Он неохотно говорил о себе, а мне хотелось узнать как можно больше, какими путями пришел он в театр.
Из скромности, граничившей с застенчивостью, Хидоятов лишь отрывочно, отдельными чертами, рассказал о своей жизни. Потом его жена, Сара Ишантураева, очень живая и веселая, с большим юмором дополнила сдержанный рассказ Абрара Хидоятова. Биография актера связана с Ташкентом. Только узнав этот город, его облик и своеобразие, многое понял я в жизни Хидоятова. Его детство как бы вписывается в пейзаж старого Ташкента, жившего многовековыми традициями дедов и прадедов.
Полвека тому назад в старом городе, в квартале Дегризлик, жил среди городской бедноты каменщик Хидоят-ака.
День-деньской он занимался своим тяжелым ремеслом, а по вечерам шел в чайхану в квартале Шейхантаур, где всегда был любимым и желанным гостем. Он владел в совершенстве старинным искусством аскиябаза — народного острослова. Легко срывались с его уст крылатые шутки и остроты, и посетители чайханы радостными возгласами приветствовали находчивого аскиябаза.
В июне 1900 года в семье каменщика Хидоят-ака родился сын Абрар.
Родители были очень бедны, зачастую приходилось жить впроголодь. Но так как маленький Абрар рано стал проявлять любознательность, отец решил обучать его грамоте. В ту пору это было делом нелегким. Огромное большинство населения городов и деревень оставалось неграмотным. Обучение детей находилось в руках духовенства и носило сугубо религиозный характер.
Хидоят-ака не имел возможности отдать сына в религиозную, так называемую старометодную школу. Он послал его учиться к «святой женщине», побывавшей на богомолье в Мекке. Однако Абрар очень мало успевал в ее «науке», и отец повел мальчика к мулле Касыму.
У муллы Касыма было много учеников. Они сидели на скамейках и громкими голосами читали нараспев главы из корана и стихи древних поэтов Востока. А мулла Касым восседал на тахте и слушал этот нестройный хор, порой протягивая руки за спину, где находились розги и палки, помогавшие вколачивать науку в непослушных учеников.
Мулла Касым был груб, жесток и несправедлив. Абрар не мог с этим примириться. Он покинул муллу. Но стремление к знаниям было велико.
Мальчику трудно жилось в родительском доме, где его плохо понимали и считали пустым мечтателем. Однажды после ссоры с отцом, который хотел приспособить Абрара к своему ремеслу, он покинул родной дом и поступил на службу к крупному баю. Много пришлось работать Абрару в байском доме за грошовую плату. Деньги он отдавал учителю, с которым занимался, читал книги. У Абрара рано обнаружилось влечение к музыке. На народном инструменте дутаре юноша наигрывал старинные песни и мелодии и пел приятным грудным голосом.
В редкие часы досуга Абрар любил бегать на Шейхантаур, где обычно происходили народные развлечения. Он следил за работой ловких канатоходцев, фокусников, которые вынимали изо рта иглу за иглой, радовался искусству масхарабазов.
В 1913 году в Ташкенте произошло из ряда вон выходящее событие: в местном цирке поставили неизвестно кем написанную музыкальную пьесу «Лейли и Меджнун».
Старинная повесть о несчастных влюбленных — прекрасной девушке Лейли и поэте Кайсе, прозванном Меджнуном (одержимым любовью), — была популярна среди народов Востока. Гениальный азербайджанский поэт XII века Низами и великий узбекский поэт Алишер Навои (XV в.) сделали Лейли и Меджнуна героями своих поэм.
Разумеется, пьеса «Лейли и Меджнун», представленная в ташкентском цирке, не выдерживала никакого сравнения с великими творениями классиков Востока. Это было примитивно написанное, драматургически незрелое произведение. В спектакле играли любители, без профессиональных актерских навыков. Декорации отсутствовали, исполнители были одеты в какие-то фантастические костюмы.
Абрар Хидоятов раздобыл билет в цирк и оказался в числе самых восторженных зрителей. Он был перенесен в новый, волшебный мир, и отныне мечта об искусстве целиком овладела им.
Абрар решил во что бы то ни стало сделаться певцом и музыкантом. Он еще старательнее учился играть на дутаре и петь узбекские народные мелодии.
Отец Абрара хотя и был аскиябазом, все же относился весьма отрицательно к Профессии музыкантов, певцов, масхарабазов и считал их людьми малопочтенными, безбожниками.
Правда, Абрар вел уже самостоятельную жизнь, стараясь не зависеть от отца, но все же по старинным законам семейного быта он должен был подчиняться воле родителей. Однако ничто не могло сломить влечения молодого Абрара, и вскоре ему пришлось окончательно порвать с родным домом, избрав самостоятельный путь.
Но прежде всего нужно было зарабатывать на жизнь, стать независимым. Абрар, подобно Горькому, прошел курс в своеобразном университете жизни. Он был булочником, кондитером, сапожником. Но ничто не отвлекало его от главного: он хотел возможно больше знать, чтобы стать образованным человеком.
Не бросая ремесла, Абрар учился в мактабе, так называемой новометодной школе, где обучали грамоте по новой звуковой системе и уделяли большое внимание предметам светской науки. В 1918 году Хидоятов поступил на учительские курсы. Он уже имел к тому времени солидные знания в области литературы, истории, географии.
Теперь пришло время осуществить мечту о служении родному искусству. Когда Маннон Уйгур собрал небольшую любительскую труппу, в нее вошел и Хидоятов. Это была передвижная труппа, обслуживавшая воинские части Туркфронта. Актеры работали в боевой обстановке: жили в вагонах агитпоезда, передвигались с воинскими частями и порой подвергались нападению басмачей.
Как-то в одном из кишлаков Ферганы играли пьесу «Туркестанские лекари» Хамзы. Во время спектакля раздались крики: «Басмачи! Басмачи!»
Зрители стали разбегаться, актеры, прервав представление, схватились за винтовки, которые были всегда наготове.
Абрар Хидоятов играл в пьесе роль бая. Он выступал в роскошном халате, расшитом золотом, в пышной чалме, с большой бородой. В таком виде Хидоятов выбежал на улицу. Он заметил, что какой-то басмач требовал у двух женщин вещи и драгоценности. Абрар подбежал к басмачу и закричал:
— Что ты делаешь?
Увидев перед собой знатного бая, басмач отпустил женщин и спросил у него:
— Скажите, не знаете ли вы, где красные?
Тут сказался темперамент Хидоятова. Он распахнул халат, под которым был надет красноармейский костюм, и воскликнул:
— Вот красные, собака!
И, схватив винтовку, Хидоятов убил басмача, который оказался главарем шайки.
В годы борьбы узбекского народа за Советскую власть в жизни Хидоятова было немало волнующих эпизодов. Работа в агитколлективе дала артисту большой жизненный и политический опыт; он научился понимать психологию людей разных общественных положений и взглядов.
Уже в этот период определились некоторые черты артистического облика Хидоятова. Он обнаружил большой и сильный темперамент. Артист не мог замкнуться в рамках определенного амплуа: он играл самые разнообразные роли — от героических до характерных. Порой режиссер мало считался с желаниями Хидоятова, хотя уже к 1920 году он стал первым актером труппы.
Годы учения в Москве помогли Абрару Хидоятову усовершенствовать сценическое мастерство, окунуться в атмосферу подлинно профессионального театра, получить нужные теоретические знания. С какой любовью, нежностью и гордостью говорил Хидоятов о своих московских учителях, главным образом вахтанговцах.
… И вот, вспоминая факты из биографии Абрара Хидоятова, рассказанные мне Сарой Ишантураевой и самим актером, я узнаю, что Отелло — его пятьдесят вторая роль.
Театр был переполнен. Экспансивные узбекские зрители живо реагировали на все происходившее. Огромная артистическая интуиция Хидоятова давала ему возможность вступать в общение со зрителем, необычайно глубоко и чутко воспринимать его реакцию. Это не значит, что он «подыгрывал» публике. Конечно, нет. Но Хидоятов каждый раз иной, новый, и образ, создаваемый им, претерпевает изменения, хотя в основном артист остается верен себе. Эта черта творческого облика Хидоятова не содержит в себе ничего исключительного. Она присуща актерам, у которых чувства, эмоции, темперамент главенствуют над разумом, расчетом, заранее обдуманным и выверенным рисунком. Но не надо думать, что актер не вел большой предварительной работы. Приступая к роли Отелло, Абрар Хидоятов писал: «Моя работа над Отелло, так же как и над образами, созданными ранее, идет главным образом по линии осваивания и взрыхления текста, проникновения в его глубину и характер. И мысли и поведение Отелло ищу прежде всего в самом тексте, потом уже в других источниках литературного и иллюстративного порядка».