Yours – John Wain [41] .

Со стариканом Уэйном, бодрым и умным, я познакомился весной на герпетологическом конгрессе в Португалии, когда мне пришлось делать не только два собственных доклада, но и еще три на самые разные темы – за московских коллег, которые по тем или иным причинам прибыть не смогли, в основном – из-за нехватки денег. Ездили мы тогда вместе в какие-то знаменитые пещеры в Лузитании, ползали там в сырой темноте, ловили лузитанскую золотисто-полосатую саламандру. Уэйн понравился мне. Саламандр мы ловили дружно и весело. И я знал, что он ко мне проникся. Но не понял, насколько это серьезно. Что ж, теперь у меня есть Вергилия. И деньги есть. Те самые, баночные. На переезд и на первое время хватит. А вот лаборатории у меня больше нет. Здесь, на родине, нет.

Документ Word (без номера)

Я не боюсь замкнутого пространства. Но и не люблю его. Даже если оно перемещается – по земле, по воздуху, по воде. Я люблю идти по дороге. Ехать верхом или на велосипеде. Куда сама захочу. Чтобы по своей воле остановиться. Свобода – вот как это называется. Мне нужна свобода. И любовь. Такая, когда помыслы свободны, когда можно по своей воле остановиться… повернуть назад… уйти… И – прийти, увидеть, обнять, тоже по своей воле, как сама захочу. Как сердце скажет. Вот чего я хочу. Я, Алиса Фокс, Лисица Венера. «В быту – профессор красноречия»… Не кошка, нет. Кошки только делают вид, что им никто не нужен, а сами не стесняются получать. Только этого и хотят – получать. Свысока, как бы нехотя, требовательно и капризно. А не получат – найдут другого.

Лисы иные. Сильные. Свободные. Верные. Щедрые. Дикие. Хитры, но любимого не обманут. Знают, что другого не найдут. Вот и не ищут.

Кошки часто бывают довольны. Это правило. Лисы же редко бывают счастливы. Мне вот не повезло. И не повезет. Ни-ко-гда. Пора бы понять. Нет, все никак.

А ведь судьба говорит яснее ясного. Заперли на корабле. Запечатали, как в бочке, бросили в море. И не по своей воле, и не по воле волн, ветров и стихий, а по заранее известному пути, кем-то рассчитанному, размеченному и начертанному во времени и в пространстве: вперед – неделя, назад – неделя. Посередине – точка. Центр земли. Полюс. Абсолют. Нет, я знаю – это чистилище. Ни тьма, ни свет.

Чего я жду здесь? Что ждет меня? Случайным все это быть не может. Не зря приносил северный ветер полярную сову в снежном облаке на московский балкон. Не зря она глянула мне в глаза и унеслась назад с аквилоном.

Когда-то у меня была любовь. Как бы любовь. Была, да вся вышла. Как началась предательством, так и кончилась. Белокурый ангел с прозрачными глазами ведь не первый. Предательству четверть века. И длилось, повторяясь. И повторялось, длясь. Пока не очнулась я от этой любви, словно от обморока. Морока. Мрака.

Когда жизнь вдруг брызнула мне в лицо живой любовью. Мучительной. Прекрасной. Страшной. Но настоящей. Открылись мои глаза – и вот я здесь. Как! Опять взаперти! В одиночестве! И живая любовь это велела? А просто не хватило у нее сил, вот и заперла. Замкнула – не освободила. И снова запахло предательством.

И я, покорная, согласилась. Тот же корабль, тот же путь – вот и согласилась. Увижу то, что мой любимый только что видел. Но, конечно, уже без него. Одна, как всегда, одна. Я – и Северный полюс. Смешно! Страшно.Зачем ты со мной так, жизнь? Зачем теперь, так поздно, эта беспощадная белая ясность? Искупить туман пролетевших лет? Такой ты требуешь жертвы? Такой расплаты? Что ж, бери.

Туман и легкая качка. Корабль прошел к утру четыреста миль. Стаи птиц, похожих на чаек, кружат рядом. Варяг говорит, что это моевки, а ледокол они принимают за кита, вот и летят следом. А может, кита принимают за корабль, когда сопровождают кита? Знаток Арктики все мне объясняет. Как хорошо, что он здесь. Рыжий, хитрый…

Он сказал еще одну странную вещь. Очень важную, по-моему. Оказывается, стоит только потерять счет времени – и в полярный день невозможно определить свое место в пространстве. Как просто сбиться с пути.Вот и я – как могла я вчера так думать о своей любви? Единственной: первой и последней. Настоящей. Никуда она меня не запирала – я сама спряталась, скрылась в тесном своем малодушном неверии. Скрылась от света. От свободы. Не выдержала разлуки, отдалась привычной тоске. Нет, Алиса Фокс. Настоящие лисицы так не поступают. Они смелые. И если верят – так верят. До конца. Это не кошки какие-нибудь.

Появилось много толстоклювых птиц. Это кайры. Значит, – говорит варяг, – скоро острова. В 14.30 в густом тумане подошли к мысу Флора на острове Нортбрук. Архипелаг Земля Франца Иосифа. На мысе Флора, говорят, бывают странные встречи. «Вы, вероятно, Нансен?» «А вы, вероятно, Джексон?» – случайно после зимовки на мысе Норвегия повстречались норвежцы и англичане. Экспедиция лейтенанта Седова набрела здесь на двоих из экспедиции Брусилова… Тоже случайно. Может, и мне выйти здесь? Пойти наугад – вдруг встречу свою судьбу? Не могу не встретить…

Очень прозрачная вода. Очень. Гладкая, как зеркало. Это какой-то пролив. Или нет, канал. Да, называется Британский. По нему мы идем на север. Где-то здесь в тумане скрыты скалы Рубини. Кто решил дать это имя знаменитого оперного певца девятнадцатого столетия именно скалам? И именно этим? От них ледокол почему-то повернул назад, на юг. Викинг сказал, что так мы обогнем Землю Георга. В 4 утра мы были у Земли Александры. Она названа в честь Александры – королевы Англии, но все равно я чувствую в этом месте что-то родное. Или особенно чужое? Как естественно, как легко все в этом странном мире переходит в свою противоположность… Поразительно! И какая геометрия: черные трещины на белом льду… Мозаика Снежной Королевы. Откуда мог знать об этом Андерсен? Ясновидец…

Новое утро. Туман. Корабль постепенно приближается к кромке льдов. Иногда среди волн появляются черные капли тюленьих тел – и, мелькнув, исчезают. Рыжий знаток полярных медведей не успокоился, пока не вытащил меня из каюты посмотреть на крупную белую самку с двумя детьми. Ну и что? Просто большой зоопарк.

В начале первого ночи сверкает солнце и серебрится снег. В девять утра снова солнце, ледяные поля, разводья. Потом снова туман, снова ледяные поля со снежницами – так называются лужи на поверхности льда. Боже мой, как он, мой любимый, это вытерпел? Зачем вообще сюда ездят? Здесь все – нечеловеческое. Говорят, Арктика притягивает. И можно даже заболеть Севером – не успокоишься, пока не вернешься. Бедный Кай! Впрочем, его я никогда не жалела. А ведь в глазу у него был осколок зеркала тролля… Но его-то всегда любили. Любила даже Снежная Королева. Бедная маленькая Герда. Нет, счастливая гордая Герда… А вы, сказочник Андерсен, как могли вы быть таким мудрым? Или таким искусным обманщиком? Откуда вы знали, что она победит? Или все было иначе?

И новое утро. И опять вечер. Получила электронку от Ники, он в Алма-Ате после прекрасной поездки в горы. Джунгария, река Или и Заилийский Ала-Тау – жаркое солнце, холодные ручьи. Снега – только в поднебесье, и можно смотреть на них снизу. А можно и не смотреть. Лучше бы он взял меня в экспедицию. Все ему удается, этому Ники. Как-то я видела, как он ловит тритонов. Ловит – это неподходящее слово. Даже не ищет. Просто идет, протягивает руку – в воду или под камень – и берет. Я счастлива, что он горячий человек. И верный. По-настоящему верный, не от слабости и не от трусости. Верный – значит смелый. И свободный. Теперь переедет с девицами на Иссык-Куль. Интересно, откуда у него такие деньги? Заплатил за мой тур – дорого. Повез студенток в экспедицию… Неужели теперь такие гранты? Наверное, ведь не украл же он эти доллары!

Небо почти расчистилось, свет падал откуда-то сбоку, и варяг снова выволок меня на палубу. Ничего особенного не происходило – просто корабль почему-то встал, и медведица с годовалым медвежонком подошли к нам вплотную, а потом стали обходить ледокол по дуге с подветренной стороны. Фотографы так суетились и бегали по правому борту, что было ясно: ничего интереснее, чем медведи, в поездке уже не будет.