помимо романтических пейзажей, – а иногда и тут же,

среди них, – радует глаз еще и полосами плодородной

земли, не уступающей богатством даже веселой старой

Англии. И немало этому краю довелось увидеть замеча-

тельных подвигов и событий – таких, что вошли в историю,

и других, интересных для поэта или романиста, хотя па-

мять о них сохранило только народное предание. В этих

долинах не раз происходили кровавые побоища между

саксами Нижней Шотландии и гэльскими кланами, причем

зачастую оставалось неясным, кто же одержал победу –

закованные в броню рыцари Низины или их противники,

горцы в шерстяных плащах.

Помимо красоты расположения, Перт замечателен

своей древностью: старинное предание гласит, что он ос-

нован римлянами. Гордые победители, говорит оно, соиз-

волили приравнять к Тибру судоходный и куда более ве-

личественный Тэй, а в широкой равнине, известной под

именем Северного Луга, увидеть сходство с Марсовым

Полем. Перт часто избирали своей резиденцией наши го-

судари, правда, у них не было в городе дворца, но они на-

ходили цистерцианский монастырь достаточно просто-

рным, чтобы принять их со всем двором. Здесь Иаков I*,

один из умнейших и лучших королей Шотландии, пал

жертвой зависти озлобленной аристократии. Здесь же

возник и загадочный заговор Гаури*, старинный дворец,

где разыгралась эта трагедия, был разрушен лишь совсем

недавно. В ревностном внимании к старине, Пертское ан-

тикварное общество опубликовало точный план этого ис-

торического здания и в примечаниях, свидетельствующих

о тонком и добросовестном исследовании предмета, при-

водит приуроченный к этому месту рассказ о заговоре.

Один из красивейших пейзажей в Великобритании, а

может быть, и во всем мире открывается – или, лучше

скажем, открывался – из так называемых Врат Судьи. Это

нечто вроде арки, под которой путешественник, покинув

Кинросс, должен был проехать после долгого пути по не-

приглядной и пустынной местности, и тут перед ним с

вершины высокого горного кряжа, куда он незаметно

поднимался, развертывалась долина Тэя, прорезаемая

полноводным и горделивым потоком: и город Перт с двумя

прилегающими к нему широкими поймами, или Лугами, с

колокольнями и башнями, и горы Монкриф и Кинноул,

поднимающиеся вдали красивыми, мягкими уступами,

кое-где одетыми лесом, и богатый берег реки с разбро-

санными по нему изящными строениями, а по краю кру-

гозора – очертания могучих Грэмпианских гор, замыкаю-

щих с севера этот восхитительный ландшафт. Новая дорога

– в общем, нельзя не признать, значительно улучшившая

сообщение – проходит стороной, открывая описанный

здесь великолепный вид не так неожиданно: он предстает

взору по частям, но, впрочем, это зрелище, даже если мы

приближаемся к месту постепенно, остается на редкость

красивым. Еще сохранилась, кажется, тропа, ведущая к

Вратам Судьи, так что путешественник, сойдя с коня или

выйдя из кареты и пройдя несколько сот ярдов пешком,

может сравнить подлинную картину с тем эскизом, кото-

рый мы здесь попытались набросать. Но мы не властны

передать (как и он не почувствовал бы) всю прелесть, ка-

кую сообщает удовольствию неожиданность, если чудес-

ный вид возникнет перед путником внезапно, в минуту,

когда он никак не ожидал чего-либо подобного, никогда не

изведал бы он того, что довелось испытать вашему по-

корному слуге, Кристелу Крофтэнгри, когда он впервые

увидел несравненное это зрелище.

К восторгу, охватившему меня, примешивалось еще и

ребяческое удивление, ибо мне было тогда не более пят-

надцати лет, к тому же мне впервые разрешили отпра-

виться так далеко на моем пони, так что мой восторг уси-

ливало еще и волнующее сознание независимости, не чу-

ждое некоторой тревоге, которую даже самый самонаде-

янный мальчик невольно почувствует, когда впервые

должен будет положиться на собственное разумение.

Помню, сам того не ожидая, я осадил лошадку и жадно

смотрел на открывшийся вид, точно боясь, что его снимут,

как театральную декорацию, прежде чем я успею ясно

разглядеть его во всех подробностях или увериться, что

любуюсь им наяву. Свыше пятидесяти лет протекло с той

поры, но неповторимая эта картина запечатлелась в моем

уме и остается живой и яркой, когда многое из того, что

повлияло на мою судьбу, безвозвратно ушло из памяти.

Вот почему, осмелившись занять внимание читателей

развлекательной хроникой, я решил открыть ее рассказом,

связанным с местностью, так поразившей некогда мое

детское воображение. Быть может, я при этом цепляюсь за

надежду, что самый пейзаж своим благотворным воздей-

ствием вознаградит читателя за недочеты моего письма.

Так иная дама воображает, что изящный фарфоровый

сервиз придает «букет» посредственному чаю4.

Я задумал начать с поры куда более ранней, чем та,

когда происходили примечательные исторические собы-

тия, упоминавшиеся мною выше, – ибо все, о чем пред-

стоит мне поведать, свершилось в последние годы четыр-

надцатого столетия, когда скипетр Шотландии держал в

благородной, но слабой руке Джон Стюарт, принявший

при вступлении на престол имя Роберта III.

ГЛАВА II

Пастушки губы – бархата нежней*

Не барыня – а та же сладость в ней.

Если Перт, как мы отметили, по праву гордится красо-

тами природы, то никогда он не был обделен и другого

рода красотою, более притягательной, хоть и не столь

долговечной.

Прозываться «Прекрасной девой Перта» означало во

все времена высокое отличие, и нужно было обладать по-

истине замечательной красотой, чтобы заслужить его в

4 Кристел Крофтэнгри выразил здесь свои чувства, близкие к тем, что испытал я

сам, насколько я их помню по прошествии долгих лет. В ряде писем из Пертшира мне

сообщают, что я допустил кое какие мелкие погрешности в именах собственных. Но,

несомненно, общее впечатление от долины Тэя и древнего города Перта, поднимающего

свою седую голову среди тучных пастбищ над сверкающими водами величавой шот-

ландской реки, остается по прежнему столь ярким, что оно оправдало бы и более пла-

менные выражения, нежели те, какие нашлись у мистера Крофтэнгри – Август 1831 г.

городе, где столько девушек могли притязать на эту за-

видную честь. А в феодальную эпоху, к которой ныне мы

хотим привлечь внимание читателя, женская красота це-

нилась куда больше, чем впоследствии, когда идеи ры-

царства стали угасать. У древних рыцарей любовь к жен-

щине была своего рода дозволенным идолопоклонством, с

которым могла сравниться страстностью только любовь к

небесам, да и то лишь в теории, так как на деле любовь к

женщине почти неизменно брала верх. Имя бога и пре-

красной дамы сердца запросто призывалось одним дыха-

нием, и служение прекрасному полу вменялось в обязан-

ность жаждущим посвящения в рыцари так же непреложно,

как и благочестие. В те времена власть красоты была почти

безгранична. Она могла уравнять со знатным вельможей

девушку простого звания.

Незадолго до воцарения Роберта III, при его предше-

ственнике, одна лишь красота позволила особе низкого

рождения и сомнительной нравственности разделить с

королем шотландский престол. И многие другие женщины,

менее ловкие или не столь удачливые, начав свой жиз-

ненный путь наложницами, достигали высокого положе-

ния, – что допускалось и оправдывалось нравами тех вре-