есть, и дети божьи есть, и кара небесная есть, а вот призраков нет и не может быть!

В этот момент над долиной пронесся колокольный гул, но настолько тихий и не приметный, словно ветер, пролетая сквозь звонницу, случайно задел огромный тяжелый колокол.

– Чу! – воскликнул Тимофеич. – Кто трезвонит-то! Рановато вроде для благовеста.

Михалыч махнул рукой.

– Эх, да это Ефимка, тезка мой, юродивый наш местный! Он как ночь наступает, так черти ему в голову приходят и творит что почем.

– Надо бы глянуть на всяк случай. Проверить, – серьезно сказал Тимофеич.

– Да что ты! Весь огород мундирами кишит, кому дело есть до наших мертвяков. Да и мерзко на улице, чего зря кости морозить.

– Твоя правда, Михалыч, – согласился Тимофеич.

Вдруг мертвую тишину кладбища разорвал нечеловеческий крик, словно рев раненого животного, больше похожий на мычание.

Тимофеич вскочил и задрожал всем телом.

– Слыхал? Кричит кто-то!