Умрихин оттянул дверную ручку и всем телом навалился на дверь. Он выпал на мокрый асфальт. По глазам его без остановки полосовал свет фар проплывающих мимо машин.
Рядом с ним лицом вниз неподвижно лежал человек в почерневшей от воды форме. Умрихин с трудом развернул тело. Это был тот самый Савва, которого представлял Даренко. Рот Саввы был открыт, и Умрихину показалось, что он еще жив и хочет напиться дождевыми каплями. В двух шагах от Саввы лежала туша даренковского шофера, которая корежилась судорогах и тихо сквозь зубы издавала нутряное рычание.
Умрихин поднялся, совсем не чувствуя ног, и поплеся к майбаху, который развернуло посреди дороги.
Рядом притормозила какая-то машина, кто-то даже вышел, но, увидев в руке Умрихина пистолет, поспешил смыться от греха подальше, обдав Умрихина густыми брызгами.
Даренко стоял, опершись правой рукой о капот майбаха и левой растирая грудь.
– А, это ты, – тяжело дыша, сказал Даренко, когда Умрихин подошел и направил на него пистолет.
– Да брось ты эту пукалку. И без нее хуево. Уфф.
Умрихин хотел сказать – Ольга, но из горла выходило только сиплое:
– Оааа….
– Молодец, Андрей… Я в тебя верил… И с домами с этими… Так ты и не допер до главного… Тебе такую мощь дали …
Даренко отвернулся и посмотрел вдаль, как будто прикидывал путь отступления, туда, где дорога растворялась в темном облаке дождя. Он повернулся к Умрихину спиной и медленно пошел вперед, схватившись за левую грудь.
Умрихин, шел за ним как старик, тяжело перебирая ногами.
– Еее оаааа, – сказал он.
Даренко кидал фразы через левое плечо:
– Но ты все равно молодец… Хоть и головой того… Поверил – сделал… Остальное – пропади оно пропадом… Молодец, мужик…
Шаг – и на спину Умрихина падал мешок, другой – еще сверху. От усталости и опухшего горла он уже не мог произнести ни слова, просто мычал.
– Тебе твои нужны… Так тут-то все просто, Андрей… Пистолет есть… Прям в голову себе стреляй, так надежнее… И будет великое воссоединение… Как тебе способ… Я правда, в сказки не верю… А тебе в самый раз… Ты еще тот сказочник… Только в меня стрелять не надо… Я как-нибудь сам, у меня ж в сердце жучок электронный… Подыхает жучок…
Умрихин сделал усилие, дотянулся до его плеча и развернул Даренко лицом к себе.
– Ну? Что тебе еще нужно…
Даренко обхватил его затылок дрожащей ладонью:
– Рассказать, как они туда попали… Так, я Андрюша, не психтерапевт… Я придумывать ничего не буду… Я ж привык в лоб правду-матку… Оно тебе надо…
Даренко уставился тусклыми глазами в переносицу Умрихина.
– Хорошо, проведем сеанс восстановления памяти… Для умалишенных… Бесплатно… Вспоминай. Двадцать первое сентября прошлого года. Есть контакт… Вы поехали втроем в аквапарк… Рухнула крыша… Потом что было?
Умрихин молчал. Из дрожащих губ текла красная струйка, смешиваясь с дождевыми каплями. За его спиной слышался вой сирен.
– Потом ты узнал, что они погибли… Потом ты закрылся в своей квартире на три месяца…. Ты даже на кладбище не появился… Потом вылез из берлоги… И началась, мать ее, легенда о великом курьере… Ну, закрутились шарики? Вспоминаешь? Или еще раз повторить?
Умрихин потянул пальцем спусковой крючок. Пистолет дернуло в бок и вверх.
Даренко схватился за ствол пистолета, как будто хотел нацелить его точно в живот.
Умрихин снова выстрелил.
Даренко осел на колени.
– Все правильно, Андрей… Все правильно….
Даренко зашатался, его завалило вперед, но он успел подставить руку и упереться в асфальт.
Даренко не мог оторваться от того, что надвигалось за спиной Умрихина. Он улыбался и что-то нашептывал себе под нос. Наверное, то, что он никогда не сомневался и всегда верил. Он видел как неведомая сила, накатывая волной, один за одним погребает под облаками пыли бизнес-центры, магазины, рестораны, гостиницы, жилые дома. Еще немного, и, может быть, он сможет продержаться и оказаться в этой волне до того, как остановится сердце.
Дождь измельчает, дорогу накроет туман, туман сольется с серым утренним небом, мимо будут проноситься взбесившиеся машины, заглохнет вой сирен за спиной, и Умрихин увидит перед собой две фигуры – женщины и ребенка.
Он узнает их, обнимет Ольгу, прижмет к себе Сашу.
Он будет мычать и хрипеть, стараясь выговорить внятные слова, а когда откажут связки, он, еще крепче обнимет Ольгу, и одними губами будет без конца что-то повторять.
Наверное, то, что теперь все будет по-другому.