Через несколько дней Луначарские уехали во Францию. На Белорусском вокзале их провожали близкие и друзья. Мы смотрели на бледное, усталое лицо Анатолия Васильевича и надеялись, что совершится чудо и он вернется к нам здоровым и крепким.

После немногих коротких весточек я получил из Парижа большое и взволнованное письмо Луначарского. Оно касалось злополучной пьесы «Пролог в Эсклавии».

«1/IX (1933)

Дорогой Александр Иосифович.

Из Европы дело с нашей пьесой представляется несколько иначе, чем из Москвы. Заметка “Известий” была широко перепечатана здешней прессой. Выпустить ее с каким бы то ни было намеком на мое участие невозможно, ибо в этом случае она будет сугубо принята за мою политическую пьесу и испортит мне вдребезги мое положение. Уже сейчас выражают мои коллеги крайнее изумление, что я решился написать пьесу, появление которой ничуть не совместимо с дальнейшей дипломатической работой. В свое время я не учел этого. Выходом является только одно: не дементироватъ “Известия”, а из пьесы мне так “уйти” с правом, в случае надобности, отречься от нее публично. Во всяком случае, Вы должны устроить пьесу, как свою, под Вашей фамилией или каким-то псевдонимом, но без всякого моего участия.

Заглавие также должно быть изменено. Тут иначе ничего не поделаешь. Я очень дорожу перспективами дипломатической работы и не могу жертвовать ею [в угоду] драматургическим интересам.

Итак, пьеса Луначарского и Дейча “Пролог в Испании” больше не существует. Есть совсем другая пьеса Дейча или X.

В случае надобности я имею право сказать, что никакого авторского участия я в ней не принимал. Всю сделанную работу я начисто переуступаю Вам лично в смысле всех прав. Крепко жму Вашу руку. […].

А. Луначарский».

Я был больше расстроен огорчением больного Анатолия Васильевича, чем крахом нашего литературного «предприятия». Особенно горько было сознавать, что волнение Луначарского обусловлено несправедливостями, которым он уже не первый год подвергался. Сперва его без видимой причины сняли из Наркомпроса, затем вывели из Президиума ЦИК, создали неприятное для него «дело», что он якобы задержал поезд в Ленинграде и, наконец, лишили поста председателя Ученого комитета при ЦИК СССР. Да и последнее его назначение послом в Испанию по существу было почетной ссылкой. Ясно, что его пугала возможность «дипломатического скандала» из-за пьесы об Испании. Он так блестяще зарекомендовал себя на дипломатической работе, выступая на Конференциях по разоружению в Женеве, что действительно стал дорожить это работой. Он уже изучал испанский язык, в мадридских и барселонских газетах помещали его портреты как посла Советской державы. Он понимал, что в создавшейся обстановке его легко могут оставить без дела.

Отправляясь за границу, Луначарский, как оказалось, просил М. М. Литвинова включить меня в штат посольства в Испании. Об этом мне сказал Максим Максимович и довольно раздраженно заметил, что если я буду заниматься писанием памфлетов, то мне надо забыть о поездке к Анатолию Васильевичу.

Увы, Луначарский так и не доехал до Мадрида. Он умер 26 декабря 1933 года в Ментоне, на юге Франции, куда его, больного, перевезли из Парижа. Уехав из Москвы 7 июня 1933 года, он так и не вернулся.

Как горько начался 1934 год… 1 января утром я предъявил милиционеру на Белорусском вокзале серую карточку в траурной рамке — пропуск. На перроне уже стояли М. М. Литвинов, Н. Н. Крестинский, ученые, писатели, родные и друзья.

Минута в минуту к перрону подошел поезд из Негорелого. К нему был прицеплен обычный товарный вагон, в котором стоял гроб, весь покрытый венками и цветами. Несмотря на долгий путь, от этих венков и цветов пахло неповторимой средиземноморской зимней весной.

Гроб с телом Луначарского установили в Колонном зале. Двое суток проходил поток людей, прощавшихся с Анатолием Васильевичем.

В первом почетном карауле стояли четверо, с траурными черно-красными повязками на рукавах. Из них только я остался в живых.

После кремации урну с прахом замуровали в Кремлевской стене.

… Перебирая свой архив, связанный с именем Анатолия Васильевича — рукописи, письма, книги и брошюры, я нахожу небольшой прямоугольный конверт, на котором печально чернеет печать «Dйcйdй» — «Скончался». Это мое последнее письмо к Анатолию Васильевичу, прибывшее в Ментону через несколько дней после его смерти. Тридцать с лишним лет лежит у меня этот запечатанный конверт — и нет сил раскрыть его.

Вечно живет в моем сердце голос памяти об Анатолии Васильевиче.

[1] Вы, дети, что означает ваше колепопреклоненье перед дверью моего дома? Что означают эти протянутые ко мне руки? (нем.).

[2] Я сам пришел сюда, я — Эдип (нем.).

[3] Homo novus — псевдоним А. Р. Кугеля.

[4] М. К. Садовський. Мої театральнi загадки, Київ, 1956, стр. 164 и сл.

[5] «Державний музей театрального мистецтва УРСР», инв. № 1230/42866.

[6] К 90‑летию со дня рождения А. В. Луначарского в ноябре 1965 года полностью восстановлен его рабочий кабинет, доступный теперь для посетителей.

[7] А. В. Луначарский входил в состав советской делегации на Конференции по разоружению в Женеве.