В описанном выше процессе заключается в то же время основной фактор в образовании восприятий:, в выделении сначала численного единого, затем в прохождении ряда и, наконец, в объединении в одно целое, т. е. в единство, состоящее из единств; этот метод повторяется неограниченное число раз и находит себе применение на все более и более высоких ступенях таким образом, что то, что, с одной стороны, было целым, составленным из частей, с другой стороны – само становится частью более обширного целого. По этому методу совершается временное и пространственное упорядочение многообразия чувственных представлений, ощущений в целое, а именно в представление, а таких цельных представлений, в свою очередь, в более высокое целое. На этом покоится всякое представление количества, оно является, таким образом, самым внешним, но именно потому и самым ясным и общим методом, который понимающее сознание может и необходимо должно применять ко всему, что только существует в мире интеллекта. Но тот же закон имеет силу и для восприятия качества с тем только отличием, что то, что в количестве было чисто внешним периферическим охватыванием, здесь становится внутренним центральным объединением, которое логически представляется как непрерывность «рода». Нумерически единичному в количестве – в качестве соответствует единичность, т. е. взятое в единичной определенности свойство, например, определенный цвет, высота тона и т. д.; количественному сложению в множество соответствует качественное сравнение, которое есть также различение и сличение в пределах одного ряда; соединению во внешнем целом – внутреннее соединение в высшем качественном единстве, соединение многообразного в единообразном, тожественностей в заключающей их в себе, более первоначальной тожественности, например, различных цветов – в цвете вообще, различных высот тона – в высоте тона вообще, одним словом, видов – в роде. Существенную разницу Кант правильно нашел в том, что в количестве высшее единство мыслится как происходящее из многообразного, в качестве же, наоборот, – как предшествующее ему, как логически лежащее в его основании и, следовательно, как источник многообразного.

Количество и качество, счет и сравнение суть, таким образом, два самых основных вида отношений; как таковые они хорошо известны формальной логике – именно под названиями объема и содержания понятий. Трехчленный период тоже известен как ход индукции (от единичного через ряд отдельных случаев к общему закону) и определения (посредством рода и видовых отличий, где наши три ступени явно заключены в роде, в различении ряда видов и в самом отдельном виде). Дальнейшее уже будет не просто синтезом, но синтезом синтезов, т. е. это будут не простые отношения, но отношения между отношениями; сюда относится, например, тот вид связи, который Кант обозначил именем категорий отношения и который определеннее он называет динамической связью; эта связь вообще может быть обозначена как отношение обусловливания. Наиболее известным ее видом служит причинная связь; Кант различает три вида отношений – субстанциальность, причинность и взаимодействие. На эту неизменную трехчленность, которую Кант проводит в каждом из четырех отделов своих категорий, угодно было смотреть, как на чисто внешнее ухищрение; на самом деле она имеет необходимое основание во всеобщем законе синтеза. Если категории суть основные виды синтеза, т. е. отношения многообразного к единству, в мысли, то всеобщий закон синтеза, закон отношения к единству в мышлении вообще, должен возвращаться всюду в существенно однородном виде. В каждом из своих основных направлений мышление нуждается прежде всего в каком-нибудь первом толчке, как своем исходном пункте, затем в правиле дальнейшего движения: такое правило может в своей общей и необходимой форме получиться только благодаря тому, что одни и те же акты повторяются неопределенное число раз и между этими повторяющимися актами устанавливаются отношения, которые, в свою очередь, должны повторяться; наконец, последним является завершение, хотя бы относительное, такого рода: в нем как бы подведены итоги и хранится все до сих пор добытое достояние познания. Таким образом, мышление всякий раз достигает точки опоры, но она не служит остановкой, а сама становится исходной точкой для нового, подобного предыдущему, движения. Так получаются ряды и ряды из рядов, и в возможности нет конца этому движению, потому что каждый достигнутый конечный пункт может и должен стать новым началом для нового порядка рядов. Эту необходимую трехчленность «метода» Кант не открыл, не говоря уже о том, что он не изобрел ее: он только глубже проник в ее основание и тем самым в необходимость ее постоянного возвращения во всяком познавательном процессе какого бы то ни было рода, потому что всякое познание без исключения состоит в производстве синтеза. Во всяком случае, нелогично определять познание вообще как синтез и в то же время не признавать необходимости всеобщего господства этой закономерности, которая и есть только закономерность синтеза вообще.

Особенное внимание обратил также Кант на необходимое движение познающей мысли в цельных замкнутых областях познания – науках, весьма убедительно применив к ним закон трехчленности метода в своих «регулятивных принципах», которые он называет принципами однородности, спецификации и сродства. Дело в том, что всякое познание стремится, во-первых, к единству принципов, а во-вторых, к полному соблюдению всех различий, но для того, чтобы было возможно выполнить первое требование в соединении со вторым, в-третьих, установить всеобщую непрерывную связь, посредством которой всегда осуществляется высшее, более центральное, соединение. Эта последовательность ступеней ближе всего соответствует качественному синтезу; только целью здесь является не познание единичного предмета, а построение связи познаний в целую науку и последовательное развитие таких связей. Но не только для развития наук имеет силу этот закон, но и для какого угодно вообще развития. Само слово «развитие» есть только краткое выражение для той общей постепенности синтеза, в которой строится всякое познание, а вместе с тем и всякий предмет познания. Если поэтому развитие по праву считается принципом новейшей науки, то не следует только забывать, что это есть принцип логический и что всеобщая необходимость, которую ему приписывают, может быть доказана только в системе логических принципов. Г. Спенсер, типичный философ развития и в то же время единственный, который был до некоторой степени внимателен к логическому смыслу и основанию своего принципа, объясняет понятие развития так, как будто он его вычитал из кантовских регулятивных принципов (на самом деле он их, по-видимому, не знал), а именно как понятие прогресса от разъединенной однородности к объединенной разнородности, и если мы спросим его об обосновании этого положения, то увидим, что он совершенно ясно строит его на априорной и притом именно логической основе. Он основывает свое положение на принципе, который должен служить «возможно большему объединению познания»; это значит, другими словами, что его обоснование фактически опирается не на что другое, как на регулятивные принципы Канта, которые не подчинены спенсеровскому закону развития, но, наоборот, господствуют над ним. Такого рода принципы не могут быть опытными положениями – нет, они принадлежат к той азбуке, при помощи которой мы, по прекрасному сравнению Канта, только и можем разобрать по складам явления так, чтобы прочесть их как опыт, т. е. к тем логическим основам, благодаря которым только и «делается возможным» опыт.

Но благодаря этому эти основы необходимо распространяются на все, что так или иначе может стать предметом нашего познания, будь то в виде конститутивных или хотя бы регулятивных принципов; они распространяются на теоретическую науку точно так же, как и на всякого рода технику, на технику природы и на технику социальную – на всю область практического познания, на развитие хозяйства и права и даже религии, литературы и искусства, на каждую сферу духовной жизни человека, а следовательно, на историю человечества во всех смыслах. Мы попытались развить это в самых общих чертах в § 18 «Социальной педагогики», но потребовалось бы, конечно, гораздо более обширное изложение для того, чтобы убедительно доказать всеобщую применимость нашего принципа. Поэтому здесь может быть только высказано в виде простого утверждения, что в этом принципе мы владеем абсолютно всеобщим законом, который управляет образованием в человеческом духе миров-объектов, а значит, и образованием самого человеческого духа в каждом из его многообразных направлений и, следовательно, должен быть пригодным к тому, чтобы организовать преподавание и воспитание вообще, в целом и в частностях.