Поднявшись, он пошел в маленький кубрик и налил себе чашку кофе, благодаря судьбу, что искусственная гравитация тоже работала. Он не любил невесомость.

Поставив чашку с кофе на стол, он подошел к перегрузочному креслу, на котором лежала Наха. Ее грудь спокойно поднималась и опускалась — она крепко спала. Даже без волос, которые состриг автомедик, даже с пластикожей, которая покрывала ее голову, она была красива. Он, наверное даже, предложит ей свадебный контракт, если они когда‑нибудь вернуться домой. Очень может быть.

Вернувшись к столу и отхлебнув кофе, Хайбек решил, что сделал почти все, что мог, используя логарифмическую линейку. Если его расчеты не верны сейчас, то уже не будут верны никогда. Он просто должен попробовать.

Надев скафандр, он покинул кабину экипажа, отправился в безвоздушный машинный отсек и занялся настройкой сверхсветового двигателя. Раньше этой работой занимался компьютер, а теперь все приходилось делать вручную.

Прошло полчаса, прежде, чем он был удовлетворен показаниями индикаторов набора мощности на пульте ручного управления сверхсветовым двигателем. Он вернулся в кабину, поцеловал спящую Наху и уселся в кресло пилота.

— Ну, приятель, — сказал он себе, глядя на показания приборов перед собой, — Ты действительно знаешь, что ты делаешь? Если нет, то об этом никто не узнает за сто световых лет вокруг Короче, поехали!

Он начал посылать растущий энергетический потенциал в конверторы, глядя, как лампочки на пульте одна за одной оживают, показывая, что все системы (точнее большинство из них) находятся в состоянии готовности.

Наконец, чувствуя на своих ладонях холодный пот, Хайбек облокотился о спинку кресла, положил палец на пусковую кнопку и в тысячный раз понадеялся, что его расчеты были верны., что корабль направлен в сторону Паладины.

Он нажал на кнопку.

Вселенная исчезла, а затем появилась вновь.

Маленький корабль–скаут вышел в нормальное пространство–время в ста семи километрах от своей первоначальной позиции.

Вот, так, малышка!

Звездолет исчезал и появлялся вновь все быстрей и быстрей, покрывая по сто семь километров за каждый прыжок, пока не приблизился и не перекрыл скорость, с которой двигается свет в нормальной Вселенной.

“Боже, я надеюсь, что лечу в правильном направлении, — думал Хайбек, ощущая что‑то неприятное в желудке, и на ходу регулируя и поправляя работу компонентов сверхсветового двигателя. — Я надеюсь, Боже!”

29

— Но, черт возьми! Почему это должно было случиться! — со злостью в голосе спросил Абсолом Брейсер, разъезжая взад и вперед по небольшому пространству своего отсека.

— Ты знал, что это произойдет, — тихо сказал Даниэль Максел.

— Знал? — Брейсер остановился и посмотрел на нового капитана “Йово Джима”. — Я не знал об этом, Дан. Я этого боялся, но не знал об этом.

— Разве существует какая‑то разница?

— Я боюсь многого, но, черт возьми, это не означает, что все это должно произойти.

— Хорошо, — согласился Максел. — Давай не будем обсуждать значения слов.

Губы Брейсера скривились в подобии улыбки.

— Между тем, ты почти что прав, — сказал Брейсер несколькими секундами позже. — Я должен был предвидеть, что это рано или поздно произойдет. Я боялся этого, поэтому должен был быть готов.

— Ты знал как все относятся к задержке здесь, — сказал Максел. — Даже Мидавар в некотором смысле против этого.

— И Роджер тоже, — признался Брейсер.

— Я догадывался об этом, — Максел помолчал немного. — И, все же, вы не можете обвинять себя. Девинс знал, чем он рискует, когда согласился.

Брейсер кивнул (точнее, сделал движение, отдаленно напоминающее кивок).

— Он обязан был быть более осторожным, вот и все, — продолжал Максел.

— Да, обязан, — согласился Брейсер, сознавая все же, что в этом была его вина. Он был теперь адмиралом, а, значит, в той или иной мере, ответственным за все на своих кораблях.

— Ведь, это все равно не поможет, правильно? — спросил Максел.

— Нисколечко не поможет, Дан.

Брейсер опять принялся кататься взад и вперед по комнате, чувствуя мягкость пластикового коврового покрытия под своими гусеницами. Максел поднял стакан бренди, стоящий перед ним на столе, и принялся разглядывать его на свет, как бы пытаясь что‑то отыскать в прозрачной глубине жидкости.

— Ты сделаешь из меня алкоголика, — пошутил Максел, когда пауза затянулась.

— Сомневаюсь, Дан. Не так много осталось. Еще одна бутылка кроме этой.

— Еще много, — отсутствующим тоном произнес Максел.

Снова воцарилась тишина. Брейсер катался по комнате, а Максел не торопясь потягивал жидкость из своего стакана.

— Дан, а если прокрутить все назад? Я имею в виду, если перевести часы на неделю назад и нам всем снова предстояло бы сделать решение Та бы поддержал меня, зная то, что ты знаешь теперь?

— Ты задаешь очень неудобный вопрос, адмирал.

— Я знаю.

В комнате, в который уже раз, воцарилось молчание.

— Да, — тихо произнес Максел, — поддержал бы. Поступил бы точно так же, как раньше.

— Что ты имеешь в виду, Дан? Ты даешь мне моральную поддержку? — он вспомнил как недавно просил моральной поддержки и, как Роджер отказал ему в ней. Может быть, Роджер был прав. Эмоционально он не был связан такими вещами. Его задача — математический обсчет ситуации.

“К тому же, — подумал Брейсер, со смущением вспоминая их разговор, — Роджер сам сказал, что не является настоящим человеком, и что в его мозг заложена невозможность подсказки капитану, или теперь адмиралу, что и как ему нужно делать. Он мог лишь отвечать на вопросы, выполнять приказы, считать и программировать. Возможно, земные психологи били правы. Может быть, Роджер, по–своему, был столь же ограничен психологически, как Брейсер физически. Возможно, что даже такой калека, как Брейсер видел вещи в более широком эмоциональном спектре, чем холодный, расчетливый, логический ум Роджера. Вполне возможно”.

— Пожалуй, можно сказать и так, — ответил Максел. — Я согласен с тобой потому, что считаю, что ты прав. Я до сих пор так считаю. Мы не можем ставить под удар сверхсветовую связь. Мы все это знаем, хотя порой и боимся признаться себе в этом.

— Спасибо, Дан.

— Я не нуждаюсь в благодарности за то, что делаю подчиняясь своему долгу.

— Я знаю. За это и благодарю.

Брейсер зажег сигарету, вдохнул дым и с завистью посмотрел на Бренди, которое пил Максел, сожалея о том, что доктора не позаботились о том, чтобы дать ему более выносливые внутренности.

— Ты родом с Креона, Дан? — спросил он. Это был риторический вопрос. Брейсер прекрасно знал откуда Максел был родом.

Максел, тем не менее, ответил.

— Да, моя семья жила в окрестностях Ринегарта.

— Зимние Холмы.

Максел кивнул.

— Красивая страна, — сказал Брейсер. — Когда я был еще рядовым, до того, как началась эта проклятая война, мой корабль поставили на ремонт в Маршак. Это был старый патрульный корабль “Фридрих Барбаросса”, — он помолчал. — Я слышал, что он пропал при Салиенте. Уничтожен. Может, захвачен. Надеюсь, что нет. Надеюсь, джиллы не наложили свои лапы на его команду. Так, никто и не знает, что же с ним случилось.

Он опять принялся кататься по комнате, как будто и не останавливался.

— Так вот, у меня был очередной недельный отпуск, поэтому я со своим приятелем (кажется, это был лейтенант по имени Таллу с Константайна) и пара девушек из команды отправились в поход в холмы в окрестностях Бальдрока. На своем пути мы проходили через Ринегарт, проведя там несколько часов в маленьком баре. Я не помню его названия. Но Ринегарт, насколько я помню, показался мне приятным городком.

— Я любил его, — сказал Максел, витая где‑то в своих воспоминаниях.

Брейсер вспомнил девушек. Их звали Джудит и Пата, обе были сестрами с Карстаирса — сестрами, если следовать семейным отношениям, существующим на Карстаирсе. Сначала Брейсер взял себе в пару Джудит, а Таллу Пату, но потом они поменялись и остаток отпуска Пата спала в спальном мешке Брейсера, мягкая, теплая и желанная. Она была маленькой и темноволосой, как Эдей Цианта, как Донна. Она была, как Донна. Он вспомнил с улыбкой, что в Донне его в первый раз привлекла именно схожесть с Патой.