хваткой, мощной, как тиски, для силача кузнеца было де-

лом одного мгновения. Конахар почувствовал себя сразу в

полной власти грозного противника, которого сам же рас-

палил. Только что пунцово-красный, он смертельно по-

бледнел и стоял, онемев от стыда и страха, пока Смит, не-

сколько ослабив хватку, не сказал спокойно:

– Твое счастье, что ты не можешь меня рассердить: ты

еще мальчик, а я – взрослый мужчина и не должен был тебя

раззадоривать. Но пусть это послужит тебе предостере-

жением.

Конахар хотел было ответить, но смолчал и вышел вон

из комнаты, прежде чем Саймон опомнился настолько, что

мог заговорить. Дороти металась туда-сюда, хлопоча с

притираниями и целебными травами. Кэтрин, едва увидев

проступившую кровь, потеряла сознание.

– Я пойду, отец Саймон, – мрачно сказал Генри Смит. –

Мне бы угадать наперед, что опять, по злому счастью мо-

ему, за мною притащатся брань и кровопролитие, когда я

хотел бы внести в этот дом только мир и счастье. Не бес-

покойтесь обо мне – посмотрите на бедную Кэтрин: драка

напугала ее чуть не до смерти, и все по моей вине.

– По твоей вине, сынок?.. Виноват этот горец-катеран10,

будь он трижды проклят! Но завтра же он вернется в свои

лощины, или придется ему познакомиться с нашей перт-

ской тюрьмой. Покуситься па жизнь гостя в доме своего

хозяина! Это разрывает между нами все узы… Дай мне,

однако, взглянуть на твою рану.

– Кэтрин! – повторил оружейник. – Взгляните на Кэт-

рин!

– О ней позаботится Дороти, – сказал Саймон. – Не-

ожиданность и страх не убивают насмерть. Иное дело –

кинжал или нож. И если она – моя дочь по крови, ты, до-

рогой Генри, сын моего сердца. Дай мне осмотреть рану.

Скин-окл11 – зловредное оружие в руке горца.

– Для меня он значит не больше, чем коготь дикой

кошки, – сказал оружейник, – и сейчас, когда на щеки

Кэтрин вернулся румянец, я и сам, увидите, мигом по-

правлюсь.

Он прошел в угол, где висело маленькое зеркальце, и,

быстро вынув из кошелька немного корпии, приложил ее к

порезу. Когда он, расстегнув кожаную куртку, обнажил

шею и плечи, их мужественная мускулистая лепка удивила

бы хоть кого, но еще неожиданней показалась нежность

кожи, разительно белой там, где она не загрубела, как на

10 Катеранами, или разбойниками, обычно называют кельтов в местностях, по-

граничных с землями сассенахов Красивое озеро Тросам: получило, говорят, свое на-

звание благодаря обычаям, принятым среди обитателей его берегов.

11 то есть «нож под мышкой» – стилет шотландского горца.

лице и руках, под ветром и солнцем или под жарким ды-

ханием горна. Быстро остановил он корпией кровь и, смыв

водой все прочие следы схватки, снова застегнул свою

куртку и вернулся к столу, за которым, все еще дрожа, си-

дела Кэтрин, бледная, но уже оправившаяся после обмо-

рока.

– Простите ли вы меня за то, что я, едва воротился до-

мой, тотчас нанес вам обиду? Мальчишка глупо сделал,

раздразнив меня, но я оказался еще глупее, дав раззадорить

себя такому, как он. Ваш отец не бранит меня, Кэтрин,

может быть, и вы меня простите?

– Я не вольна прощать, – отвечала Кэтрин, – там, где не

вправе обижаться. Если моему отцу угодно превращать

свой дом в место ночных свар, я, хочешь не хочешь,

должна при них присутствовать. Может быть, дурно с моей

стороны, что я лишилась чувств и тем как будто помешала

продолжению схватки. В свое оправдание могу сослаться

лишь на то, что совсем не переношу вида крови.

– Так вот как ты встречаешь моего друга после долгого

отсутствия! – рассердился ее отец. – Друга, сказал я? Нет,

моего сына! Его едва не зарезал человек, которого я завтра

же прогоню из нашего дома, а ты разговариваешь с ним

так, точно он провинился, когда отшвырнул от себя змею,

норовившую его ужалить!

– Я не берусь, отец, – возразила девушка, – рассудить,

кто прав и кто виноват в этой драке. Я даже не сумела ра-

зобрать, кто напал, а кто защищался. Но, конечно, наш друг

мастер Генри не станет отрицать, что он только и дышит

борьбою, кровью и ссорами. Он не может слышать о дру-

гом оружейнике, не ревнуя его к своей доброй славе, и

должен непременно подвергнуть его доблесть испытанию.

А когда видит драку, непременно должен в нее вмешаться.

Если перед ним друзья, он с ними дерется из любви и ради

чести, если враги – из ненависти и ради мести. А если не

друзья и не враги, он с ними дерется потому, что они ока-

зались на том или на этом берегу реки. Дни его жизни – дни

битвы, а по ночам он, верно, повторяет свои подвиги во

сне.

– Дочка, – сказал Саймон, – ты слишком бойка на язык!

Споры и драки – мужское дело, не женское, и не пристало

девице думать или говорить о них.

– Но если мы против воли становимся их свидетель-

ницами, – возразила Кэтрин, – трудно ждать от нас, чтобы

мы думали и говорили о чем-нибудь другом. Я поручусь

вам, отец, что этот доблестный горожанин из Перта – чуть

ли не самый добрый человек из всех, кто проживает в

стенах нашего города, что он скорее согласится сделать

крюк в сто ярдов, чем наступит на червя, что умышленно

убить паука ему так противно, как если бы он, кузнец, был

родичем светлой памяти короля Роберта* 12 , что перед

своим путешествием он подрался в последний раз с че-

тырьмя мясниками, которые хотели зарубить несчастную

дворнягу, в чем-то провинившуюся на бойне, и сам едва

избежал той участи, какая угрожала псу. Я поручусь к тому

12 Читателям Барбора* хорошо знакома история о том, как Брюс в трудную пору

своей жизни наблюдал однажды за повисшим близ его кровати пауком, который упорно

повторял безуспешную попытку укрепить обрывающуюся нить паутины и в конце кон-

цов добился своего, и как Брюс усмотрел в этом доброе предзнаменование, поощрявшее

его неотступно идти к своей цели, несмотря на все превратности судьбы. Впоследствии

для каждого, кто носил имя Брюса или в чьих жилах текла кровь короля Роберта Доброго,

обидеть паука считалось гнусным преступлением. (Прим. автора.)

же, что никогда бедняк не пройдет мимо дома богатого

оружейника, не получив еды и подаяния. Но что в том

проку, если его меч плодит столько же голодных вдов и

сирот, сколько их одаривает его кошелек?

– Да нет же, Кэтрин, послушай сперва, что скажет тебе

отец, а потам обрушивайся на моего друга с упреками,

которые звучат как будто бы разумно, но на деле не вя-

жутся ни с чем, что творится вокруг нас. На что же, –

продолжал Гловер, – съезжаются смотреть король со всем

своим двором, и наши рыцари и дамы, и даже сами наши

аббаты, монахи и священники? Не на то ли, как будут

вершиться перед ними доблестные бои храбрых рыцарей

на арене турнира? И разве не оружием и кровопролитием

добываются там честь и слава? Чем же то, что творит в

своем кругу наш добрый Генри Гоу, отлично от деяний

этих гордых рыцарей? Слышал ли кто, чтобы он когда-либо

употреблял во зло свое искусство и силу – чинил бы ко-

му-либо вред, угнетал бы кого? И кто не знает, как часто

применял он их в защиту правого дела и на пользу родному

городу? И не должна ли ты мнить себя отмеченной славой

и почетом, когда тебе, из всех женщин, отдано такое сердце

и такая сильная рука? Чем самые высокородные дамы

гордятся превыше всего, если не отвагой своих рыцарей? И